Приключения Джейкоба Фейтфула

По дороге я зашел к Степлтону и застал Мэри очень оживленно разговаривающей с красивым молодым человеком в форме сержанта 93-го полка. Похорошевшая Мэри не сразу узнала меня, а узнав, покраснела до корней волос и поздоровалась довольно принужденно. Сержант, казалось, хотел остаться, но когда я взял ее за руку, сказав, что мне хочется передать несколько слов от человека, которого она, вероятно, не забыла, он поклонился и отправился вниз. Кажется, довольно суровым тоном я сказал ей:

– Не знаю, Мэри, может быть, теперь я не должен передавать вам слов моего друга. Как недостойно играть чувствами человека, писать ему, уверять в расположении и постоянстве, а между тем обнадеживать и другого.

Мэри опустила голову.

– Если я поступила дурно, мистер Фейтфул, – сказала она, помолчав, – я все-таки не сделала Тому зла; я писала то, что чувствую.

– Так зачем же вы поступаете дурно с другим? – спросил я.

– Я ничего ему не обещала; только почему Том не возвращается, чтобы смотреть за мной? Мне скучно одной, и, кто знает, каким вернется Том? Ведь разлука уничтожает любовь в мужчинах.

Мэри положила руки на стол и спрятала в них лицо.

– Я пришел сюда не для того, чтобы порицать вас и наблюдать за вами, Мэри, – сказал я, – но знайте: если на свете есть молодой человек, достойный любви, то это именно Том. Он стремится вырваться с фрегата, и я постараюсь своими силами освободить его. Теперь судите сами, принесет ли вам его возвращение счастье или нет.

Мэри подняла лицо, залитое слезами.

– Значит, он скоро вернется? Право, мистер Фейтфул, его возвращение принесет мне счастье, только, пожалуйста, не говорите ему о том, как глупо я вела себя, молю вас… Зачем делать его несчастным? Больше этого не повторится. Обещаете, Джейкоб, да?

– Мэри, я не хочу быть причиной ссор, только дайте мне слово сдержать ваше обещание.

Слово было дано; я ушел от нее, повидался со Степлтоном и после короткого разговора с ним направился к Домине.

Я застал его в классе. Он сидел за высокой кафедрой, учителя не было; его воспитанники шумели до того, что могли бы пробудить человека, впавшего в транс… Я сразу увидел, что Добс унесся за облака. Долго призывал я его, но он продолжал делать какие-то вычисления… Вдруг очнулся. Радость его трудно описать. Пересыпая цветистую речь латинскими восклицаниями, он обнимал и целовал меня и, наконец, обратился к воспитанникам со словами:

– Мальчики, «Nune est ludendum»[37 - Nune est ludendum – теперь время погулять (лат.).]. Я отпускаю вас; положите книги и идите с миром.

Понятно, воспитанники не заставили его повторить это приказание.

Домине повел меня в свое святилище, но я попросил его прежде всего дать мне поесть; тут произошла моя встреча с м-с Бетли. Я рассказал Домине все, что случилось во время моей службы на фрегате, и, вспомнив о Томе и Мэри, он заметил, что эта девушка не доведет Тома до добра. Переговорив обо всем, вспомнив прошлое, я спросил его о здоровье семьи Драммонда.

– Значит, ты еще не видал их, Джейкоб? – ответил он вопросом на вопрос.

– Нет еще, – сказал я, – но завтра утром побываю у них. Теперь же мне необходима ехать в Лондон.

– Тебе незачем возвращаться туда, Джейкоб. Твой собственный дом близко отсюда.

– Мой собственный дом?

– Да. По завещанию мистера Тернбулла его жена наследовала хорошие средства, но по причинам, которых он не желал объяснять, дом и вся мебель оставлены тебе.

– А где же миссис Тернбулл?

– Она в Бате. Мистер Драммонд, который действовал от твоего имени, позволил ей взять все, что она пожелала; но она увезла немного, кое-какие безделушки, которые скорее загромождали, чем украшали гостиную. Дом вполне готов принять тебя, и ты можешь сегодня же вечером переселиться в него.

– Но почему же мистер Тернбулл не оставил его своей вдове?

– Вполне точно не знаю, однако думаю, что он хотел переселить ее подальше. Он оставил ей пять тысяч.

Я направился к моему новому дому.

Глава XXXVIII

В доме все было в порядке. А у меня в голове теснились воспоминания, бурные чувства волновали сердце, и я говорил себе, что не заслужил благодеяний капитана.

На следующее же утро я был подле дома м-ра Драммонда. На этот раз меня немедленно провели в гостиную. Там я увидел Сару. Она вскочила со стула и, подходя ко мне, сильно вспыхнула. Мы молчаливо пожали друг другу руки. Никому не хотелось нарушить тишину. Наконец я пробормотал:

– Мисс Драммонд.

– Мистер Джейкоб, – сказала она, потом прервала себя словами: – Как все это глупо! Мне следовало поздравить вас. Право, мистер Фейтфул, никто не может больше радоваться за вас, чем я.

