Первые солнечные лучи озарили небо на востоке. Ночь с неохотой уступала свои права новому дню. Несмотря на прошедшее празднество на душе было тоскливо и муторно. Жаль безысходность не может рассеяться подобно полуночной тьме.
Тяжело вздохнув, Габриэлла отложила пяльцы. Обычно вышивание успокаивало ее, но сегодня она явно напрасно жгла свечи и терзала несчастную ткань. Алые маки получились просто отвратительными, и их все равно придется аккуратно распустить.
Порывисто встав из любимого кресла, Габриэлла покачнулась. Усталость и бессонная ночь, изменившая, кажется, целый мир, давали о себе знать. Но даже при огромном желании она все равно не смогла бы уснуть. Дурные мысли настойчиво лезли в хорошенькую головку, а избавиться от них было просто невозможно.
С самого возвращения с проклятого праздника, Габриэлла сидела у себя в комнате, лила слезы, пыталась вышивать и ждала рассвета, чтобы хотя бы Луиза могла спокойно провести эту ночь и поспать. Однако долгожданное утро не принесло покоя. Скорее наоборот. На душе стало еще гаже, хотя и казалось, что это и вовсе невозможно.
Сделав несколько торопливых кругов по спальне, Габриэлла с сожалением поняла, что все равно не сможет успокоиться и надо немедленно идти к сестре. Луиза почти всегда вставала неприлично рано, и сегодня это было как нельзя кстати. Если тянуть еще дольше, то Габриэлла либо рехнется, либо кто-нибудь, а скорее всего дорогой папенька, расскажет Луизе последние новости и тогда разразится настоящая буря. Габриэлла не верила, но надеялась, что сможет унять гнев сестры и, возможно, даже сумеет примирить ее с нынешним положением вещей. В конце концов, оно не так уж и плохо. И Габриэлла, если говорить откровенно, с радостью поменялась бы с сестрой местами.
В спальне Луизы не оказалось. У нее уже вошло в привычку спать в своей лаборатории. Но скоро все изменится.
Плохо. Перемены – это почти всегда плохо, хотя некоторые глупцы и считают иначе.
Накинув подаренный отцом к новому году плащ, подбитый чернобуркой, Габриэлла пересекла заснеженный двор. Как же вчера она радовалась внезапному снегопаду в начале осени, хотя и понимала, далеко не все успели убрать урожай и теперь, если снег быстро не стает, будет самая настоящая катастрофа. Но, несмотря на все доводы рассудка, Габриэлла была счастлива и, выскочив во двор, ловила крупные снежинки, а сейчас сияющие, подобно драгоценным камням, белое покрывало не радовало глаз.
Пройдя по вытоптанной дорожке, Габриэлла, предусмотрительно постучав, толкнула дверь и вошла. В лаборатории царил уже привычный хаос, который Луиза гордо называла порядком, а в воздухе витал запах вишневых дров. Сестра вообще часто топила именно вишней, предпочитая ее аромат всем остальным.
Габриэлла прошлась по комнатенке. Луизы не было и в лаборатории. Вообще все это было крайне подозрительно – уходя, она всегда запирала дверь. Единственным разумным объяснением было, что кто-то уже успел «осчастливить» Луизу и она, будучи злой как отродье Бездны или дракон, забыла обо всем на свете. Но вот что теперь делать самой Габриэлле?
Стоило лишь понять, что разговор не состоится, как силы тут же покинули ее, и Габриэлла опустилась на старый противно заскрипевший диван, где обычно спала Луиза. Она неосознанно провела рукой по клетчатому пледу, старательно расправляя складки, а затем закрыла руками лицо.
После возвращения с праздника, Габриэлла весь остаток ночи обдумывала, что скажет сестре, как будет ее успокаивать и стараться примирить с судьбой. Но все оказалось напрасно, и теперь она чувствовала себя еще более беспомощной, никчемной и абсолютно несчастной.
Тихо скрипнула входная дверь. В лабораторию ворвался прохладный ветерок. Дина, лениво подергивая кончиком серого хвоста, пересекла комнату и запрыгнула на диван. Здесь она, как и сама Луиза, являлась полноправной хозяйкой.
Шмыгнув носом, Габриэлла взглянула на любимицу сестры, но погладить ее так и не решилась. Дина, с помощью когтей и зубов, давным-давно всем объяснила, что ее красотой нужно восхищаться издалека и руки не распускать.
– Гэб, ты чего здесь так рано делаешь? – удивленно окликнула младшую сестру Луиза. Стоя на пороге, она тщательно отряхивала ботинки от снега. В руке у нее была небольшая корзинка, прикрытая цветастой салфеткой. – Я думала, ты после вчерашнего праздненства десятый сон видишь.
