Русский иностранец Владимир Даль

Сей дан села Тригорского людям: Алексею Хохлову росту 2 арш<ин> 4 вер<шка>, волосы темнорусыя, глаза голубыя, бороду бреет, лет 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар<шина> 3 ? в<ершка>, волосы светлорусыя, брови густыя, глазом крив, ряб, лет 45, в удостоверение, что они точно посланы от меня в С. Петербург по собственным моим надобностям и потому прошу Господ командующих на заставах чинить им свободный пропуск. Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское в Опочевском уезде.

    Статская советница Прасковья Осипова

В документе только подпись: «Статская советница Прасковья Осипова» – рукой П. А. Осиповой. Остальной текст – рукой А. С. Пушкина.

Под именем Алексея Хохлова во время поездки в Петербург должен был скрываться ссыльный А. С. Пушкин, не имевший права покидать Михайловское. Поездка окончилась неудачей. О том, что случилось в пути, позднее (со слов А. С. Пушкина) рассказал В. И. Даль:

«Пушкин жил в 1825 году в псковской деревне, и ему запрещено было из нее выезжать. Вдруг доходят до него темные и несвязные слухи о кончине императора, потом об отречении от престола цесаревича; подобные события проникают молнием сердца каждого, и мудрено ли, что в смятении и волнении чувств участие и любопытство деревенского жителя неподалеку от столицы возросло до неодолимой степени? Пушкин хотел узнать положительно, сколько правды в носящихся разнородных слухах, что делается у нас и что будет; он вдруг решился выехать тайно из деревни, рассчитав время так, чтобы приехать в Петербург поздно вечером и потом через сутки же возвратиться. Поехали; на самых выездах была уже не помню какая-то дурная примета, замеченная дядькою, который исполнял приказания барина своего на этот раз очень неохотно. Отъехав немного от села, Пушкин стал уже раскаиваться в предприятии этом, но ему совестно было от него отказаться, казалось малодушным. Вдруг дядька указывает с отчаянным возгласом на зайца, который перебежал впереди коляски дорогу; Пушкин с большим удовольствием уступил убедительным просьбам дядьки, сказав, что кроме того позабыл что-то нужное дома, и воротился. На другой день никто уже не говорил о поездке в Питер, всё осталось по старому».

Вернемся в Дерпт. В феврале 1825 года из столицы приехал Н. М. Языков. Со своими однокашниками, с И. Ф. Мойером и его окружением поэт делится впечатлениями от того, что узнал и увидел в Петербурге.

Для расследования дела о «возмущении» 17 декабря 1825 года был создан Следственный комитет. 29 мая 1826 года его преобразовали в Следственную комиссию. Затем высочайшим Манифестом от 1 июня 1826 года был учрежден Верховный уголовный суд. Ему было поручено определить судьбу бунтовщиков. Через месяц было принято решение. Все подсудимые были разделены на 11 разрядов, а «особо опасные преступники» выделены отдельно ото всех. Их оказалось пять человек: Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Пётр Григорьевич Каховский, Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, Павел Иванович Пестель и Кондратий Фёдорович Рылеев. Они были приговорены судом к смертной казни четвертованием. 11 июля 1826 года государь император Николай I проявил «милость» – заменил четвертование повешением. Через день, 13 июля, все пятеро были казнены на кронверке Петропавловской крепости.

За происходящим в Петербурге внимательно наблюдали в Дерпте. Когда до Лифляндии дошла весть о казни декабристов, Н. М. Языков, потрясенный смертью друга-поэта, пишет стихотворение:

Не вы ль убранство наших дней,
Свободы искры огневые, —
Рылеев умер, как злодей! —
О, вспомяни о нем, Россия,
Когда восстанешь от цепей
И силы двинешь громовые
На самовластие царей!

Наш герой, наверняка, слышал эти стихи в исполнении автора. Но, думается, от оценки воздержался. Печальный жизненный опыт дал о себе знать.

Студенты Дерптского университета размышляли не только о политических событиях. Стихотворцы, хоть и разного масштаба, Н. М. Языков и В. И. Даль следили, не могли этого не делать, за творчеством А. С. Пушкина. До Дерпта дошла рукопись еще не опубликованной трагедии «Борис Годунов». Она выйдет в свет лишь в декабре 1830 года (с изъятием сцены «Девичье поле. Новодевичий монастырь»; примечательно, что эта сцена впервые напечатана в конце 1833 года в Дерпте – в журнале «Dorpater Jahrb?cher f?r Litteratur, Statistik und Kunst», на двух языках – русском и немецком, в переводе Е. Ф. Розена).

