Второй мир душ

Второй мир душ
Галецкий Сергеевич Иван

Сейчас мне двадцать пять. И кажется, на этом мой путь закончился, тяжелая болезнь забирает все силы. Но что, если это не конец? Ведь у человека есть душа, и она бессмертна. Куда она девается, когда физическая оболочка прекращает свое существование? Каков ее дальнейший путь, финальная цель? Может быть, меня ждет перерождение, новые приключения и эмоции, но уже в другом мире?

Галецкий Иван

Второй мир душ

ВТОРОЙ МИР ДУШ

Предыстория

Глава

I

. Начало

Мне двадцать пять лет. Это всего четверть жизни среднестатистического человека. Но не в моем случае, ведь по странному стечению обстоятельств я могу умереть в любой момент. Сейчас я в больнице, подключен к множеству аппаратов, которые издают противные звуки, будто с издевкой напоминая, что конец мой близок.

Каждого из нас рано или поздно посетит или, может быть, уже посещала мысль: что будет после смерти? И абсолютно каждый представляет свой индивидуальный мир за этой гранью. Количество вариантов того, что ждет нас после смерти, равняется количеству живущих на планете людей. И все сценарии различны. Наверное, они могут быть похожи, но никогда не будут идентичны, так же как отдельно взятый человек похож на других до тех пор, пока не раскроешь его душу.

Я лишь предполагаю, ведь еще никто не возвращался с того света, так называемая форма, а все остальное мы добавляем сами в силу своей фантазии и веры.

Рай, который является высшей наградой для человека, прожившего достойную жизнь. Для каждого он свой, для одних это море вина и изобилие пищи с бесчисленным количеством невинных дев, для других – умиротворение и нахождение истины, а кто-то ожидает отдыха от рутины. Но не все так хорошо, ведь существует столь же много вариантов, которые внушают нам страх и заставляют задуматься, прежде чем совершить злодеяние. Все они связаны с муками и пытками в аду. Это может быть бесконечная боль или страдания родных и близких. Мне всегда было интересно: для людей, которых называют «мазохистами», ад является раем, а рай – адом? Именно эта мысль стала отправной точкой в перебирании огромного количества вариантов, которые ожидают меня в скором времени. И стоит отметить, что, когда проходит страх смерти и ты уже готов умереть в любую секунду, твои мысли становятся гораздо чище и глубже. Привычный цвет травки на лужайке воспринимается иначе: замечаешь всех живущих в ней жучков и паучков, ступаешь на нее босой ногой, боясь примять даже небольшую часть травинок, покрытых утренней росой.

При моей недолгой жизни, которая сейчас может оборваться в любой момент, я не верил многому, в частности тому, что было связано с религией. Но в момент, когда смерть стала неизбежным фактом и теперь дышит в спину, слегка нашептывая мелодию прожитых дней, когда отсутствие каких-либо дальнейших вариантов загнало меня в тупик, я задумался о Боге, который мог бы мне помочь попасть в мой собственный Рай.

Это свойственно всем людям. Мы всегда вспоминаем о Боге лишь в трудной ситуации, неважно, верили ли до этого в его существование или нет. С самого рождения нам рассказывают о чудесах, которые мы, взрослея, считаем банальным везением, но именно в это мы верим больше всего. Не стоит путать чудо и обыкновенную удачу. Мне, например, крупно не повезло оказаться на больничной койке, и теперь остается только вера. Именно та, которая была в детстве, когда я просыпался и бежал под новогоднюю елку открывать подарок, о котором мечтал целый год, и надеялся на волшебство Деда Мороза. И сейчас у меня осталась надежда на то, что маленькая доля чуда достанется мне.

На нашей планете много религий, но я был атеистом и не придерживался ни одной из них, считая себя творцом собственной судьбы. Моя самоуверенность подвела меня очень быстро, оставив только чувство сожаления об этом. Ведь именно я оказался здесь.

Пытаясь всячески зацепиться за жизнь, я готов продать душу, лишь бы сделать еще хоть пару вдохов, чтоб наполнить легкие воздухом с запахами лекарств и хлорки, от которых обычно тошнит. Только благодаря воздуху понимаешь, что все еще жив. Лекарства уже не кажутся такими неприятными, и дышится словно чистым горным воздухом, а может, ароматом свежеиспеченного хлеба, таким любимым и приятным. Ни одни французские духи не годятся ему в подметки. Я всегда, проходя мимо пекарни, которая находилась недалеко от моего дома, останавливался и закрывал глаза, представляя румяные булочки с маком, которые только-только вытащили из печи.

