– Ты лучше скажи, как я? Нормально прошло?
– Отлично! Высший класс! – Я аккуратно снял с нее оборудование. – Сделала даже больше, чем мы планировали.
– Картинка была? Записал?
– Все записал. Кино получилось отличное!
– Я иногда отключала камеру, как ты учил. Там у них металлоискатели на входе, а за ними длинный туннель метров пять с прорезями на стенках, я когда мимо шла, у меня волосы начали шевелиться и зубы ныть. Точно просвечивали чем-то. Как же я испугалась! Но обошлось.
Я заставил ее пересесть на пассажирское сиденье, решив, что она слишком взбудоражена и вести машину пока не в состоянии. Аля не сопротивлялась.
– Тачку мы правильную взяли. Они тут все на «скорых» приезжают за спецгрузом. Правда, в медицинские комбинезоны никто не наряжается, это их позабавило, но не насторожило. Приняли за провинциальную дурь.
Чтобы действительно никого не настораживать, я завел машину, а после медленно выехал с парковки.
– И насчет завода я была права! – с гордостью заявила Аля. – Слышал, какая-то Трехсосенка? Сразу едем или подождем немного?
– А чего тянуть? Да и опасно это. Завод, скорее всего, уже предупредили о нас. Будет странно, если за грузом мы явимся завтра или еще позже.
Трехсосенка оказалось деревней в ближнем Подмосковье. Навигатор обещал всего лишь четырехчасовую поездку через забитый пробками город.
Пока мы выбирались из Москвы, Алена листала файлы в скоросшивателе и фотографировала их цифровой камерой.
– Что это? – спросил я, одним глазом косясь на документы.
– Да какая-то медицинская хрень. Антропометрия, томограммы, кардиограммы, осциллограмма. Сорок страниц!
– А последняя страница?
Она открыла и, довольно правдоподобно переходя на испуганный шепот, прочитала:
– Унифицированная форма N ТОРГ-1. Это что такое?!
– Товарная накладная. Там вон ниже, читай.
– Приемка товара, – послушно прочитала Аля, – грузоотправитель, поставщик. Да какой, к черту, товар… Это же о людях речь? О человеке?!
– Ага, о человеке, – глядя на дорогу, сказал я. – К которому относятся, как к товару. Насколько помню, накладные ТОРГ-1 выдают при перевозке мяса. Ты лучше адрес уточни. Это в графе «Производитель».
Москва не отпускала, вцеплялась в нас когтями пробок и останавливала муторно долгими красными сигналами бесчисленных светофоров, соблазняла свободными и озаренными зелеными светофорными огнями полосами в обратном направлении, будто намекала на что-то, предупреждала, отводила от чего-то ужасного и неведомого. Но я игнорировал все знаки и упрямо гнал «скорую» из города, пока он не остался в дымном мареве далеко позади. Четко следуя указаниям электронного голоса навигатора, мы послушно сворачивали с Ярославского шоссе на МКАД и выруливали обратно, проскочили Мытищи и Королев, зачем-то завернули в Пушкино и поплутали по деревне Кощейково. И если название этой деревеньки нас позабавило, то требование свернуть у каких-то Могильцов уже насторожило. Указатель «Трехсосенка 15 км» показался неожиданно и, если бы не Алена, я скорее всего проскочил бы мимо съезда с дороги.
– Прямо сельская идиллия, – проворчала Аля, с каким-то подозрением вдыхая чистый свежий ветер, который ворвался в салон, вытесняя хоть и приятно прохладный, но все же мертвый кондиционированный воздух. Запахло пылью и какими-то травами. – Не люблю деревню.
– Отчего? Говорят, все мы родом из деревни, – насмешливо сказал я, намекая на ее не совсем городское происхождение.
– Там все фальшиво и тупо. В городе просто никому ни до кого дела нет, а в деревне каждый норовит залезть немытыми руками тебе в душу. Не скалься! Я знаю, о чем говорю. Сама много лет прожила в такой дыре.
Словно подтверждая ее слова, мы сначала обогнали ветхий «москвичок» выпуска эдак советско-застойных времен, затем с осторожностью объехали дымящий черным выхлопом и оглушающе тарахтящий трактор с вихляющей по всей дороге телегой. Но самым удивительным была третья машина, которая уже нас обогнала, когда я максимально замедлился, пытаясь вписаться между двумя огромными ямами на дороге, которая с каждым метром выглядела все хуже и напоминала последствия бомбежки. Свежевыкрашенный, но оттого не ставший новее белый «газон» с каким-то барахлом в деревянном зеленом кузове, обдав нас сизым облаком с забытыми с детства ароматами низкооктанового бензина, со скрипом тормозов и легким заносом остановился чуть впереди. Из кабины с пассажирского места высунулся немолодой водитель в драной тельняшке и засаленной кепке и, с улыбкой подмигнув Алене, кивнул неопределенно вперед:
– Вы, никак, заблудились? Небось, в санаторий чешете?
