Многосказочный паша

Татары не читали указа великого Ю-ань-ди, потому что они были необразованные варвары. День ото дня враги все ближе и ближе подвигались к столице Поднебесной Империи, так что наконец им оставалось до нее несколько дней пути. Брат солнца и луны принужден был унизиться и принять посла от варварского хана. Посол говорил:

– Великий хан Татарии кланяется великолепнейшему Ю-ань-ди. Он перебил миллионы подданных императора за то, что они изменили высокому трону и не хотели защищать его. Он сжег несколько тысяч городов, чтобы доставить случай великому Ю-ань-ди построить их вновь. Все это исполнил он с особым рвением, чтобы доказать приверженность свою к престолу великолепного Ю-ань-ди, и за все эти заслуги только просит несравненную Чау-кынь, бесценную жемчужину, себе в супруги.

Великий Ю-ань-ди произнес со своего высокого престола:

– Поблагодари от нас великого хана за его внимание и усердие и скажи ему, что он за это достоин получить награду из нашей Поднебесной Империи, но только не бесценную жемчужину. Брат солнца и луны избрал уже ее разделить с собой великолепнейший престол свой. Мы не преминем избрать другую красавицу, достойную великого хана Татарии, и вышлем ее с придачей подарков. Такой мой указ.

Но татарин возразил:

– О величайший из государей! Повелитель мой, великий хан Татарии, просит у тебя не указ, а бесценную жемчужину. Если я возвращусь без нее, он войдет в Поднебесную столицу, сожжет ее и не пощадит ни жен, ни детей.

Тут князья и мандарины всех степеней пали ниц к золотому подножью, с особенной торжественностью совершили обряд кэ-ту, и первый министр государства сказал:

– Властитель мира, брат солнца и луны, которому повинуется весь свет, чьи войска непобедимы и бесчисленны, как песок на берегу четырех морей! Обрати ухо свое к словам верных рабов твоих. Выдай бесценную жемчужину этому варвару, и все мы останемся живы, чтобы головами своими стирать пыль с подножья твоего золотого престола!

И все князья и мандарины вскричали в один голос, махая мечами своими по воздуху:

– Выдай бесценную жемчужину этому варвару! И все войско, и весь народ просили о том же. Великий Ю-ань-ди вскочил в бешенстве со своего трона и объявил, что все мандарины, все князья, все войско и весь народ лишаются его милостей и что им всем тотчас же отрубят головы. «Вот мой указ!» Но так как не осталось никого, кто бы мог привести его в исполнение, то и оставили неисполненным.

Брат солнца и луны видел, что большинство голосов не на его стороне, и потому, стараясь скрыть гнев свой, он вскричал, указывая на посла: «Накормить собаку!» – и удалился в комнаты несравненной Чау-кынь.

Тейтум, тиллн-лилли, тейтум, тилли-лилли,
тейтум, тей!

Но бесценная жемчужина подслушала у дверей аудиенц-залы весь разговор, пала к золотым стопам супруга и сказала:

– Пожертвуй мною – это судьба моя. Отошли рабу свою к великому хану, и пусть он делает с нею, что хочет, она все вынесет. Таково мое предопределение!

Великий Ю-ань-ди пролил слезы горести и отчаяния; он знал, что там, где вмешается судьба, там ничтожны все его указы. Он вытер свои золотые глаза, вывел неоцененную жемчужину и, отдавая ее послу, сказал:

– Посылаю повелителю твоему бесценную жемчужину; я носил уже ее, но она еще как новая. Теперь пусть в силу договора бесчисленные полчища его оставят нашу империю. Слышишь? Таков указ наш!

– К чему тут указы! Довольно того, что мой повелитель дал слово и получил бесценную жемчужину, – ответил посол и вышел с несравненной Чау-кынь.

Великолепный Ю-ань-ди лишился навсегда своей супруги.

Лишь только принесли бесценную жемчужину к палатке великого хана, он тотчас же повелел войскам возвратиться в свои владения К великому огорчению несравненной Чау-кынь хан даже и не взглянул на нее до тех пор, пока не перешел пограничную реку Поднебесной Империи.

Лишь только перешел он эту реку, остановился на берегу лагерем и дал великолепный обед из конины своим полководцам и воинам. Подвыпив немного запрещенного напитка, велел он принести бесценную жемчужину в свой шатер. Несравненная Чау-кынь, отдернув немного занавес, увидела великого хана. Его обросшее волосами лицо, широкий приплюснутый нос, огромный рот поразили ее. Она подумала, что попала в когти шайтана, и залилась слезами. Любовь к великолепному Ю-ань-ди возвратилась в ее сердце.

