Ирина залилась фальшивым смехом после моей несмешной шутки и попыталась пошутить сама. Я улыбался как идиот, дежурно отвечал что-то, но не видел ничего вокруг кроме людей, лежащих в бадьях с черной жидкостью. Хотя людей в привычном смысле они уже мало напоминали, походя скорее на отечные заготовки для бесполых манекенов, но я-то знал правду. Каждое тело, мимо которого мы проходили, когда-то было обыкновенным человеком, жило своей жизнью, строило планы на будущее, чего-то опасалось и на что-то надеялось. И никто из сотен этих людей даже в худшем из своих кошмаров не мог вообразить финал своей жизни в этом ярко освещенном шумном зале. Ни один из них! Каким бы скверным человеком ни был при жизни, какие бы преступления ни совершал, никто не заслужил участи превратиться в студенистую тушу в бадье с черной жижей.
Ирина остановилась у крайней в предпоследнем ряду кюветы и выдернула скоросшиватель из крепления в изголовье.
– Так, так, так… – Она листала скрепленные листки, небрежным движением перекидывая, мгновенно просматривала данные и утвердительно кивала, чуть улыбаясь. – Ну да, все правильно. Итак! Зеленая группа, абсолютная совместимость, конечная стадия эмбрионизации, полное завершение нулевой стадии прерывания наследственного цикла. Возрастная группа в пределах допустимой погрешности. Пол женский. Фазовое позитронное позиционирование частотности сигнала в пределах допустимого. Вроде бы все в порядке. По-моему, вам подходит! Возражения есть?
Я косо глянул на расплывшуюся тушу, в которой опознать хоть какие-то половые признаки было нереально, и тут же отвел взгляд.
– Никаких возражений. Доверюсь вашему выбору.
– Прекрасно! – она повернулась и помахала скоросшивателем кому-то у меня за спиной: – Мальчики! Ау-у!!!
«Мальчики» оказались детинами под два метра роста, которых черные бесформенные костюмы биологической защиты превратили в демонических созданий из ночных кошмаров. Когда они бесшумными тенями возникли в зоне видимости забрала моего шлема и я с одним мельком встретился взглядом, мне захотелось бежать оттуда и не оглядываться. Меня начало потряхивать, как в ознобе, по спине одна за другой медленно потекли обжигающие дорожки ледяного пота. Таких страшных глаз я не видел никогда. В прокурорскую бытность приходилось общаться с худшими из людей, в которых почти не осталось ничего человеческого, но даже они не внушали такого животного страха, рефлекторного или даже инстинктивного ужаса. Лишь однажды в жизни я испытал нечто подобное в школьном походе, когда во время веселой и радостной лесной прогулки за хворостом для костра случайно вышел на огромного матерого волка, доедавшего кровавые ошметки, оставшиеся от какой-то твари. Я окаменел, боясь пошевелиться, а зверь просто развернулся и ушел в чащу. Но перед этим мы точно так же встретились взглядом. И вот десятилетия спустя я снова увидел эти глаза, этот взгляд смертельно опасного хищника.
– У вас это первая экспедиционная поездка? – вдруг спросила Ирина.
– Так заметно? – в ее голосе мелькнули нотки подозрения и мне пришлось импровизировать. – Нас, конечно, готовили, показывали видео, рассказывали, но в реальности это очень сильно отличается.
– Понимаю вас, – кивнула она, склонившись над изголовьем кюветы с телом. Ее руки профессионально шарили по сферическому кожуху над головой, что-то нажимая, чем-то щелкая. Наконец кожух с шипением втягиваемого воздуха поднялся, откидываясь. – С непривычки всякое может случиться. Скоро привыкнете!
Это было сказано с улыбкой и дурацким подмигиванием, будто она готовила романтический ужин, а не колдовала над потерявшим человеческие очертания телом.
Далее все происходило более-менее знакомо по увиденному в Брюховецкой, разве что кювету никуда не откатывали да вместо громоздкого вилочного погрузчика использовали рохлю. Грубо отпихнув меня, амбалы на гидравлической рохле подкатили открытый и выстланный большим куском мягкой ткани саркофаг. Из кюветы откачали черную жидкость, извлекли тело, обтерли его, уложили в саркофаг, подсоединили с десяток тянувшихся от человека шлейфов к разъемам в изголовье саркофага и захлопнули крышку. Работали ловко, шустро и очень слаженно, я охнуть не успел, а рохлю с саркофагом уже толкали к открытой арке выхода. Когда же мы с Ириной, задержавшись в раздевалке, вышли на погрузочную площадку, саркофаг уже стоял внутри нашей «скорой». Оказалось, что на днище у него было подобие полозьев, которые идеально подошли к желобам для колес кушетки, которая обычно и располагается в «скорой». От саркофага, озарившего темноту салона зеленой светодиодной индикацией в изголовье, сразу к двум электроразъемам на панели тянулись шлейфы кабелей.
– А почему крепежа нет? – прорычал один из «мальчиков», подозрительно оглядывая внутренности фургона. – Непорядок. На первой же выбоине эта дура выскочит из пазов и двери вышибет.
– Уж какую дали, – развел я руками, аккуратно отстраняя детину и захлопывая двери. – Я поведу аккуратно.
– Ну, смотри! – с хищным оскалом сказал тот. – Тебе отвечать придется, не мне.
Наблюдавшая за происходящим Ирина с подобием грустной улыбки протянула мне скоросшиватель с торчащей из-под пружины зажима шариковой ручкой.