Мы переглянулись.
– В Трехсосенку, – сказал я. – Далеко это?
– Так я и говорю! В санаторий! Я как ваш лимузин с мигалками увидел, так сразу понял. Только что ж вы в окружную поехали совхозной дорогой? Ее, чай, с Союза не ремонтировали. Ваши давно другую отгрохали! Чудо, а не дорога! Стекло, прям, а не дорога!
– Далеко отсюда?
– Дорога-то?
– Да нет. Санаторий этот далеко?
– Да сразу за поворотом. Метров пятьсот. Там указатель увидишь. Совхозное правление направо, а тебе налево. Мимо не проедешь!
– Спасибо!
Водитель исчез, перебираясь на свое место, и скоро в механическом нутре грузовика что-то заскрипело, лязгнуло переключаемой передачей, двигатель заклокотал и «газон» с натугой тронулся.
Подождав, пока рассеется копоть выхлопа, мы поехали следом.
Скоро дорога, действительно, закончилась развилкой под указателем. Направо предлагалось ехать желающим попасть в Трехсосенку по ямам и колдобинам с остатками асфальта, а налево черной гладью бежала новая дорога. Она черной рекой огибала обширную территорию, больше всего напоминавшую тюрьму. Старый кирпичный забор, беленный известью и обвитый колючей проволокой, дополняли новые металлические вышки наблюдения с застекленными будками. В них маячили силуэты охранников, которые замирали всякий раз, когда мы проезжали мимо, явно наблюдали и докладывали руководству. Пару раз мелькнуло нечто похожее на оружие. На заборе через каждый десяток метров трафаретными красными буквами было написано в две строки: «Режимный объект. Остановка запрещена! Огонь на поражение открывается без предупреждения!».
– Вот так санаторий, – проворчал я. – В Брюховецкой такого не было.
Но хуже всего, что сразу за забором и, насколько хватало глаз вглубь, вся территория была засажена старыми высокими деревьями, напрочь отрезавшими обзор. Я-то надеялся сразу увидеть и мощную антенну, и крематорий, и новенькие складские ангары, как в Брюховецкой, а видел лишь верхушки крон.
То ли мы поехали в противоположную сторону, то ли так и было задумано, но проходная обнаружилась только через пять километров унылой езды вдоль белого кирпичного забора и вышек.
– Ага, санаторий, – невесело сказала Аля, читая поблекшую синюю вывеску над металлической черной дверью: «Министерство здравоохранения Московской области. Государственное бюджетное учреждение здравоохранения Московской области. Трехсосенский психоневрологический диспансер».
Въезд на территорию не отличался от такого же в Брюховецкой – те же выдвижные блокираторы, шлагбаумы, грозди видеокамер и даже сами ворота были близнецами-братьями кубанских. Когда мы подъехали, они начали медленно открываться.
Мельком глянув на Алю, я увидел вжавшуюся в кресло незнакомую женщину с серым каменным лицом. Не верилось, что всего несколько часов назад этот же человек смело вошел в головной офис КУБа и раздобыл ценнейшие сведения. А в тот момент ей было настолько страшно, что она даже не отреагировала на мой вопрос:
– Алена! – в третий раз крикнул я и она наконец повернула голову. – Ты как? На тебе лица нет.
– Нормально, – едва прошептала она. – Что-то дурно стало.
Из ворот вышли пять крепких ребят в камуфляже, при рациях, дубинках и знакомых по Брюховецкой электрошокерах. Я всмотрелся в лицо каждого, боясь снова увидеть моего воскресшего краснодарского знакомого. Если уж мы дважды встретились, причем в самых неожиданных местах, то почему бы не случиться третьему разу? Но нет.
– Можно ваши документы? – вроде бы и вежливо, но все же с нотками угрозы попросил старший. Я протянул ему скоросшиватель, который подвергся тщательнейшему досмотру.
Тем временем, уже без спроса, двое других залезли в фургон через задние двери.
– Что в сумках? – спросил один и носком армированного ботинка пнул одну.
– Дефибриллятор, фонендоскоп, аптечка, – соврал я, не оборачиваясь и наблюдая за ним в зеркало заднего вида. – Мы же «скорая» как-никак.