Я прожил недолгую жизнь, про которую нельзя сказать ничего особенного. Моя могила зарастет высокой травой через пару лет, оградка вокруг нее станет ржавой, подавая все признаки того, что ее забросили, и в итоге она будет украдена охотниками за металлом. Про меня никто больше никогда не вспомнит, не напишет в учебниках истории и не назовет моим именем улицу. Я стану одним из сотни миллиардов забытых.

Смирившись с этим, начинаешь анализировать свой путь заново, заостряя внимание на плохих поступках, которые совершал, порой не отдавая себе отчет. Готов поспорить, что у каждого есть свой скелет в шкафу и нет идеальных людей. Складывается впечатление, что это и есть судный день, только он проходит у тебя в голове и никуда от него не спрятаться. Именно сейчас на чаше весов взвешиваются плохие поступки и хорошие. Но как же быть с теми, кто умер мгновенно и не мог обдумать все прожитые моменты? Ответ на этот вопрос я узнаю в первую очередь, если после смерти что-то есть.

Сейчас в сознании всплывают картинки из детства, в которых отражаются давно забытые воспоминания: объятия мамы, сладкий запах ее выпечки, первая любовь, первый синяк, первые ошибки и разочарования. Все то, что, казалось, навсегда со мной, ведь в моменте это были самые главные события в жизни. Но их значимость со временем угасала, смирение и равнодушие делали свое дело, не зря говорят, что время лечит. В конце концов они заменялись другими воспоминаниями, и так происходило снова и снова.

Среди потерянных воспоминаний отыскались действительно важные, например то, как мы играли в раннем детстве с одним мальчиком. Это был мой лучший друг, который, однако, погиб в раннем возрасте, и мое сознание «спрятало» его подальше, а ведь именно с ним у меня было очень много хороших, поучительных историй.

Мы проводили все свободное время вместе: гоняли птиц по двору, стреляли из самодельных рогаток по фонарям, бегали по заброшенным стройкам многоэтажных домов. Один из самых запоминающихся моментов – то, как он звал меня играть в футбол, держа мяч под мышкой. На руках у него были надеты обычные строительные перчатки темного цвета с дыркой на большом пальце. Он просто кричал, даже, правильнее сказать, орал под нашими окнами, вызывая гнев соседских бабушек, которым мешал смотреть их любимый сериал, перекрикивая актеров на самых важных моментах. Я вспомнил даже то, что однажды мы подрались из-за девочки с соседнего двора, решая, кто пойдет провожать ее до дома. Тогда у меня под глазом нарисовался знатный такой синяк и мы не разговаривали несколько дней.

Может, мне будет суждено с ним встретиться? От всех этих воспоминаний слезы катились по щекам. Надеюсь, когда я сделаю последний вдох, мой юный друг будет встречать меня с огромной улыбкой и распростертыми объятиями.

Мне почему-то казалось, что именно с последним вдохом душа покидает тело. Ведь жизнь начинается, когда мы делаем первый глоток воздуха, – может, в этот момент душа и попадает в нас. И со вздохом покидает. Это всего лишь мои догадки и страхи.

Хочу быть максимально честным к себе и признать тот факт, что я не верю в существование жизни или чего-то подобного после смерти. Ведь эти два понятия ни в коем случае не совместимы. Они как два магнитных полюса, с которыми как ни старайся, но соприкосновения не будет. Стоит ли вообще думать об этом? Здесь, как ни гадай, совсем скоро мне предстоит узнать, ошибаюсь я или нет. И какие будут последствия, если я ошибся? Простят ли меня там? Насколько суровым может быть наказание?

Самые тяжелые мысли пришли ко мне под самый конец. Нужно признаться: они застали меня врасплох. Большинство из них было о мечтах и планах, которые я строил последние десять лет. Затем пришло чувство разочарования: сколько всего еще можно было сделать, как много я не увидел, и сколько времени было потрачено в пустоту.

Никто из нас не знает цену прожитых часов, не говоря уже про минуты. Целые недели и месяцы сжигаются дотла, рассеивая бесценный пепел. Задумайтесь именно сейчас на долю секунды: как давно вас водили в детский сад или когда вы получили школьный аттестат? Оглянитесь назад, посмотрите, сколько прошло времени между этими событиями. Где вы находитесь сейчас? Вам станет страшно, с какой скоростью вы повзрослели.

