– А ты была у нее дома? Разговаривала с соседями?
Тори кивнула и тут же покачала головой. К Леське вчера вечером забегала, но постояв у закрытой и не отвечающей на звонок двери, ретировалась восвояси. С соседями не говорила.
– Нужно всех опросить, – констатировала Вира.
Она отложила кипу только что отпечатанных листов на столешницу старого бюро и заскрипела креслом, подъезжая. Сочувственно коснулась руки.
– И с бывшим мужем… Знаешь, такое бывает… Супруги помирились и устроили себе новый медовый месяц.
Тори вздохнула.
– Честно говоря, у меня была мысль позвонить Ивану, но всю прямо выворачивает, как только подумаю об этом. Я на него очень зла.
Вообще-то измена Ивана и уход от Леськи казались явлением очень странным. Леськин бывший был типичным айтишником, не от мира сего. Диванный хомячок, круглосуточно погруженный в ноутбук, в вечно растянутых футболках и очках немыслимых диоптрий, глухо скрывающих его глаза – зеркало души – от окружающей действительности.
Тори раньше и в голову не могло прийти, что Иван способен не только на такую страсть, но и вообще – на любое телодвижение от удобного компьютерного кресла и чашки кофе. Кофе в неимоверных количествах Леська варила ему в старой турке. Вот уж правду говорят о тихом омуте и чертях. Оказывается, в хомячке незаметно рос самый настоящий демон, который, вырвавшись однажды на свободу, сокрушил все вокруг себя. Тихая семейная гавань рухнула под его напором, придавив обломками подругу.
И зла Тори была на него не столько даже за сам факт обрушения семьи, но в большой степени за коварство.
– Позвони ему, деточка, – сказала Вира. – Не хочу тебя пугать, но, возможно, придется обратиться в розыск. Сколько времени прошло?
Тори смутилась. После последней встречи оставалась обида на Леську, поэтому ждала, что та свяжется первая. А потом, когда жгучая стадия угасла, она немного замоталась. В общем, Тори не знала, сколько точно дней прошло с того времени, как Леська пропала с горизонта.
Глава вторая. Русалки и самолеты
Когда долгая трель звонка опять не дала никаких результатов, Тори зачем-то принялась молотить кулаками по входной двери. Это было безнадежно и глупо, но ничего больше она придумать в тот момент не могла. От солнечного сплетения поднималось липкое беспокойство, которое с каждой минутой переходило в страх.
Соседка выглянула на лестничную площадку – сначала чуть приоткрыв дверь, а увидев знакомое лицо, вышла совсем.
– Тори? – встревожено спросила она. – Почему ты так колотишься в квартиру Олеси?
– Нина Ивановна, – опомнившись, девушка потерла отбитые костяшки.
Они покраснели и болели, но Тори заметила это только сейчас.
– Вы не знаете случайно, где Леся?
Нина Ивановна покачала головой и задумалась:
– Несколько дней назад ее видела. Столкнулись на лестничной площадке. Поздоровались. А что такое?
– Я уже дня три дозвониться не могу…
– Не знаю, – Нина Ивановна встревожилась. – Тихо было, ничего такого. Два месяца назад тут молнии искрили, когда они с Иваном разбегались, весь дом наблюдал «боксеры» и майки Ванины, летающие по двору. Олеся с балкона чемодан вывернула прямо под окна, часть белья на ветвях повисла, так новогодними украшениями и маячили, пока небольшой ураган с дождем не случился…
Тори кивнула.
– Знаю. А последние несколько дней – вчера, позавчера? Может, вспомните что-то необычное?
– Успокоилась она, а, поди, и в депрессию впала. Хотя… Когда я ее в последний раз видела… Ой, нехорошо так говорить: «в последний». В крайний. У летчиков не принято называть рейс «последним».
Тори согласилась. Жуткое было что-то в этом «в последний раз видела».
– Тогда у Олеси взгляд такой… Не депрессивный вовсе, наоборот, умиротворенный что ли. Но…
Нина Ивановна замялась, подбирая слова.
– Сытый, да? – тоскливо спросила Тори.
– Точно! – обрадовалась соседка. – Так посмотрела, что я беседовать не захотела. Быстро поздоровалась и все. Можно сказать, убежала. Чего испугалась? Сама не знаю. С тех пор тихо у нее. Раньше хоть сериалы смотрела или музыку включала – стенки у нас тонкие, я слышала. Последнее же время – тишина кромешная, ни половица не скрипнет. Один раз только…
Нина Ивановна замялась.
– Что? Говорите! – взмолилась Тори.
– Глупость, наверное. Но мне странным и в самом деле показалось. Я на балкон как-то ночью вышла, душно было, дыхание перехватывало. Подышать, значит, вышла. И у Олеси балкон открытый. А из квартиры такое курлыканье раздается. Нежное, нежное. Я удивилась еще, что у Олеси ночью гости.
– Мужчина?
– Да в том-то и дело. Женщина. Голос женский был. И такой… Одуряющий. Как восточные духи. Затягивающий.
– И что она говорила?
Единственной женщиной, которая гостила у Ивана и Леськи, а потом – уже только у одной Леськи, была Тори. А она несколько дней вообще здесь не появлялась. Не говоря уже о ночевках.
– Сложно разобрать, голос нежно-тягучий, сразу в сон клонит. Как будто экстрасенс там, или гипнотизер. Такой… целительный. Курлычет ласково так: «Слушай меня, будь со мной, выполняй, погружайся…», а потом я словно в беспамятство впала. Очнулась, когда Барсик мне когти в ногу запустил. Всегда такой добродушный, а тут словно валерьянки опился, дурниной орет, шерсть дыбом, искры из глаз. Пока его, дурака, успокаивала, за соседским балконом опять все тихо стало.
– Она же вам ключ оставляла от квартиры? Давайте посмотрим, вдруг что-то и в самом деле случилось.
– Забрала, – вздохнула Нина Ивановна. – Собиралась после ухода Ивана замок менять, вот и забрала. Уж месяц как. Сказала, что от новой двери занесет.
– Дверь, наверное, придется ломать, – произнесла Тори, с печалью разглядывая темный металл.
Он выглядел довольно крепким.
– Да уж, – согласилась соседка. – Навряд ли она Ивану ключ оставила после всего, что случилось. Ты в ЖЭК наш обратись, там слесарь – золотые руки. Все аккуратно вскроет.
– А вы? – Тори с надеждой посмотрела на Нину Ивановну. – Может, вы обратитесь? Вас знают, а я-то кто?
– Вот именно, что тебя не знают, – непонятно ответила соседка. – А я им уже…
Она покачала головой.
– В общем, прямо в ЖЭК и обращайся. До свиданья.
Когда Нина Ивановна скрылась в своей квартире, Тори спустилась во двор. Не было уже никаких сил таращиться на закрытую дверь. Теперь она казалась зловещей.
В растерянности Тори села на лавочку. Знакомая обстановка казалась сейчас странной. Мир словно перевернулся за те полчаса, когда Тори уже не просто почувствовала, а поняла: с Леськой явно что-то случилось.