– Там внизу, где галочки, распишитесь. А потом еще раз на следующем листе.
Я чиркнул неразборчивые автографы, стараясь писать их похожими, однако никто на мою каллиграфию даже не глянул. Ирина забрала скоросшиватель и не глядя, через плечо, чуть ли не швырнула его унылому типу, который нас встречал, а взамен мне протянула увесистую пластиковую папку.
– Сопроводиловка на тушу, – на всякий случай пояснила она. – Отдадите спецам в вашем филиале. Они знают, что с этим делать. Кстати, там сверху, под накладной есть пропуск для дорожной полиции, если вдруг возникнут проблемы на дороге. Это, конечно, если вы не передумаете ехать на ночь глядя!
– Нет-нет! – вдруг из кабины подала голос Аля. – Мы и так уже задержались!
– Я все понимаю, – кивнула Ирина, примирительно поднимая руки и, вроде как, не заметив странной реакции Алены. – Дела, дела и еще раз дела! Но! Обещайте в следующий раз так не спешить, нам нужно познакомиться ближе!
Это адресовалось уже мне и сопровождалось самым похотливым взглядом, какой я когда-либо видел за последние годы. Женщина явно страдала от неудовлетворенного инстинкта размножения и не стеснялась демонстрировать это окружающим. Ее можно было понять и, не зная нюансов, даже посочувствовать. Вдруг получить молодое тело с гормонами, рвущими в клочья мозг, было испытанием, которое усугублялось явным отсутствием претендентов на алчущую плоть молодой старухи. Якшаться с местными из Трехсосенки ей, скорее всего, гордость не позволяла, а может и вовсе было запрещено, а всевозможные коллеги, вроде тех же «мальчиков», вызывали стойкое отвращение вперемешку с липким ужасом.
Я забрался на водительское сиденье, завел двигатель, стараясь не смотреть на красивую мордашку улыбающейся Ирины, как внезапно из туннеля выскочил гольф-кар с группой вооруженных охранников и перегородил нам выезд.
– Добрый вечер, коллеги! – с обманчивым радушием, которое даже не пыталось замаскировать сталь в голосе, сказал явно старший, подходя к «скорой». Он профессионально остановился в метре от фургона, чтобы его нельзя было сбить дверью, и положил руку на рукоять пистолета. – Внезапная проверка! Не переживайте. Это начальство нам такие учения периодически устраивают. Можно взглянуть на ваши пропуска и сопроводительные документы?
– Мы их сопроводиловки уже забрали, – внезапно вмешалась Ирина, все еще чаявшая произвести на меня впечатление. – Да и вообще! Что это за проверки такие на ночь глядя?
– Мы люди подневольные, – сияя ледяной улыбкой, сказал охранник, даже не взглянув на нее. – Приказали – делаем и вопросов не задаем. Итак?
Аля заерзала на своем сиденье, затравленно мельком глянула на меня, а потом вышла из машины.
– Вот, – она протянула охраннику карточку электронного ключа и снова глянула на меня через лобовое стекло, виновато глянула. Увидев пропуск, я на секунду обомлел, но тут же постарался взять себя в руки. Пропуск был черный. Ленкин был золотым, Экстази мне наклепал безликих белых и пару копий золотого, черный электронный ключ в руках Али я видел впервые.
Охранник передал карточку напарнику в гольф-каре, который сначала вставил ее в считывающее устройство на приборной панели, а затем вернул и коротко кивнул. После этого все заметно расслабились и начали улыбаться почти искренне.
– Все в порядке, – главный охранник убрал руку с кобуры. – Из центрального офиса сообщили, что за спецгрузом прибудет курьер с наивысшим уровнем доступа. Нам это показалось подозрительным. Решили проверить.
– Бывает, – пожала плечами Аля, возвращаясь в «скорую».
– Да заодно хотелось посмотреть на большую шишку! – неуклюже пошутил охранник. – Птицы высокого полета нечасто залетают к нам! Мы даже подумали, что это проверка какая-то!
– Нет, – сказала Алена, пристегиваясь. – Это нововведение такое. Полевая практика, так сказать. Чтобы в офисах народ не засиживался.
– Правильно, – подала голос Ирина. – Надо знать свои корни.
Гольф-кар освободил выезд и мы под махание ручек въехали в туннель.
Я сосредоточенно вел машину, Аля смотрела в окно, отвернувшись. Так мы и ехали километров тридцать. Когда я уже кожей начал ощущать колючие искорки незримой грозовой тучи, повисшей между нами, Алена наконец прервала молчание, но при этом продолжала смотреть в окно:
– Я давно хотела тебе сказать. Искала повод.
– Вот он сам и нашелся.
– Я просто…
– Не нужно, – прервал я ее и Аля резко повернулась ко мне, что-то почувствовав в моем голосе. Я на самом деле не осуждал ее и даже зла не держал. – Я давно знаю.
– Давно?!
– Всегда знал. Это же очевидно.
На ее ресницах висели крупные капли слез. Ей было тяжело признаваться в предательстве, она не находила слов и боялась уткнуться в глухую стену непонимания.
– Помнишь, ты сказала, что изучила меня и видишь насквозь, потому что полюбила. Вот и я тебя тоже.
– Полюбил?
– Вижу насквозь.
Я свернул на обочину, включил «аварийку» и вышел из машины, жестом предлагая последовать своему примеру.
– И когда ты мне хотела сказать?
– Честно, не знаю! – Она обхватила себя руками, будто ей было холодно. – Ждала удобного случая.
– Ты его дождалась. За нами сейчас следят?