– Луиза! – Габриэлла поспешно вскочила и кинулась к сестре, чтобы заключить ее в неожиданно крепкие объятия. Как же хорошо, что она ничего не знает!
– Гэби, что случилось? – опешила Луиза, гладя по светлым волосам судорожно вздыхающую сестру. Стоило ее увидеть в таком состоянии, как от прежней безмятежности не осталось и следа. Случилось что-то по-настоящему страшное – вопила интуиция. – Гэби, только не говори, что кто-то умер! Вы же на празднике были! – постаралась пошутить Луиза, но голос дрогнул. – Отец. С отцом все хорошо?
– Да, с батюшкой было все хорошо, когда мы расстались по возвращению домой, – замялась Габриэлла, от волнения покусывая верхнюю губу и старательно пряча глаза. – Правда, он много выпил. Давай присядем, а? Мне нужно тебе кое-что рассказать, – неуверенно предложила она и потянула старшую сестру к дивану.
– Ты права, дурные новости, а судя по твоему виду они, действительно, дурные, надо слушать сидя и, желательно, на полный желудок, – Луиза вновь попыталась разрядить обстановку шуткой. Закрыв входную дверь, она поставила на стол корзину и только после этого села между Диной и Габриэллой. – Я принесла рыбный пирог и молоко. Будешь?
– Нет. Я не хочу. Но ты позавтракай, – спохватилась Габриэлла, понимая, что после таких известий сестра вряд ли сможет проглотить хоть кусочек. – А после я все расскажу. Это подождет.
– Ну уж нет! – решительно сказала Луиза, заметив покрасневшие от слез глаза сестры. – Рассказывай, Гэби! Сию минуту!
– Это я виновата! Не стоило нам ехать, – уставившись на свои руки, сложенные на коленях, мужественно начала Габриэлла. – Понимаешь, я ведь не думала, что у герцога будут играть в карты. Отец почти сразу оставил меня с дамами, а сам удалился. Я и значения не предала – он же не любит танцевать. Думала, он будет занят какими-то мужскими делами, а он весь вечер… – из груди вырвалось судорожное рыдание.
– Сколько? – обреченно спросила Луиза.
Для многих не было секретом, что граф Сенферн питал сильную страсть к картам, и из-за этого пагубного увлечения состояние его семьи стремительно таяло – от наследства, полученного два десятилетия назад, в лучшем случае осталась лишь четверть. Напрасно Габриэлла винила себя – здесь она была не причем. Это Луиза, на правах старшей дочери, должна была все проконтролировать, но вместо этого осталась дома, не желая видеть сэра Рэя.
– Много. Виконт Тресин сказал, что батюшка проиграл порядка пяти тысяч золотом.
– Ах ты ж!.. – грязно выругавшись, Луиза стукнула кулаком по колену. Если Тресин не солгал, отец проиграл почти весь годовой доход. Хорошо хоть дом не додумался поставить на карту! Ну почему он такой безалаберный человек?
– Но это еще не все, – призналась Габриэлла. – Когда деньги кончились, он поставил на кон кое-что другое. Виконт пытался его отговорить – не получилось, и тогда поспешил за мной, но… – она не смогла договорить. В голе застрял комок. – Это все я виновата! Я! Если бы я сразу пошла за виконтом!.. Если бы не промешкала у двери!.. – Габриэлла то и дело всхлипывала, не замечая, как из глаз текут слезы. Чувство вины, подобно змее, жалило, отравляя ядом душу. – Понимаешь, я не такая смелая как ты. Я всегда боялась перечить отцу. А там ведь было столько мужчин!.. Девицам же нельзя находиться в игровых заведениях, а там было не лучше!.. – ее рассказ становился все сумбурнее, и Луизе требовалось немало усилий, чтобы все понять и не потерять нить разговора. – А когда мы вошли, было уже слишком поздно. О, Луиза, я так виновата!.. Мне нет прощенья! Сэр Рэй выиграл все.
Сэр Рэй… Снова Рэй Треванс! Мерзкий, подлый человек! Каждый раз он будто специально появлялся в ее жизни, чтобы причинить новое зло, унизить!.. Мерзавец! Раздери его дракон!
Не в силах совладать с собой, Луиза вскочила с места. О, Древние Духи, как же она мечтала его убить! Да, Рэй Треванс совершенно определенно заслуживал смерти. Желательно медленной и очень мучительной.
– Что проиграл отец? – дрожащим от гнева и ярости голосом спросила Луиза. – Дом?
Не переставая плакать, Габриэлла поднял голову и, глядя сестре в глаза, произнесла лишь одно слово, давшиеся, на удивление, легко.
