От экватора до полюса. Сборник рассказов

Только после этого священнодействующий индус складывает ладони перед грудью, закрывает глаза и начинает шевелить губами, мысленно разговаривая с богами, прося у них помощи в таком большом и важном деле. Затем он поднимается с подносом в руках, обходит по кругу всех стоящих и каждому мажет лоб красной краской. Вскоре солнечного цвета пятнышки появляются и у советских инженеров, как у принимавших участие в работе на этом объекте, так и у приехавших по приглашению с других участков.

В числе гостей оказалась одна русская женщина. Дойдя до неё, индус остановился в нерешительности. Строгие правила индийского этикета не позволяют мужчине прикасаться к чужой женщине, а тут ещё и не индийской. Однако подбадриваемый весёлыми голосами советских экспертов «Давай-давай!», он всё же рискнул: окунул большой палец в краску и аккуратно поставил пятнышко на лоб смеющейся женщины.

Наблюдавшие за своим товарищем и замолкшие на минутку в ожидании индийцы при виде совершённого взорвались бурей радостных возгласов. И долгое стояние в ожидании предстоящего пуска перестало быть томительным, разговоры стали громче и оживлённее.

Появились фотокорреспонденты. Им тоже покрасили лбы. Я стрекотал своей кинокамерой. Рабочие при виде повёрнутого на них объектива замирали, вытянувшись, боясь испортить кадр.

Наконец, к месту торжества подкатили легковые эмбэсадоры с начальством. В образовавшемся коридоре людей к трубе прошли генеральный управляющий заводом, руководители строительства и эксплуатации завода, советские главные эксперты и другие важные гости.

Получив свою долю краски, генеральный управляющий мистер Самарапунгаван взял в руку кокосовый орех и с силой разбил его о кирпичную стену дымовой трубы. Эхом радости откликнулась толпа. Разбить орех с первого раза считается очень важным, ибо полагают, что только в этом случае удача будет сопутствовать работе.

Самарапунгаван хорошо знал этот обычай. Высоко интеллигентный человек, сын профессора, он с рождения завода работает на нём сначала инженером и уж позже становится генеральным управляющим. Будучи молодым специалистом, он был направлен в Советский Союз на стажировку, где встретился с молодой красивой переводчицей, полюбил её и, женившись, забрал свою любимую в Индию, а через некоторое время – и её мать.

Превосходно владея русским языком, он никогда не кичился своим знанием, и, если ему приходилось выступать с речью перед советскими специалистами, а тут же находились и его соотечественники, то говорил он только на английском. Всего однажды мне пришлось слышать, как во время его очередного такого выступления переводчик допустил неточность в переводе, и тогда Самарапунгаван очень вежливо, деликатно извинился по-русски и поправил переводчика, что вызвало бурю аплодисментов в зале, а он продолжал выступать, словно ничего не произошло.

Прозрачная жидкость кокосового ореха растекалась тёмным пятном, смачивая белую поверхность стены. Это было началом. Зрители хлынули к трубе. Почётным гостям и ответственным за строительство раздавали орехи, и они били их под общие крики радости. От разбитых скорлуп орехов отламывалась вкусная мякоть и раздавалась желающим отметить торжество дегустацией. Дали орех и русской женщине. Она с силой одним ударом расколола его о стену, и так же, как неожиданно плеснуло молоко из-под осколков ореха, брызнула новая волна восторга. Индийцы громко закричали и даже зааплодировали. Десятки ладоней потянулись к женской руке, чтобы взять кусочек именно ею разбитого ореха.

Мне вспомнилось, как самому пришлось как-то впервые бить кокосовый орех. Прямо скажем, волновался. Скорлупа кокосового ореха весьма толстая и крепкая. Не каждому удаётся расколоть её сразу. А мне ещё дали маленький плод, почти спрятавшийся в ладони. Тут легче было разбить себе пальцы, чем орех. Однако я размахнулся и, крепко сжимая плод пальцами, с силой прямо-таки припаял кокос к цементному фундаменту пускаемого агрегата. У всех наблюдавших за мной вырвался возглас разочарования, так как орех не разбился.

Я, признаться, сам немало удивился этому, раскрыл ладонь, и кокос теперь к удивлению и восторгу окружающих распался на две равные части, проливая мне на руки и фундамент свой сок. Под общий смех кто-то закричал:

– Мистер Бузни фокусник. Это его новый фокус. Мне тоже стало смешно, так как с орехом получилось случайно, но это дало повод приписать мне ещё один факт как подтверждение способностей фокусника.

