Утятинский летописец

– Пьяный – он дурак.

– Понял, выставить ее в смешном виде. Но на это время надо. А рассмешить?

– До души достучаться. С Валькой этот номер не пройдет. Значит, остается что? Напугать. А это уже ваши ментовские штучки.

Шеметов еще некоторое время стоял у забора, а потом вдруг улыбнулся. Он и так-то неказист, а нехорошая эта улыбка совсем его не красила.

– Софья Павловна, мы, адвокаты, за советы деньги берем. Что я вам должен?

– Не бойся, с тебя много не возьму. Пастилу я люблю. Только сам лично в руки отдашь, через соседей или дочь мою, мямлю, не передавай.

– Если дело выгорит, при стечении народа торжественно вручу. – Повернулся к женщинам и сказал. – Ничего не обещаю, но постараюсь.

– Ваня, ты в РОНО? Возьми меня, ради бога, с собой. Я за углом постою.

– Ладно, садитесь. Только под окнами не торчите.

РОНО занимало здание бывшего магазина, окна там, и правда, были большущие. Ираида Семёновна взяла Надю за руку и потащила в торговые ряды напротив. Скучающую в одиночестве продавщицу она спросила:

– Ксюха, у тебя есть в продаже бинокли?

– Пожалуйста!

Легко вспрыгнув на табурет, продавщица достала с верхней полки театральный бинокль, полевой, потом еще и подзорную трубу.  Ираида Семеновна схватила бинокль, кинулась к окну и чертыхнулась: вид на РОНО перекрывала припарковавшаяся рядом с магазином «Газель». Ксюша сказала: «Айн момент!» и передвинула к окну стремянку. Ираида Семеновна вспорхнула на нее и навела бинокль на окна напротив.

– Что там? – спросила Надя.

– Становись рядом! – Ираида Семеновна встала на широкий подоконник.

– Ой, нет!

Ксюша спросила:

– За Гнобилкой наблюдаете? – и полезла на подоконник с подзорной трубой.

– Что там? – спросила Надя.

– У нее сидит Шеметов. Так вы за ним? Чей объект? Не ревнуйте, бабочки, Гнобилка на фиг ни одному мужику не нужна.

– Ксень, хватит тебе! Что там?

– А я почем знаю? Ну, улыбаются они натужно, кто кого переулыбает. А вот это знак плохой.

– Почему?

– Я после школы в милиции секретарем немного работала. Знаю точно: если Иван Иванович тебе улыбнулся, значит, пакость какую-то готовит. Точно!  Гнобилка-то увяла!

– Ксень, а что ты ее Гнобилкой зовешь?

– Она, когда я в школе училась, одну девчонку изводила. И так сделала, что мы все виноваты оказались. Чуть не погибла девчонка. Так, смотри, Иваныч наш ее точно запугивает.  Широко улыбается, значит, гадости говорит!  А она что-то пишет!

Стукнула дверь. Вошла покупательница с ребенком. Женщинам пришлось слезть с подоконника.

– Как ты думаешь, Ксюша, это хороший подарок для мужчины? – спросила Ираида Семёновна.

– Не знаю. Вообще-то мужики любят всякие бесполезные вещи. Эти мой придурок привез года два назад. Теперь я ему закупки не доверяю.

– Ба, купи! – затянул ребенок.

– Ксюш, я деньги попозже занесу. А молодому человеку я посоветовала бы подзорную трубу. Будешь как пират!

Юный покупатель ушел довольный. Довольной была и его бабушка: труба стоила значительно дешевле бинокля. Но больше всех радовалась Ксюша, что продала свои неликвиды.

Тут и Шеметов позвонил. Голос веселый:

– Где вы, конспираторы?

– Идем-идем!

– Где вы прятались?

– В «Культтоварах».

– Так, вот тебе список документов. Справка о здоровье. Сможете сделать, чтобы онкология не фигурировала?

– Смогу! И пусть попробуют отказать. Я за Зоин не выявленный гломерулонефрит их за Можай загоню!

– Вот это из полиции… это я на себя беру, МФЦ…

– Давайте мне, у меня в собесе много знакомых, – сказала Надя.

– Нет, Надя, я одна побегаю. А ты иди к Елене Игнатьевне, успокой ее и помоги. Вань, чем ты ее напугал?

– Не скажу. Тебе важна информация или результат?

– Поняла. А вот тебе гонорар за первое адвокатское дело, – и вручила бинокль.  Иван Иванович протестующее поднял руки, но она сказала. – Ванечка, это будет память о начале адвокатской карьеры. Ты с ним на охоту будешь ходить.

– Спасибо, Ира, вещь шикарная!  О, тут еще насадка ночного видения …

– Правду Ксюха сказала, мужики любят бесполезные игрушки, – сказала Ираида Семеновна Наде, когда Шеметов уехал. – Ну, всё, с богом, пошла я!

Глава 18

– С богом, пошла я, – сказала Марья Игнатьевна, накидывая шаль. –  Завтра с утра Григорий Акимыч зайдет, поглядит и младенчика, и роженицу. Но это так, для порядка. И мальчик чудный у вас, и Любовь Петровна все перенесла хорошо.

– Спасибо, Марья Игнатьевна, – Тимофей Силыч прижал руки к груди. – Сам бог мне вас послал. Роды начались, а у вас дома никого! Я к Зайончковскому – а он, сказывают, в Кони уехал. Если бы на площади вас не увидел, ей-богу, сердце бы разорвалось. Радость-то какая! Три невесты у нас, и, наконец, сынок, наследник. Извольте подождать, я коляску выкачу, живенько вас до дома домчу.

– Я ведь к Шпильманам шла. Да теперь уж ни к чему, время позднее, – спускаясь с крыльца, говорила Марья Игнатьевна. – Ой, что это? Наша коляска!