Великий хан опьянел от кумыса. Он повелел рабам своим свести с носилок бесценную жемчужину. Но она собралась с духом и сказала рабам:

– Донесите хану, что я не могу предстать пред светлые очи его, не выкупавшись сперва в реке.

Носилки с несравненной Чау-кынь понесли к реке, Рабы донесли владыке татар о просьбе, и он сказал:

– Пусть выкупается, если она так грязна.

И она стала на скале, которая висела над водой.

– Как называется эта река? – спросила она носильшиков.

– Река эта, о, царица, отделяет Татарию от Китая и называется Рекой Черного Дракона.

– Пророчество сбылось! – воскликнула бесценная жемчужина. – Судьба хотела этого. Кто же может противиться ей?

Тут подняла она руки к небу, вскрикнула и стремглав бросилась в ревущие волны. Несравненная Чаукынь, бесценная жемчужина исчезла навеки.

Так исполнилось пророчество Брат солнца и луны женился, красота была повергнута к золотому подножью его высокого престола, бесценная жемчужина была отыскана и опять потеряна. Радость и горе были при жизни, горе – при смерти. Черный Дракон был врагом Поднебесной Империи, потому что поглотил бесценную жемчужину.

Тейтум, тилли-лилли, тейтум, тилли-лилли, тейтум, тей!

Резкие звуки варварского инструмента разбудили пашу.

– Что, Мустафа, кончил ли собака свою повесть? – спросил он, протирая глаза.

– Кончил, Ваше Благополучие, и предсказание исполнилось.

– Бисмиллах! Точно? Очень рад. За десять минут перед этим я предсказывал тебе, что засну, следовательно, и мое предсказание исполнилось.

– Не благоугодно ли будет Вашему Благополучию предсказать судьбу этой двухвостой собаки?

– Двухвостой?.. Ах, да, я забыл об этом. Завтра он расскажет нам еще что-нибудь. По крайней мере, его рассказы усыпляют. Аллах велик!

Глава XX

– Мустафа, – сказал паша, – мне что-то тяжело, как халифу Гарун-аль-Рашиду в истории Юсуфа. Душа мой истомлена, сердце сожжено, как изжаренное мясо.

Мустафа тотчас смекнул, что ему предстоит играть роль визиря Джаффара. Он сказал:

– О паша! Велики и тяжки заботы правителя. Если подлейшему из рабов твоих дозволено будет сообщить его мнение, то прикажи мне позвать сюда двухвостую китайскую собаку, которая недавно рассказывала нам одну историю.

– Нет, – сказал паша, – у меня и теперь еще звенит в ушах от этих бесконечных «тейтум, тилли-лилли». Придумай что-нибудь другое.

– Алем пенах! Прибежище мира! Не благоугодно ли будет Вашему Высокомочию приказать выстроить войска и смотреть на их джерид? Месяц стоит высоко, и теперь так же светло, как и днем.

– Нет, – сказал паша, – мне уже приелась война и все, что ею пахнет. Оставь солдат в покое!

– Не прикажете ли Ваше Благополучие рабу своему принести несколько фляжек огненной воды гяуров, и мы будем пить и курить, пока не почувствуем себя перенесенными на седьмое небо?

– Нет, добрый визирь, это последнее прибежище, потому что запрещено заповедью пророка. Подумай еще, и если ты не арбуз, то непременно должен в этот раз предложить то, что бы могло принести мне облегчение.

– Раб ваш живет для того только, чтобы слушать вас и слушает, чтобы повиноваться, – сказал Мустафа. – Не благоугодно ли будет моему владыке, переодевшись, походить по улицам Каира? Луна светит ярко, и гиена не воет на улицах; голос ее, сливаясь с голосом шакала, раздается в отдалении.

– Совет твой умен, Мустафа, он мне нравится. Достань платье, и мы отправимся.

Визирь нарочно выбрал одежду купцов; он знал, что сходство с великим аль-Рашидом польстит паше. Два черных раба, вооруженные саблями, следовали за пашой и визирем в отдалении.

Улицы были совершенно пусты; им не попадалось ни души, разве кое-где какая-нибудь собака, которая ворчала или кусалась.