Дело в том, что незадолго до этого дня мы проводили с индийскими коллегами вечер в нашем Доме дружбы, где я показывал фокусы с появлением и исчезновением маленьких шариков. Они, в сущности, были несложными, но никто не мог догадаться, куда исчезали шарики, если на мне рубаха с короткими рукавами без карманов, а в руках только газета. Эти фокусы принесли мне некоторую популярность, и многие при встрече, смеясь, повторяли мои слова: «Шарик есть, шарика нет».

Никаких речей по поводу трубы никто не произносил, и официоза не было. В образовавшейся толпе кричащих, хохочущих, толкающихся и протискивающихся в разные стороны людей мало кто заметил сам момент пуска трубы, но тем не менее, генеральным управляющим кнопка пуска была нажата, где-то внутри трубы сверкнула искра, поданный газ вспыхнул, и труба заработала. Неделю она разогревалась, и только потом можно было начать разогрев, или как ещё говорят, сушку самой батареи, чтобы потом десятки лет не затухал зажжённый в печах огонь.

Батарея, которая во время работы напоминает страшного змея Горыныча своими зияющими огнём, огромными пастями и клубящимся чёрным дымом, сейчас, до пуска, стоит, как новенькая игрушка, мирно выставив напоказ зрителям ровный ряд чёрных бронированных дверей. А зрителей собирается сегодня много. Один за другим подъезжают джипы, эмбэсадоры, автобусы. Перед батареей уже выстроен из бамбука и кусков цветного полотна большой шатёр, внутри которого расставлены столы и готовятся угощения. Подвозится вода разных сортов, сладости, фрукты.

Главный распорядитель – довольно высокий индус с широкой красной лентой, перекинутой через плечо, – поминутно выскакивает из шатра, отдавая различные распоряжения своим помощникам. Всю неделю перед этим шли дожди, а сегодня светит жаркое солнце, и все довольны, особенно фотографы. Они щёлкают аппаратами, торопясь запечатлеть друзей распорядителя полицейских, женщин, продолжающих носить что-то на головах, и саму праздничную батарею. Во время таких торжеств обычно происходит много встреч.

– О, мистер Рудской! Рад Вас видеть. Вы сейчас здесь работаете или тоже в гостях?

– Мистер Гупта? Хэллоу! Приятно встретиться с Вами. Да, я сейчас здесь на коксохиме.

– Тогда поздравляю Вас! Это Ваш день.

– Спасибо. И Вас поздравляю. Вообще-то праздник скорее Ваш. Завод-то для всех индийцев.

– Конечно-конечно, – соглашается сразу Гупта. – Скажем так, что это наш общий праздник. Давайте сфотографируемся вместе, – предлагает он, видя на груди у Рудского фотоаппарат.

– С удовольствием, мистер Гупта.

Николай поворачивается к группе товарищей, стоящих в стороне и кричит:

– Эй ты, здоровяк, Анатолий, а ну иди сюда! Сними-ка нас с Гуптой. Мы вместе работали на сталеплавильном комплексе.

Толя неторопливо поворачивается, подходит к Рудскому, молча снимает у него с плеча фотоаппарат, кажущийся игрушкой в его крупных ладонях.

Когда Гарбуз впервые появился у нас на комплексе и представился Тэ Эс Гиллу, как инженер-электрик, тот неожиданно рассмеялся и спросил:

– Скажите, у русских все электрики высокого роста или только к нам таких присылают? Что ни электрик, то один больше другого, а переводчики все маленькие, худенькие.

Толя тогда, не смутившись, шутя, ответил на английском языке:

– Электрики должны быть сильными, чтобы лучше сопротивляться току, – и потом серьёзно добавил, – а вообще-то я раньше хотел быть переводчиком. Много занимался языком. Но желание стать инженером пересилило.

– У Вас неплохой английский, – согласился Гилл. – Вы могли бы быть переводчиком.

– Спасибо, но рост у меня электрика, так что останусь им, – ответил Анатолий, и оба рассмеялись удачной шутке.

Сейчас Гарбуз выбирает позицию, наводит камеру на Рудского и Гупту и недовольным голосом, в котором только друзья могут расслышать добродушие, говорит:

– Если б не Гупта, не снимал бы тебя, Николай. Чего зря кадры портить твоей фигурой? Удивительно, как это ты сегодня с целыми руками и ногами, и нос не поцарапан.