Первое выступление в печати

Но была и просто жизнь молодых людей, студентов Дерптского университета. После учебы они были не прочь весело провести время и заодно отомстить своим «обидчикам». В. И. Даль вспоминал:

«Если мы, в шаловливом порыве своем, мстили непомерно дорогому переплетчику, зазнавшемуся сапожнику или обманувшему нас на прикладе портному тем, что обменивали ночью их вывески, или надписывали на них, вместо настоящих имен ремесленников, приданные им по какому-либо случаю забавные прозвища, если привешивали к малому оконцу огромный ставень и наоборот, если обменивали таким же образом два деревянные крыльца, приставив, вместо маленького крылечка и лесенки, к полуразвалившемуся домишке огромное крыльцо со львами и резными перилами, запрудив таким образом вход и выход, то шалость эта, без всякого прекословия, вина виноватая, но не злобная, не злонамеренная, не коварно умышленная: мы на другой же день, проспав хмель шалости и необузданной шутки – а другой хмели в нас не бывало – готовы были справить всё опять своими же руками…»

Но это уже в зрелом возрасте Владимир Иванович говорит, забыв или, что более вероятно, умышленно слукавив, будто в молодости он и его товарищи ничего хмельного в рот не брали. Конечно, брали, но не забывали о главном – об учебе, а наш герой и о сочинительстве.

С начала 1827 года А. Ф. Воейков в Петербурге стал выпускать «военно-литературный» журнал «Славянин» (выходил один раз в две недели). Издатель привлек к сотрудничеству и В. И. Даля. В августе, в № 16, в журнале было помещено стихотворное сочинение нашего героя «Отрывок. Из длинной повести». Оно начиналось так:

Лишь смеркнется день – и приветливо тень
И вблизи, и вдали, устлалась на земли,
Я взвился на коня – и помчал он меня,
Как олень через рвы, как сокол через дол!

Это было первое выступление В. И. Даля в печати. Прямо скажем, не очень удачное. В конце года, в № 26, А. Ф. Воейков опубликовал еще одно сочинение нашего героя – стихотворение «Совет молодым моим друзьям». Вот его начало:

Братья! Если вам встретить случится
Нежные глазки, миленький взор —
Слово и дело! тотчас влюбиться!
Тетушек, матушек слушаться вздор!

Интересная деталь: в № 26 «Славянина» за 1827 год, рядом с опусом нашего героя, были напечатаны поэтические произведения: «Новая любовь, новая жизнь» В. А. Жуковского, отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Братья разбойники» и стихотворение Н. М. Языкова «Вечер». Перечитывая «Совет молодым друзьям» и помещенные рядом сочинения мастеров поэтического слова, В. И. Даль не мог не увидеть, что его творение сильно уступает им. Больше он свои стихи не печатал и почти не писал их.

Н. И. Пирогов

В июне 1828 года, после вступительных экзаменов в Петербурге, в Дерпт приехали повышать квалификацию медики – студенты Профессорского института, и в их числе Н. И. Пирогов.

Первая встреча приехавших с В. И. Далем не заставила себя долго ждать. Н. И. Пирогов вспоминал:

«Однажды, вскоре после нашего приезда в Дерпт, мы слышим у нашего окна с улицы какие-то странные, но незнакомые звуки: русская песнь на каком-то инструменте. Смотрим – стоит студент в вицмундире; всунул он голову через открытое окно в комнату, держит что-то во рту и играет: “Здравствуй, милая, хорошая моя”, не обращая на нас, пришедших в комнату из любопытства, никакого внимания. Инструмент оказался органчик (губной), а виртуоз – В. И. Даль; он действительно играл отлично на органчике».

И. Ф. Мойер

Вскоре после этой встречи В. И. Даль и Н. И. Пирогов подружились.