Мир рухнул, подобно карточному домику. Комната стремительно закружилась перед глазами. Будто оглушенная, Луиза вцепилась в край стола лишь бы не упасть. А в голове тревожным набатом звучало одно единственное слово: «Тебя! Тебя! Тебя!».
***
Хорошо, что увидев расстроенную Габриэллу, она забыла скинуть плащ, иначе бы и не вспомнила о нем, как не вспомнила запереть лабораторию. Да и перчатки Луиза не взяла, и теперь повод натирал ладони, но это было такой ерундой по сравнению с рухнувшим ей на голову миром.
Больше всего она жалела, что Габриэлла таки отобрала у нее серебряный нож, обычно используемый при приготовление некоторых ингредиентов зелий, и так кстати попавшийся под руку. С его помощью можно было бы подправить физиономию сэра Рэя, допустим, укоротить слишком длинный нос. Луиза даже согласилась бы оставить на веки вечные любимый ножик в его теле, скажем, в области сердца или печени.
Замок уже виднелся впереди. Пегая лошадь бешено неслась по мерзлой дороге. И в такт копытам стучало и сердце Луизы, то и дело намереваясь выпрыгнуть из груди. Быстрая езда не только не успокаивала ее, но даже наоборот. Чем ближе была цель, тем она становилась злее.
Проскакав по опущенному подъемному мосту, Луиза оказалась во внутреннем дворе. Было еще рано, но слуги уже занимались своими обязанностями, убираясь после праздника. Не дожидаясь помощи, Луиза быстро спешилась и грубо кинула поводья ближайшему слуге.
Сегодня было не до любезностей. Сегодня она намеревалась воевать со всем миром. Странно, и когда это Рэй Треванс успел стать для нее всем миром? Впрочем, думать о подобных мелочах было некогда.
Луиза спешила и от того хромала сильнее обычного. Поднимаясь на крыльцо, она, споткнулась об последнюю ступеньку, но сумела устоять на ногах. Войдя в замок, Луиза на мгновение замерла в нерешительности. Прежде ей никогда не доводилось здесь бывать, и где искать Рэя Треванса она знать не знала. Однако ярость порой является лучшей путеводной звездой, а, возможно, все дело было в простой удаче, которая хоть сейчас решила повернуться к ней лицом.
– И зачем ты так торопишься, Треванс? Неужели не терпится осчастливить молодую невесту? – хохотнув, поинтересовался герцог Натель, заворачивая из соседнего коридора. Его голос и смех отдавались гулким эхом.
– Я не уверен, что слово «счастье» уместно в данной ситуации, – отозвался Рэй. Одет он, действительно, был по-дорожному.
«Не иначе свататься собрался!» – от одной мысли о подобном лживом спектакле, Луизу затрясло. Древние Духи, как же ей было жаль, что нож остался у Габриэллы! Ну ничего, можно и иначе.
– О! Леди Луиза! Какая неожиданность! – удивительно воскликнул герцог Натель, наконец, увидев нежданную гостью.
– Доброе утро, – сдержанно поздоровался Рэй, умело скрывая удивление. Он прекрасно понимал, что с самого начала все идет не по плану. Наверное, стоило выехать еще раньше, чтобы переговорить с Луизой до того, как ей все станет известно. Теперь было слишком поздно. Она уже знала правду. Часть правды.
Его возмутительно-спокойное приветствие оказалось подобно сигналу трубы, зовущей солдат в атаку. Луиза сорвалась с места и, оказавшись в шаге от Рэя, отвесила надменному самовлюбленному подлецу звонкую пощечину.
Рэй не ожидал подобного, хотя следовало, и не успел среагировать. Голова дернулась от удара, а щека начала стремительно краснеть.
– Подлец! Мерзавец! Негодяй! Жалкий червяк! Помет дракона! – не прекращая сыпать оскорблениями, Луиза замахнулась для нового удара.
Вот только на этот раз Рэй оказался готов и перехватил руку в непосредственной близости от своего лица. Крепко сжимая тонкое девичье запястье, он заставил шипящую от боли Луизу медленно опустить руку и только после этого ослабил хватку.
– Еще раз попробуете повторить – останетесь без руки, миледи, – неприятно улыбаясь, предупредил Рэй. Голубые глаза будто превратились в острые осколки льда, да и сам он выглядел так, что казалось, не только готов выполнить обещание, но и вовсе убить зарвавшуюся девицу.
Не зря мудрые люди говорят, что гнев плохой советчик. Он притупляет инстинкт самосохранения. В ответ на угрозу, Луиза вновь заковыристо выругалась, отчего у герцога Нателя едва ли глаза на лоб не полезли. Фраза, почерпнутая от одного обалдуя в Академии, явно произвела на брата короля неизгладимое впечатление.