Поезд. Бремя танцора

Внезапно в эту прекрасную идиллию ворвалось лицо Жени, ухмыляющееся, наглое и жестокое.

Он плясал, как тогда, на сцене, вместе со всеми, и его танец выглядел как оскорбление. Потом Женя побежал, все время оглядываясь, и Коля отчётливо понял, что ему предлагают погоню, и что в этой игре под названием «охота» в живых останется кто-то один.

Коле снится, что Лариса приходит на репетицию, румяная, немного пополневшая за время своего отсутствия, какая-то вся живая и оптимистичная. «Ребята, – говорит она. – Не надо дергаться и выяснять. Мне уже сказали, что Лео был в депрессии. В общем, это просто самоубийство. Это бывает. Будет лучше, если мы не будем грустить, а будем работать, работать, работать».

С тебя бы скульптуру Мухиной лепить, нервно думает Коля. Разве мог Лео на это пойти? Разве мог он нас так предать? Что же ты такая идиотка. Коля чувствует, что злится на Ларису все сильнее и бесповоротнее.

– Плюнуть на вас хочется, дуры!

Коля выбегает из дома культуры, ветер врывается в его легкие, распирает его грудную клетку отчаяньем и безысходностью. Но снова и неотвязно приходит мысль, что нужно продолжить погоню, убить этого подонка, который это все и организовал. После этой мысли на Колино сознание наползает что-то смутное, напоминающее тени каких-то людей, безмолвно открывающих рот и пытающихся что-то прокричать ему, жестикулирующих и зовущих.

– Олеся…– произносит Коля и просыпается.

Во сне температура спала, и сейчас подушка промокла от беспорядочно разметавшихся волос.

– Очнулся, что ли? – ласково спросил Рафик, удивившись своей нежности.

– Да…

– Ну ты боец, метался, метался… Олеся – это кто?

– Что? Олеся? – Коля скорчил гримасу, будто провели по незаживающей ране по голове. – Это, наверное, Стаценко. Последний раз я видел Женю у неё.

– Послушай, мы ведь с тобой обо всем договорились. В детективов больше не играем. Лечимся. Кстати, звонил Корсуков.

– Ну и?

– Пока не нашли. Но есть подвижки. Я уже понял, что он боится сглазить. Пусть ищут. А тебе нужно выздоравливать.

– Что ты со мной, как с маленьким? Я почти здоров! – Коля вскочил с кровати и медленно сел обратно.

– Послушай, давай я у тебя буду мамой. Кстати, она звонила, я ей сказал, что у тебя температура. Хотела приехать, но я остановил.

– Долго мы здесь ещё будем торчать?

– Знаешь, я тоже сначала нервничал на эту тему. Неожиданно вошел во вкус. По телефону можно быть в курсе всего, а здесь уютно, спокойно, нет суеты и машин. Вот так и живут буржуа на своих отдаленных виллах. Красота.

– Красота, которая спасет мир. Сам-то ты в это веришь? Судя по нашим спорам – не очень.

– Коля, ты ещё такой молодой, ты ещё можешь мечтать, и это прекрасно. Мы немного другие, потрепанные жизнью. В сущности, у человека всегда остается один и тот же потенциал – что в двадцать лет, что в сорок. Только в двадцать тратить свои таланты проще – и мы разбрасываем их направо и налево, а в сорок пытаемся что-нибудь продать подороже, либо себе оставить, как воспоминание. В общем, осторожничаем. Знаешь, когда я Леню потерял, я понял, что он мне дал. Я сначала не понимал, что он, собственно, делает – мне это нужно было сформулировать, разложить по полочкам. Мы ссорились. Из-за этого. Он мне – я так чувствую, ощущаю, движение рождается из колебаний в пространстве. А я ему – как, объясни, чёрт возьми, как это повторить, опиши доступными словами, и нет-нет, да и брякну – вот помрешь, никто и не узнает, и повторить не сможет.

– Что-то ты расчувствовался, на тебя не похоже, – усмехнулся Коля.

– Я понимаю… Ты его знал с другой стороны.

– Нет, ты все правильно рассказываешь. Я прямо вижу, как вы спорите.