О своем учителе, И. Ф. Мойере (он же и учитель В. И. Даля), об учебе в Дерпте выдающийся хирург рассказал в «Дневнике старого врача»:

«Это была личность замечательная и высокоталантливая. Уже одна наружность была выдающаяся. Высокий ростом, дородный, но не обрюзглый от толстоты, широкоплечий, с крупными чертами лица, умными голубыми глазами, смотревшими из-под густых, несколько нависших бровей, с густыми, уже седыми несколько, щетинистыми волосами, с длинными, красивыми пальцами на руках. Мойер мог служить типом видного мужчины. В молодости он, вероятно, был очень красивым блондином. Речь его была всегда ясна, отчетлива, выразительна. Лекции отличались простотой, ясностью и пластичной наглядностью изложения. <…>

По-видимому, появление на сцену нескольких молодых людей, ревностно занимавшихся хирургией и анатомией, к числу которых принадлежали, кроме меня, Иноземцев, Даль, Липгардт, несколько оживили научный интерес Мойера. Он, к удивлению знавших его прежде, дошел в своем интересе до того, что занимался вместе с нами по целым часам препарированием над трупами в анатомическом театре».

Хлебосольный дом Мойеров был культурным центром Дерпта. Н. И. Пирогов записал:

«Добрейшая Екатерина Афанасьевна пригласила меня обедать постоянно с ними, и я с тех пор был в течение почти пяти лет домашним человеком в доме Мойера. Тут я познакомился и с Василием Андреевичем Жуковским. Поэт был незаконный сын (от пленной турчанки) ее отца Бунина, воспитывался у нее в доме, влюбился в свою старшую племянницу, которая вышла потом замуж за Мойера (Екатерина Афанасьевна не дала согласия на брак влюбленных, считая это грехом).

Я живо помню, как однажды Жуковский привез манускрипт Пушкина “Борис Годунов” и читал его Екатерине Афанасьевне; помню также хорошо, что у меня пробежала дрожь по спине при словах Годунова: “И мальчики кровавые в глазах”».

В. А. Жуковский. Портрет работы Воейковой

Еще до приезда Н. И. Пирогова в Дерпт, 14 апреля 1828 года, Россия объявила войну Турции и одновременно направила ей требования, выполнив которые, Османская империя могла бы избежать боевых действий. Однако только после почти полутора лет кровавых сражений турки пошли на заключение мира практически на тех же условиях, которые им предложила Россия перед началом войны.

На войне нужны врачи. Поэтому В. И. Даль вынужден был закончить обучение досрочно. Он написал в автобиографии:

«Года через полтора (после начала обучения. – Е. Н.) один казеннокоштный студент не в порядке оставил честь и место; меня пригласили занять его, и я… вступил в число казенных… по 200 р. сер<ебром> в год. Кроме того, я давал уроки русского языка, по 1 рублю ассигн<ациями> за час. Мне оставалось пробыть до конца 1830 года, но начальство потребовало всех годных в войну 1829 года; нас отобрали троих, и мне дозволили тут же держать экзамен на доктора».

Экзамен на докторское достоинство с получением звания «лекаря 1-го отделения» В. И. Даль выдержал 15 марта 1829 года. А через три дня, 18-го числа, он публично защитил «Диссертацию на соискание ученой степени, излагающую два наблюдения: 1) успешную трепанацию черепа, 2) скрытое изъязвление почек» и получил диплом доктора медицины.

Н. И. Пирогов в «Дневнике старого врача» написал:

«…Началась турецкая война 1828 г., и нам пришлось распрощаться с некоторыми из наших новых дерптских знакомых. На эту войну уехал от нас Владимир Иванович Даль (впоследствии писатель под псевдонимом “Казак Луганский”).

Это был замечательный человек, сначала почему-то не понравившийся мне, но потом мой хороший приятель. Это был прежде человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, всё ему удавалось усвоить. Со своим огромным носом, умными серыми глазами, всегда спокойный, слегка улыбающийся, он имел редкое свойство подражания голосу, жестам, мине других лиц; он с необыкновенным спокойствием и самой серьезной миной передавал самые комические сцены. Подражал звукам (жужжанию мухи, комара и пр.) до невероятия верно. В то время он не был еще писателем и литератором, но он читал уже отрывки из своих сказок. <…> Находясь в Дерпте, он пристрастился к хирургии и, владея между многими способностями необыкновенной ловкостью в механических работах, скоро сделался и ловким оператором; таким он и поехал на войну».

Владимира Ивановича определили во 2-ю действующую армию. Куда он и направился после защиты диссертации.

Глава 5

Военный врач

Война в Европе