– Дядя Ваня-то? Он через часок подойдет, в лес, за дровишками двинулся.
– Мне срочно нужна помощь, понимаешь. Там женщина умирает. Может, дверь взломать?
– Не получится, тут крепкий засов. Я могу сходить за ним, если хотите.
– Я тебя очень прошу, срочно, как можно быстрее.
– Я мигом, – мальчишка побежал по дороге, – я мигом, дяденька, мигом!
Никого. Бред какой-то. Так не бывает, что за глухомань такая…
–Ничего не понимаю…Кажется, я начинаю разговаривать сам с собой.
От спокойного голоса за спиной он вздрогнул.
– А тут и понимать нечего, – раздался голос Реутова, – Борис, я не хочу говорить прямо здесь, сейчас подъедет машина, поедем в Москву.
– Ты? Ты давно здесь?
– Давненько, соскучился по тебе. Здравствуй, Борис!
– Погоди, сейчас не до любезностей. У тебя аптечка с собой?
– Аптечка уже не пригодится, поверь.
– Но… Как же я поеду с тобой в Москву, а они?
– Ну, мы же не звери, не оставим их здесь. Ты же сам видишь, медицина тут уже бессильна. У них нет никакого иммунитета, и вообще, это все ещё слишком не исследовано. Даже за свою «работу» я не могу поручиться головой. Каламбур – за работу над их головой я не могу поручиться головой.
– Я не понимаю…
– После, после. Все позади. Садись в машину, – Реутов открывал дверцу уазика, – я все объясню.
Борис протиснулся на заднее сиденье. В машине сидел Алексей и ещё два незнакомых человека с каменным выражением лица. От их взгляда, скользнувшего как бы мимо него, ему стало не по себе. Он решил пока не задавать никаких вопросов. Доехали минут за сорок. Борис увидел ещё два уазика около избушки. И Саню, который стоял на улице в одной рубашке. В быстро сгущавшихся сумерках трудно было определить выражение его лица, но он почувствовал, что произошло непоправимое.
– Молодой человек, давайте пошевеливайтесь, финита ля комедия, да бросьте пистолет-то, не заряжен он, бутафория одна, – крикнул Реутов, высовываясь в дверцу.
– Комедия?! Вы что, издеваетесь?! – у Сани перехватило дыхание.
– Смотри-ка, он ещё не разучился впадать в гнев. Похвально. Значит, руки на себя не наложит. Знаете, забота психиатра предохранить от греха. Так ведь, Азаровский? Ты ведь у нас теперь сильно верующий. Вот тебе и доказательство – все мы в руках господних, даже творения рук и ума человеческих.
– О чем ты говоришь?
– Пошли, отойдем в сторонку. Нет, все после, я тоже жутко устал.
…Реутов уютно развалился в кресле, попивая кофе.
– Вот так я и жил, как на вулкане. Прятал таблетки от неё, слежку устроил, благо, с этим в наших доблестных структурах поставлено очень хорошо. Однажды чуть не проморгал. К подружке пошла, по дороге в магазин заскочила, якобы купить что-нибудь вкусненького. Вечер, народу в супермаркете уйма, она как-то оторвалась, затерялась, ну, пасут её у входа, а она пошла в служебные помещения и прямо к заведующему. Мол, гонятся за мной. Он в камеры слежения посмотрел, а лица-то примелькались у неё уже, ведь профессионалов-то не дадут, следить за ополоумевшей девчонкой. Ну, поверил он ей. Актриса, такую беззащитную и невинную девочку сыграла! Дал ей одежду как у продавцов. Колпак нацепила, в общем, маскарад. И через чёрный ход на его ниссане укатила. Хотел он её высадить, да передумал. Приставать начал. Она ему возьми да и скажи, что прямо на его глазах таблетки заглотнет. Хорошо хоть мужчина сильный оказался. Не стал долго свои преимущества оценивать да прикидывать, что эти преимущества ему дадут. Схватил её и связал по рукам и ногам. Обратно привез. А тут наши соглядатаи уже шмон наводят в магазине. Свои корочки ему в лицо суют, на, мол, полюбуйся и молчи. Ты, Борь, не представляешь, что я вынес. А тут подвернулась эта история болезни, смотрю, фамилия до боли знакомая. Я ведь его, мерзавца, тогда ещё хотел достать. Ксюшка не дала. В ногах валялась, угрожала, что все равно сотворит над собой что-нибудь. Знаешь, я эти угрозы много раз видел. Да, кто-то рядом