И пошлому любовному томленью,
Сложил бы в землю я без промедленью
Унылых членов пакостный свинец.
Но так как ныне я подверг вконец
Загробные все радости сомненью –
По полуздраву полуразмышленью,
Я на земле пока полужилец.
Амур свои безжалостные стрелы
Давно об это сердце затупил,
Но их отрава разошлась по телу.
Землистый цвет в ланиты поступил.
Напрасно я к беспамятной вопил,
Чтобы взяла меня в свои пределы.
XXXVII. S? ? debile il filo a cuisattene
Жизнь чал ослабила и, что ни миг,
К иным брегам отходит.
О, если распогодит
Возлюбленная эту хмарь меж нас!
Но вдаль проклятый путь меня уводит,
И в гуще толп чужих
Одной надежды лик
Мне придает веселости запас,
Внушая мне: Не раз
Предстанет вам разлука…
Вот сладостная мука –
О лучших днях в изгнанье размышлять!
Да сбудутся ль опять?
Иль все – минулось без руки, без звука?
Я молод был, я упованьем жил –
Увы, я упованья пережил!
Уходит время: каждый час бежит
И вдаль меня торопит,
И что за тяжкий опыт –
О предстоящем размышлять конце!
Едва восход довольно сил накопит,
Как вечер уж свежит,
Последний луч дрожит
Кривого мирозданья на крыльце,
Так гаснет свет в лице, –
Черты его бесчертны, –
Что делать: люди смертны!
Я мысленно гляжу в ее черты, –
От дальной сей черты,
Но к ней лететь живьем – крыла инертны.
И сир и дискомфортен я тотчас, –
Господь помилуй в этой жути нас!
Всяк вид меня мрачит, где не видать
Очей ее чудесных –
Двух ключарей небесных
От нежной мысли врат, как Бог судил,