Прошло несколько дней моего самобичевания. Несколько суток бесконечных и непрерывных раздумий, копаний в жизненных отрывках. Из всех возможных занятий прикованному к больничной койке пациенту остается только это, хотя был момент, когда на несколько минут я отвлекался для наблюдения за большой помойной мухой, которая кружила вокруг меня.

Ощущение того, как последние силы покидают мое тело, наступило неожиданно. Привычное занятие для мышц, которое в повседневной жизни мы делаем двадцать восемь тысяч раз в сутки, увеличивало нагрузку на несколько килограммов с каждым новым вздохом. Мне казалось, что я словно кувшин с пробитым дном, из которого вытекают последние капли когда-то до краев наполнявшей его жидкости.

Я чувствовал то жар с ледяным потом, то чертовский холод, от которого невозможно согреться. Кондиционер, прибавленный на всю мощность, и махровые одеяла, которые принесла медсестра, нежно, как мама в детстве, укутав меня в них, совершенно не помогали. Ее сердце было переполнено жалостью к совсем еще молодому пареньку. Пересекаясь со мной взглядом, она резко опускала глаза в пол или уводила их в сторону.

Страх уже стал обыденной вещью и находился на одной пыльной полке, где его дожидалась грусть, одиночество и боль. Человек не может долго жить в страхе, и самый простой способ борьбы с ним – сделать его частью повседневной жизни. Пара дней – и совсем недавно пугающие моменты станут банальными атрибутами окружения. Иногда ко мне приходило безумное веселье, и, несмотря на боль в теле, я пытался громко рассмеяться, потом заплакать. Я мечтал уснуть, устав от того, что происходит в моей голове.

Наверное, каждому из нас приходилось признавать тот факт, что умственная деятельность, независимо от ее тяжести, будь это просто мечтание или же решение теоремы, приносит гораздо больше усталости в отличие от физического труда. А может, мне все это кажется из-за моего состояния?

Мои веки наполнились тяжестью. Накатило ощущение усталости, словно я не спал несколько суток. Хотя как раз наоборот – спать приходилось очень много, организм не оставлял попытки найти еще немного сил для борьбы с болезнью. Поддавшись давлению, я с огромным нежеланием из последних сил пытался взбодриться, сжимая руки в кулаки настолько сильно, что ногти впивались в ладони. Мое сопротивление было бесполезно. Я закрыл глаза, шагая в бездну, в которой я парил как легкое перышко.

Резкий звук разорвал барабанные перепонки, словно удар тока, прошедший по всему телу, и разбудил меня. Я не сразу установил его происхождение, но спустя несколько часов понял, что этот шум издают аппараты, один из которых показывал амплитуды моего сердцебиения.

Происходящее вокруг меня было настолько неприятным, что на первый взгляд уже готовая ко всему психика и сила воли пошатнулись, наведя на меня страх и ужас. В этот момент я пожалел о том, что открыл глаза. Всеми силами я старался заставить их сдвинуться, принять исходное положение и провалиться в царство снов. Но я больше не мог контролировать свое тело, был вынужден принять ситуацию.

Пять или шесть врачей находилось рядом, они постоянно перемещались в хаотичном порядке, делая резкие движения руками, едва заметные для моего взгляда. Быстрее этих движений был только обмен короткими фразами. Я пытался уловить момент, когда один из них смотрел на мое тело, но его движения были размытые и сливались в одно, создавая иллюзию пятна размазанной масляной краски. Сейчас такое считают произведением искусства. Когда он громко кричал, изображение приходило в норму и я видел его голубые глаза, которые смотрели сквозь меня.

Не получалось разобрать ни единого слова. Причина была не в аппарате и даже не в том, что обстановка меня сильно пугала. Я просто не понимал звуки, которые произносят врачи, казалось, что это совсем другой язык, не похожий на тот, который мы изучали в школе. Не было ни малейшего намека на диалекты и акценты. Это была совсем незнакомая речь, похожая на отрывки радиопомех, которые смешивались со звуком скрежета вилки по тарелке. Это была поистине самая страшная пытка, о которой человечество даже не подозревало.

Лучшая идея, которая могла прийти в голову, – это попытаться им объяснить, что все в порядке. Довольно долго я произносил речь с различными приемами ораторского искусства, наполняя ее шуточками и успокаивая людей в белых халатах. К моему удивлению, никто не обратил на меня внимания.

– Что это? Злой розыгрыш? У кого хватит ума на столь низкую шутку! Мое чувство юмора всегда было на высоте, все мои друзья знали, что я мог разыграть даже малознакомого человека! Но сейчас совсем не то время и не то место.

