Соседи и родня Оттавии Малевольти

–Как ты могла поменять фамилию на Сэндлер!? Ты же всегда ненавидела эту фамилию, связанную с человеком, который удалил тебя от меня!

–Ты сам всегда бежал от меня, Орин…Разве я не права? Ты давно мог надеть мне на палец обручальное кольцо, но всё медлил, вывод один – ты не любил меня.

–Да я всегда сгорал от любви к тебе!

–А как же другие женщины? Их ты разве не любил?

–Нет! С Розой меня сблизила похоть. С Элеонорой – глупость, фанфаронство, стремление к молодым прелестям…ну, в общем…наверное, опять похоть…

–Нам не о чём говорить,– встала с места Отта.

–Оттавия, я – болван! Оттавия! Оттавия! Я – кретин! Я – паскудный бабник, я – ничтожество…Не мучай меня, ответь на мою любовь!

–Ты – эгоист, Орин. И не способен на настоящую любовь. Скорее всего, в наших отношениях, тебя манил секс. Сначала тебе мешали мои дети…

–Это ты не решалась бросить детей Боу!

–Потом ты спутался с индианкой…– не обращая на него внимания, продолжала женщина,– А теперь вот польстился на красоту молоденькой…

Не успела Оттавия выйти, как в гостиную вошла Элеонора.

Жена потерянно спрашивала:

–Почему ты не хочешь близости со мной?

–Тебе надо было выбрать мужа помоложе, и резвиться с ним!– грубо прикрикнул на неё Филдинг.

–Ты очень верно любишь свой призрак!

–А ты и вовсе меня не любила! Я – твоя детская мечта.

Она убежала из комнаты. Девичьи ожидания счастья не оправдались, обаятельный Орин так и не полюбил её.

Джозеф нашёл Оттавию у Джессики.

–Всё, моё терпение кончается, мы уезжаем в своё имение в горы,– заявил он.

–Но я люблю жить в городе…И как же мои магазины?

–Продай бизнес пасынку или конкурентам, мне плевать, я не хочу больше жить у Филдинга!

–Но почему?

–Ещё спрашиваешь? Да он на весь дом орал: «Оттавия вернись ко мне!» Слуги на меня косятся, да и мачеха смотрит, как на заклятого врага!

–Сколько ты дашь нам на сборы?

–Не больше недели.

На следующий день за завтраком Элеонора задумчиво всматривалась в мужа. Он ничего вчера не сделал, чтоб успокоить её. И она угрюмо думала: «Я не могу доверять Орину. Поэтому, скорее всего, не смогу жить с ним дальше. Мне больно терять его, но нестерпимо обидно за обман, наглость и подлость. Я не верю, что он станет другим, потомучто не вижу раскаянья в нём. Я отомщу за себя, я лишу его детей».

И Элеонора предложила прокатить детей до пристани, посмотреть на корабли, затем проехаться за покупками по магазинам. Орин не возражал.

Собрать детей было не так-то просто. В кабинет Орина заскочили Энджел и Элеонора.

–Скажи сыну, чтоб ехал с нами!

–Нет, тётя, я не поеду! Папа вчера обещал мне научить фехтовать!– перечил ребёнок.

–Нельзя перебивать старших,– одёргивала его мачеха,– Орин, почему ты способствуешь его неповиновению? Он оскорбляет меня своим непослушанием! Мы же договорились ехать все вместе.

–Ну, ему, наверное, уже не интересно в женской компании,– встал на защиту мальчика отец.

–Вам всем нравится злить меня!– фыркнула Элеонора.

«Как быстро из добродушной девушки получилась властная мегера,– удивился Филдинг, его мысли переключились на другую женщину,– Интересно, Отта в браке стала бы такой же? О. нет, она вьётся возле Джозефа, сопли ему вытирает каждую минуту!»

Энджел остался с отцом, и недовольная Элеонора волокла за руки Тэрэми и Фиону к карете.

Наяда пыталась что-то говорить о соблюдении приличий в публичных местах.

Жена брата одёрнула её, напомнив:

–Поубавь свою спесь, Наяда: я такая же аристократка, как и ты.

Дорогой Элеонора глядела прямо перед собой в стену, а перед взором проносились ненавистные лица тётки Отты и мужа. Злоба исказила мимику девушки. Кто-то должен ответить за то, что её мечты не сбылись, что мир оказался жесток.

Руперт Буркс вбежал к Орину с криком:

–Элеонора выгнала кучера и перевернула карету! Твои дочери пострадали!

–Элеонора – проклятая жаба!– возопил Филдинг.

Но душа его подсказала, кто истинный виновник трагедии: разве не он сам сломал жизнь молоденькой девушке?

–Элеонора погибла,– тихо добавил камердинер.

Филдинг бежит в комнату дочерей. Над ними кружит врач. Капитан еле сдерживает слёзы. Фиона без сознания, у Тэрэми безучастный взгляд.

Наяда прижимала к себе Фиону и причитала:

–Я была не права, обвиняя индейцев в недоразвитости, утверждая, что они не такие же, как мы. Моя малышка Фи-Фи… Моя любимая Фи-Фи…

И миссис Олди зашлась безутешными рыданиями.

В комнату вбежала Оттавия.

–О, Орин…Орин…какое несчастье…