с реанимацией таблетки глотает. Или с телефоном у подушки, чтобы в последнюю минуту позвонить. Или в ванне вешается, чтобы все остальные в доме слышали, как пьяное тело сгромыхало от неудавшейся попытки. И так много раз. Всего этого я давно насмотрелся, в отделении токсикологии и наркологии, сам знаешь. А вот Ксюша, уверен, не шутила, вижу я просто, опыт… Она бы выполнила. Так вот, смотрю фамилию. Приглашаю так, не навязчиво, в кабинет. Пудрю мозги про науку, про новейшие методы исследований. Она ведь, Аня, с головными болями пришла. Я ей говорю, и ребенка надо исследовать, позитронно-эмиссионную томографию, а вдруг там активность метаболических процессов нарушена. Ну, ты знаешь. Чем больше терминов, тем больше веры. Пригласил её к нам, у нас ведь невинная вывеска такая, «Лаборатория по изучению дифференциальных структур и клеточных процессов». Не насторожилась она. Сняли мы у неё все характеристики мозга, как там, в фантастических романах писали, отсканировали. Только маленький недочёт – отсканировать мало, надо ещё всё выстроить в чёткий алгоритм. Расшифровать, так сказать, закодированную информацию памяти. А без личного контакта с пациентом этого не достичь. Технология такая, на основе электрических характёристик всех участков коры создается модель. Но, чтобы проверить действительное содержание, нужна колоссальная обработка для сопоставления информации, выдаваемой устно, с импульсными показателями. Хотя, в некотором роде магия. Не всё достаётся из подсознания даже под гипнозом. Я над вопросами, которые нужно задать в этом состоянии, трудился пять лет. Все равно картина неполная, приходится программе-обработчику «додумывать» детали, нюансы… да, это произведение искусства, память человеческая. Картина многоцветная. А потом эту картину нужно вложить в чужую голову. Ты не представляешь, какое вдохновение овладевает…Ну, предположим, из ДНК вырастить клон невелико искусство. А вот воссоздать образ мысли донора…
Борис его не перебивал. Картина, которую рисовал ему Реутов, обозначалась новыми мазками, грубо перерисовывалась, краски начинали расползаться, смешиваться друг с другом, ему казалось, что эти живые пятна на беспрерывно меняющейся картине сползают на пол и живыми склизкими существами подползают к нему. Галлюцинации…
– Перестань, я больше не хочу слышать, это омерзительно для врача.
– Нет, дорогой, дослушай. Я хочу, чтобы ты ему это потом объяснил.
– При чём здесь я? Я итак участвовал в этой игре не по своей воле.
– Все мы участвуем в чужих играх, такова жизнь. Голубчик, назад дороги нет, ты слишком много знаешь. Я тебя не просто так пригласил, не байки детские рассказывать о злобном старикашке, который решил отомстить за свою поруганную дочурку. Да, я воспользовался данной мне властью, чтобы немного взбодрить этого… Дело не в нём, этот эксперимент дал нам реальную возможность узнать, что они ничем не отличаются от нормальных людей. У них даже есть чувства. Да, я забыл тебе сказать, так как мы ни в чём не могли быть уверены, мы вживили им датчики, так что все ваши разговоры фиксировались. Конечно, когда они происходили в их присутствии. Вот поэтому я и оказался так близко и вовремя. Хотя, конечно, не совсем вовремя. Меня тоже за это по головке не погладят. Колоссальные средства во всем этом крутятся, ты даже не представляешь, какие. На самом деле, результаты вскрытия могут быть потрясающими. Надеюсь, мне удастся доказать, что в эксперименте бывают накладки. Актёры сыграли неплохо, надеюсь, ты не сильно пострадал от их рукоприкладства, для достоверности пришлось на это пойти. Хотя, если бы они не знали, что их действия контролируются… Невозможно все предвидеть, поверь, я тоже не знал, что обернётся трагедией. А Алексей профессионал, ты, наверно, догадался, руководил операцией. У меня даже гипотеза есть, что тут не только пневмония у нашей подопечной была, вот так-то, коллега.
