Глаза Гейзенберга

– Насколько огромная?

– Ну, все подобные вам остались за мифической завесой древности.

– Ясно. А что собой представляет пси-центр?

– Так мы называем этот феномен. Если вы – пси-центр, значит, вы… в общем, вы – бог.

Орн, потрясенно моргнув, застыл на кровати. Он ощутил, как поворачивается колесо жизни, как его единое бытие вспыхивает ужасающей страстью к существованию. Всепоглощающее озарение вскипело в нем, поднимая на поверхность для пересмотра все древние инстинкты живого существа.

«Ничто нельзя исключить из жизни. Все едино», – подумал он.

– У вас нет никаких вопросов? – удивился Эмолирдо.

Орн сглотнул.

– Вопросов полно.

– Задавайте.

– Почему вы считаете, что я – этот… пси-центр?

Эмолирдо кивнул.

– Вы – очевидный остров порядка в беспорядочной вселенной. Четыре раза с тех пор, как вы обратили на себя внимание КИ, вам удалось совершить невозможное. Любая из проблем, с которыми вы справились, могла привести к восстаниям и даже полноразмерным военным действиям. Но вы взяли и сотворили порядок из…

– Я сделал лишь то, чему меня учили, и не более того.

– Учили? Где же?

– В КИ, конечно. Дурацкий вопрос.

– Такой ли уж дурацкий? – Эмолирдо нашел себе стул и уселся возле кровати, так что его лицо оказалось на одном уровне с головой Орна. – Давайте разберемся по порядку, начиная с нашей формулировки жизни.

– Я формулирую жизнь тем, что живу ее, – сказал Орн.

– Пожалуй, мне следовало сказать «давайте взглянем на этот вопрос с другого угла», просто ради определения. Жизнь в том смысле, как мы ее понимаем, представляет собой мост между Порядком и Хаосом. Мы определяем Хаос как чистую энергию, неукрощенную, доступную всему, что может обуздать ее и привести к какому-то подобию Порядка. В этом смысле Жизнь становится хранилищем Хаоса. Вы следуете за моей мыслью?

– Я слышу ваши слова, – сказал Орн.

– Ах… – Эмолирдо прочистил горло. – Говоря иначе, Жизнь кормится Хаосом, но должна существовать в рамках Порядка. Хаос представляет собой фон, на котором Жизнь познает себя. Это приводит нас к еще одному фоновому состоянию, называемому Стазисом. Его можно сравнить с магнитом. Стазис притягивает свободную энергию до тех пор, пока давление бездвижности и неадаптации не усиливается настолько, что приводит к взрыву. Взорвавшись, формы, пребывавшие в Стазисе, возвращаются обратно к Хаосу, к не-Порядку. Из этого мы делаем неизбежный вывод, что Стазис всегда оканчивается Хаосом.

– Отличненько, – сказал Орн.

Эмолирдо нахмурился, потом продолжил:

– Это правило верно как на химически-неодушевленном, так и на химически-одушевленном уровнях. Лед, стазис воды, взрывается, вступая в контакт с крайне высокой температурой. Застывшее общество взрывается, когда сталкивается с жаром войны или обжигающей новизной контакта с незнакомым обществом. Природа не приемлет стазис.

– Так же, как она не приемлет вакуум, – сказал Орн с единственной целью прервать поток слов Эмолирдо. Что тот пытался донести? – К чему все эти разговоры о Хаосе, Порядке и Стазисе?

– Мы мыслим категориями энергетических систем, – сказал Эмолирдо. – Таков пси-подход. У вас есть еще вопросы?

– Вы ничего не объяснили, только наговорили слов. Как все это связано с Амелем или с вашим подозрением, что я… пси-центр?

– Амель кажется нам примером стазиса, который не взрывается.

– Значит, возможно, он не статичен.

– Весьма проницательное замечание, – согласился Эмолирдо. – Что же до пси-центра, тут мы подходим к вопросу чудес. Вас призвали на Амель, потому что мы считаем вас чудотворцем.

Орн попытался повернуть голову и ощутил укол боли в забинтованной шее.

– Чудотворцем? – прохрипел он.

– Понимание пси – это понимание чудес, – произнес Эмолирдо своим поучающим тоном. – Дьявол прячется во всем, чего мы не понимаем. Поэтому чудеса пугают нас и наполняют ощущением неуверенности.

– Как тот парень, который, как мне сказали, умеет прыгать с планеты на планету без корабля, – вставил Орн.

– Вам сказали правду, – кивнул Эмолирдо. – Или вот другой пример чуда: один человек пожелал, чтобы некое устройство исчезло из его тела и при этом не принесло ему никакого вреда.

– А что случится, если я пожелаю, чтобы вы исчезли из моего поля зрения? – спросил Орн.

На губах Эмолирдо мелькнула странная полуулыбка. Словно он поборол внезапный порыв вскрикнуть или рассмеяться, решив не делать ни того, ни другого.

– Может получиться интересно, особенно если я парирую собственным желанием.

Орн запутался.

– Я что-то не улавливаю.

Эмолирдо пожал плечами.

– Я лишь хочу сказать, что изучение пси – это изучение чудес. Мы исследуем то, что происходит вне известных каналов и вопреки общепринятым правилам. Религиозные люди называют такие явления чудесами. Мы же говорим, что столкнулись с пси-феноменом или работой пси-центра.

– Перемена ярлыка не обязательно меняет сущность вещи, – сказал Орн. – Я все еще не улавливаю.

– Вы когда-нибудь слышали о пещерах чудес на древних планетах? – спросил Эмолирдо.

– Слышал истории о них.

– Это больше, чем просто истории. Скажем так: в подобных местах обнаруживались скрытые формы, завихрения, посылавшие проекции за пределы видимой вселенной. Всюду, кроме таких центров, сырая и хаотическая энергия вселенной противостоит нашему желанию Порядка. Но в них чистая энергия внешнего Хаоса становится доступной в избытке и подвластной укрощению. Самим актом своего желания мы придаем этой чистой энергии уникальные новые очертания, которые идут вразрез с нашими устоявшимися правилами. – Глаза Эмолирдо сверкали. Казалось, он с трудом пытался сдержать бурное душевное возбуждение.

Орн облизнул губы.

– Формы?

– Существуют недвусмысленные исторические свидетельства, – сказал Эмолирдо. – Люди сгибают проволоку, скручивают ее, вырезают куски из пластика, составляют беспорядочные причудливые наборы, казалось бы, никак не связанных предметов… и происходят чудесные вещи. Гладкая металлическая поверхность становится липкой, словно ее вымазали клеем. Человек рисует пентаграмму на определенном куске пола, и в ней начинают танцевать языки пламени. Из бутылки странной формы сочится дым, который почему-то подчиняется человеческой воле. Все это формы, понимаете?

– И что?