Он намекал на то, что его приятель любитель спортивных мероприятий, играет в футбол и несколько раз умудрялся разбивать себе то руку, то ногу. Гарбуз сочувствовал ему, но при этом всякий раз говорил:

– Эх ты, спортсмен, тебя надо на блюдечке носить подальше от мяча и поля.

Рудской обнимает за плечи Гупту и в ответ на ворчание Анатолия требовательно кричит:

– Давай-давай! Снимай скорее!

Услышав знакомые русские слова, которые часто произносят советские специалисты, Гупта тоже говорит:

– Давай! Давай!

Все хохочут, и снимок получается весёлый, непринужденный.

Становится жарко. Катятся на землю капли пота. Можно подумать, температура поднимается оттого, что масса людей пожимают жарко друг другу руки, смеются, рассказывают шутки и анекдоты, посматривая на батарею, сверкающую на солнце чистотой.

Почти в центре к самым топкам наверх подведена широкая лестница. То и дело по ней поднимаются и опускаются люди. Несут кокосовые орехи, устраиваются репортёры, примеряясь, откуда лучше фотографировать, последний раз проверяют, всё ли в порядке, инженеры-механики.

Здесь и мистер Варма. Через его руки фактически прошло строительство всего комплекса от первой батареи до пятой, которую пускают сегодня. Работая с самого начала трудовой деятельности с русскими экспертами, он, не изучая специально русский язык, научился легко понимать русских и даже говорить многое по-русски. Кому-то может показаться это неудивительным. Но вот, например, Гилл работал в таких же условиях, что и Варма и почти столько же, но по-русски знает, пожалуй, только «давай-давай» и «хорошо», может, ещё два-три самых употребительных слова и только.

Варма нетороплив, спокоен и, тем не менее, умеет очень оперативно решать любые вопросы и, пожалуй, лучше многих присутствующих на сегодняшнем торжестве понимает всю важность дня для завода и всей страны.

Практически батарея была готова к пуску ещё год назад. И кокс, который она могла давать всё это время, очень нужен промышленности Индии. Да разве только это? А коксовый газ? Без него не обходится домна, конвертер, прокатные станы, химические цеха. Да, пожалуй, нет такого передела, где бы не использовался коксовый газ, который дают батареи. Прекрати его подачу – и станет весь завод. Правда, четыре батареи в настоящее время справляются со своей задачей, но дополнительный кокс – это золото для страны, дополнительный коксовый газ – это ценнейшее сырьё для химического производства, из которого можно получить более сотни продуктов, необходимых народному хозяйству. И всё-таки батарею не пускали.

Ощущалась острая нехватка в стране коксующихся углей. А без них не получишь кокса и газа. И вот оборудование, стоящее миллионы рупий, было законсервировано, пока, наконец, правительство Индиры Ганди не сумело изыскать возможности и дало твёрдые гарантии стабильной поставки коксующихся углей. Ведь однажды пущенная в работу, коксовая батарея останавливаться не может практически до конца своей службы, а значит, перебои в поставке сырья равносильны смертному приговору печам.

Но сегодня они, наконец, задышат жизнью, а ещё через два месяца дадут свой первый кокс.

Варма кладет кокосовые орехи на поднос. В принципе он понимает, что бога, может, и нет, но традиции, особенно религиозные, очень сильны в народе, и отступать от них никак нельзя. Правда, жизнь не стоит на месте, и древние традиции принимают несколько иной смысл и формы.

Например, вчера закончился праздник Холи. Это самый большой праздник весны и красок. Его связывают со многими легендами, рассказывающими о победе бога Кришны над чудовищем-людоедкой Путаной, которая хотела отравить его своим молоком, или о ведьме Холике, сгоревшей в костре по воле богов из-за её жестокости. Но Варма склонен к более реальным объяснениям, близким к жизни. В дни праздника все красят друг друга разными красками, как бы говоря тем самым, что люди с разным цветом кожи, разных положений в обществе равны друг другу.

Есть и другое объяснение обычая красить красками. После праздника Холи начинается самый жаркий период, когда могут возникать и часто появляются кожные заболевания. С древних времён индийцы спасаются от таких болезней особой мазью красного цвета. Может, это и легло в основу праздника красок.