– Ты мне не коллега. Ты подонок.
– Полегче, полегче. Скажи, ведь легче пожертвовать ради науки недочеловеком, чем человеком, рождение которого и смерть находится в руках Божьих?
– Не смей рассуждать о Боге.
– Хорошо, не буду.
– Почему умер ребенок?
– Тут странный случай произошел. Этого я и не предвидел. У неё какая-то феноменальная внутренняя связь с матерью обнаружилась. Погрешности эксперимента. Мы попытались информацию из памяти матери частично заложить в её головку. Совсем маленькую часть. А потом стали замечать, что она с ней себя идентифицирует. Причем, вопреки своей воле. Да, вот такие необъяснимые вещи порой происходят. На бессознательном уровне. Но идентификация произошла ещё глубже, чем мы предполагали. На клеточном уровне. Её клетки резонировали, у неё ведь тоже не полный комплект иммунитета, как ты, наверное, догадываешься. Но это я только тебе говорю. Доказать, что я этому способствовал, ты не сможешь.
– Да ты преступник!
– Дорогой мой, я обыкновенный ученый. Кюри облучались рентгеном, а я… Мне ведь их тоже, как детей собственных, жалко, поверь.
– Лицемер! Я ухожу.
– Не забывай, что твой уход – кратковременное явление. Приказ об увольнении в твоей районной больнице уже подписан. Ты принят в наш штат. И последний дружеский совет – прошу не сопротивляться. Вспомни «В круге первом». Вспомнил? Вот и молодец. Следующие эксперименты будут гораздо человечнее, и в твоих силах сделать их такими. А за Юферова не беспокойся, он вспомнит всё, в нужное время, не сразу, постепенно. Видишь, я тоже бываю гуманным.
Глава 8
Саня лежал на диване и с изумлением ощупывал свою голову. Какие-то смутные воспоминания о выходных его неясно тревожили. Пора на работу. Какой сегодня день недели? Пока непонятно, но раз будильник звенит, значит, рабочий. Одновременно с будильником откликнулся телефон.
– Да.
– Юферов Александр Сергеевич?
– Да, слушаю.
– У вас на столе лежит больничный лист, на работу можете не ходить. Сегодня понедельник, чтобы Вы знали. Не советуем Вам отлучаться из дому и названивать на работу или кому-нибудь ещё. Отдыхайте.
– Кто это, чёрт возьми?
– Голубчик, минут через пять к Вам вернется память, и Вы всё поймете. До свидания.
Трубку быстро положили. Пять минут. Что я должен вспомнить? А что я делал вчера вечером? Не помню. Может, меня без чувств с какой-то попойки дотащили до дома? Кажется, в пятницу с мужиками должны были пойти в сауну. Ну, не наклюкался же я до такой степени, что два дня выпало из головы начисто? Славке, что ли, позвонить? Или подождать минут пять? Вдруг все само прояснится. Какая-то сила подняла его с постели. Он подскочил, перед глазами промелькнула мгновенная зарисовка его самого с руками в крови. Галлюцинации… ну да, точно, третья стадия алкоголизма скоро наступит, пью, будто печень как у Железного Дровосека. Пора заканчивать. Он подошел к зеркалу.
М-да… Ну и рожа у тебя, Шарапов. Дрябло отвисшие мешки под глазами, взгляд замутненный, волосы спутанные. Неприглядный видок, будто сорок лет уже. Да и седина лезет, уже по волоску не повыдергиваешь. Губы потрескавшиеся. Странно, вроде, раньше я не сильно присматривался к своему отражению. Все-таки не внешность красит мужчину. Он взглянул на руки. Под ногтями запекшаяся кровь. Чёрт, где я был, сейчас звоню… Подходя к телефону, зацепился неуклюже за стол ногой. Легкий шелест упавшей бумажки. Действительно, больничный лист на неделю. Кто же такой заботливый? Звонить или нет Славке? И что я его спрошу, мол, не помнишь ли ты, где я был вчера? Конечно, плевать, что он подумает, но явным шизофреником с провалами в памяти выглядеть не хочется. Что же было?