Я покрывал их отборным матом, кричал с таким упорством и силой, от давления которой мои голосовые связки не выдерживали, срываясь до хрипоты и свиста; несмотря на это, они продолжали заниматься своим делом, не обращая на меня внимания. В гневе от своей беспомощности я попытался схватить медсестру за руку. Она стояла ближе всех к кровати. Возможно, это была та самая девушка, которая бережно закутывала меня одеялами перед сном.

Моя ладонь прошла через ее руку, не повстречав препятствий. По инерции мое тело полетело в том же направлении, примерно так же бывает, когда садишься на стул, а его резко убирают. И вот я лежу на полу и наблюдаю за девушкой снизу вверх.

В такой неожиданный момент любой нормальный человек как минимум испугается, начнет кричать, плакать, смеяться, хоть как-то проявлять эмоции. Но что же со мной происходит? Нет чувства страха, я забыл, что это такое. Следующим этапом пришло осознание отсутствия боли. И это точно не действие морфина и прочих обезболивающих, которые десятками вкалывали мне по расписанию.

Все происходящее казалось сном во сне, и, чтобы прекратить это безумие, нужно проснуться. Самое простое решение, которое пришло мне в голову, – это просто лечь на место и попытаться заснуть. Я предполагал, что очнусь в своем теле и все будет как прежде. Вернется на место та боль, от которой невозможно уснуть без препаратов.

У меня не получалось осознать все произошедшее. Напрашивался только один самый очевидный вывод: я мертв. Прошло несколько минут, а может, часов до того, как врачи, склонив головы, покинули палату. Им на замену зашли санитары, накрыли тело простыней, переложили в каталку и увезли в морг. Завершила эту цепочку все та же медсестра, расположив на еще не остывшем после меня месте очередного больного, подключив его к аппаратам и заботливо укрыв махровым одеялом. Вся эта процедура воспринималась совершенно спокойно, без лишних эмоций и чувств, как просмотр короткометражного фильма, не более того. Все чувства постепенно исчезли и были забыты.

Мой взгляд приковал к себе яркий, ослепительный луч света, пробивающийся от слегка приоткрытой двери. Казалось, что там стоял мощный прожектор, но откуда ему взяться в простой больнице? Вернее, для чего он здесь? Да, осознание того, что ты уже в другом мире, хоть и пришло, но привычки прошлой жизни еще не ушли.

В одной из прочитанных мной книг была четкая инструкция: нужно идти на свет. Я устремился к двери. Меня ожидал новый сюрприз: двигаться и тем более бежать было очень затруднительно в моем нынешнем положении. Ступни отрывались от пола всего на несколько миллиметров. Сравнить происходящее можно было с тем, что к ногам привязали кандалы с гирями по пятьдесят килограммов, но, несмотря на все сложности передвижения, приложив немало усилий, небольшими шагами удалось добраться до выхода.

К этому времени лучи померкли, оставив за собой только штатное свечение мерцающих ламп, как бывает в ночном клубе. Перед моими глазами оказался только тускло-серый оттенок, отражающийся от окрашенных больничных стен. Я смотрел в даль коридора, который напоминал тоннель с множеством дверей по обе стороны.

Когда меня несли по этому коридору, меня очень возмущало, что здесь использованы такие мрачные тона. Помимо физической тяжести еще морально обстановка давит. Такие мысли были эгоистичны с моей стороны, ведь, несмотря на то что в таких заведениях борются за жизнь, люди сюда попадают в исключительных случаях. Именно такие обстоятельства, по которым нас сюда доставляют, приносят негативные эмоции. Сколько эти стены видели боли? Покрась их сейчас в ярко-красный, к чему это приведет? Человек чувствует себя плохо, возможно, находится на грани жизни и смерти, а вокруг эта яркая, праздничная обстановка – сколько будет нервных срывов? Мы просто не осознаем, что больница уже готовит нас к худшим ситуациям, которые могут произойти здесь.

Напротив меня случайно или в спешке забыли закрыть дверь. Врачи бились за чью-то жизнь, картина была идентична той, что происходила в моей палате какое-то время назад. Я вдруг почувствовал, как кто-то еще покинул тот мир, испытав что-то схожее с выбросом адреналина.

Но если это случилось, то где же он? Разве мы не должны быть вместе? Не знаю, как в данной ситуации себя назвать – призрак или дух. Или мы не можем видеть друг друга, как нас не видят врачи?