– Ладно, отдыхай. Будем надеяться, что пойдешь на поправку. На вот, выпей, чтобы спать спокойно.

Рафик протянул таблетку, Коля запил их морсом, ещё одним напоминанием о детстве, когда болеть было приятно и вкусно, и вскоре уснул.

«Олеся, Олеся, Олеся, живёт в ожидании счастья, а с ним нелегко повстречаться…» – вертится в голове Коли песня. Он набирает её номер и всё время сбивается.

– Алло, это Коля.

– А, Коля, привет, – голос у Олеси осевший, усталый и нетрезвый.

– Что так поздно, я уже почти сплю, – говорит она, с трудом выговаривая слова.

– Скажи мне, как найти Женю! – кричит Коля в трубку.

– Какого Женю? Не знаю никакого Жени!

– Ну, помнишь парня, он у тебя на кухне весь порезался? Такой крепкий, с короткой стрижкой?

Трубка молчит, слышно только прерывистое дыхание и звуки легкой отрыжки. Потом Коля слышит то ли мычание, то ли стон, и Олеся со всего размаху бросает трубку. Короткие гудки бьют по ушам, и Коля открывает глаза.

Привязались эти ужасные сны ко мне. Он опустил ноги на пол, все ещё чувствуя шум в ушах, в глазах плыли оранжевые круги. С этим бредом нужно как-то бороться, решил он. Правой рукой он нащупал светильник над головой, дернул за шелковый шнурок и с удовольствием отхлебнул из стоявшего на тумбочке стакана с морсом. Ему вспомнилось, что в детстве, проснувшись от кошмара, он настраивал себя на победу с тем, кто был его врагом во сне. Ему казалось несправедливым, что кто-то или что-то оказывал над ним победу, пусть даже и во сне. Поэтому он снова закрывал глаза, чтобы соединить оборванную ткань сна нитями своего воображения.

То ли во сне, то ли контролируя свой сон, он доводил развитие воображаемого конфликта до кульминации, выражающейся в полной победе, и уже потом засыпал окончательно.

Олеся звонит Коле через некоторое время. Такое впечатление, что её опьянение проходит, и на Олесю, эту восхитительную «покорительницу мужских сердец», накатила волна откровений.

– Коль, я вспомнила этого Женю. Его не Женя зовут. Вернее, я даже не знаю, как его зовут. Он прицепился ко мне, – трубка начинает дрожать, и слышны всхлипывания.

– Дальше что, дура!

– Напугал он меня! Жил у меня… А сейчас смылся.

– Фамилия!

– Ты не понимаешь, что ли! – совсем успокоившись, словно подводя размазанный глаз, приготовившись к прыжку, – я тебе толкую – не знаю, не знаю. Вот мобильник его запиши. Но я тебе ничего не говорила.

Коля набирает длинный номер, но абонент недоступен. Стальной голос всё повторяет, чтобы он повторил попытку позднее. Но Коля понимает, что это отстукивают секунды, которые отдаляют его от врага. Как же его достать? Коля с удивлением замечает, что мысль о том, что он должен его убить, теперь не кажется ему такой ужасной, как раньше. Но почему, ведь Лёня всегда учил другому. Лёня…. Где ты сейчас?

41.

Женя скрывался у Михая уже неделю. В основном он выходил на улицу вечером, чтобы его никто не видел. За это время ему удалось увидеть странного бомжа всего лишь раз. У него было такое впечатление, что Михаю было абсолютно наплевать, живёт «квартирант» или давно сгинул.

С утра подморозило, а потом, как это обычно бывает, растаяло. Хмурое небо низко висело над городом, не оставляя никаких надежд на то, что когда-нибудь этот переход от осени к зиме совершится. Женя валялся на видавшей виды тахте, читая какой-то древний журнал десятилетней давности. Дверь в комнату отворилась, и зашел Михай.

– Здорово, муж-горемыка.

– Заходи, хозяин. Чем порадуешь?

– Зашел поинтересоваться твоим житьём-бытьём. Жена-то обратно не пускает?

– Да нет, знаешь, видимо, это уже возврату не подлежит. Нельзя войти в одну реку дважды.