– Мисс Драммонд, – продолжал я, – когда я был бездомным сиротой, воспитанником приюта и яличником, вы называли меня просто Джейкобом. Если перемена моего положения заставляет вас говорить со мной церемонно, если мы в будущем станем так далеки друг от друга, я скажу, что мне снова хочется сделаться Джейкобом Фейтфулом, яличником.

Этот разговор был прерван появлением м-ра Драммонда, который подошел ко мне с протянутой рукой.

– Мой дорогой Джейкоб, – сказал он самым сердечным тоном, – я в восторге, что вижу тебя снова и могу поздравить с твоим счастьем. Но у тебя есть безотлагательное дело: нужно заявить о завещании и устроить все дела. Пойдем со мной, все бумаги внизу, и я свободен целое утро. Если у Джейкоба нет других приглашений, мы вернемся к обеду, Сара.

– Я свободен, – сказал я, – и с восторгом воспользуюсь вашей добротой. До свидания, мисс Драммонд.

– Au revoir[38 - Au revoir – до свидания (фр.).], мистер Фейтфул, – ответила Сара и с насмешливой улыбочкой церемонно поклонилась мне.

М-р Драммонд относился ко мне, как отец, и мои глаза в это утро туманились от слез. Дело наследства сильно подвинулось благодаря свиданию с поверенным м-ра Тернбулла. Однако когда мы покончили с этим вопросом, было так поздно, что я не мог успеть переодеться. Когда я вернулся в гостиную, м-с Драммонд встретила меня, по обыкновению, ласково. После обеда я рассказал Драммондам обо всех моих приключениях, сознаваясь также, что оттолкнув тогда добрые предложения моих покровителей, раскаивался в этом впоследствии.

– Джейкоб, – сказал мне Драммонд, сидя за чайным столом. – Я знал, что ты работаешь на реке ради получения шиллингов, будучи наследником многих тысяч; ведь я не только подписал как свидетель завещание капитана, но и читал его. Однако я находил, что тебе лучше всего получить такой урок, которого ты никогда не забудешь. В жизни нет независимости, независимы только дикари, а все мы, люди цивилизованные, зависим друг от друга.

Я охотно согласился с ним.

На следующий день я окончательно переехал в дом, оставленный мне Тернбуллом, и прежде всего приказал купить лодку. Я так привык быть на воде, что не мог обходиться без нее. Половину времени я проводил на реке, другую в доме Драммонда, возвращаясь в виллу поздно вечером. Так прошли два месяца, во время которых я видался с Домине, со Степлтоном и его дочерью и со старым Томом. Я употреблял все силы, чтобы добыть для Тома освобождение, и наконец с удовольствием сказал его старикам, что бумагу с отставкой понесет в Америку первый же почтовый пароход. В доме Драммонда меня принимали как члена семьи и позволяли по целым часам оставаться наедине с Сарой. Хотя я еще не решался открыть ей моих чувств, казалось, о них было известно и родителям Сары, и ей самой.

Через два дня после того, как я сообщил старой чете Бизли счастливое известие, я сидел и завтракал, садовник и его жена (я не нанял новых слуг) прислуживали мне. Вдруг, к моему удивлению, я увидел Тома младшего, который вошел в комнату с веселым смехом и протянул мне руку.

– Том! – вскрикнул я. – Как ты вернулся?

– Конечно, по воде, Джейкоб.

– Но как ты мог получить отставку?

– Дело в том, Джейкоб, что я сам освободил себя.

– Как! Неужели ты дезертировал?

– Вот именно. У меня было три причины для этого. Во-первых, я не мог оставаться без тебя, во-вторых, моя мать написала, что за Мэри следует присмотреть, в-третьих, меня назначили к наказанию.

– Ведь ты знаешь, – заметил я, – что твое освобождение получено… Но сядь и расскажи мне все.

– Да, благодарю тебя, Джейкоб, меня освобождают, – сказал он, – тем лучше, потому что теперь они меня не будут искать. Все хорошо, что хорошо кончается. После того как ты отправился домой, я не был, что называется, в наилучшем расположении духа, и тот мошенник, который заманил нас, принялся нестерпимо злить меня. Раз он назвал меня лживым обманщиком; тут я забыл, что служу на военном фрегате, и ответил, что обманщик он, что ему еще следует заплатить мне две гинеи за проезд по реке. Он пожаловался на меня, и капитан Маклин, который, как ты знаешь, не любит подобных глупостей, выслушав обе стороны, сказал, что помощник вел себя недостойно и что поэтому он должен покинуть фрегат, но что мое обращение со старшими нарушает дисциплину и что поэтому он должен сурово наказать меня. Ты также знаешь, Джейкоб, что Маклин всегда держит данное слово; поэтому, поняв в чем дело, я переплыл на берег, добрался до Мирамики без всяких происшествий, за исключением схватки с сержантом морской полиции, которого я оставил замертво милях в трех от города. В Мирамике я попал на палубу парохода с лесом, и вот я здесь.

– Мне все-таки жаль, что ты дезертировал, – ответил я, – может выйти беда.