Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Душенька, разчванист ты очень. Изволишь ли быть сегодни и играть на бильярды? Прошу прислать сказать на словах – да или нет, для того, что письма в комедьи без очков прочесть нельзя. Мррр, разчванист ты, душенька.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Хотя тебе, душечка, до меня и нужды нету, но мне весьма есть до тебя. Каков ты в своём здоровье и в опале ли я или нету? А тебе объявляю всякую милость от Бога да и от Государ[ыни].
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Воля твоя, милюша милая Гришифушечка, а я не ревную, а тебя люблю очень.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Гришенька, знаешь ли ты, вить тебе цены нету. Только, пожалуй, пришли сказать, каков ты после мыленки.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Милая милуша, здравствуй. Знай, что тебя милее нет на свете. Душечка, Гришенок мой.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Мамурка, здоров ли ты? Я здорова и очень, очень тебя люблю.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Милая милуша, дорогие сладкие губки, жизнь, радость, веселье. Сударушка, голубушка, monfaisan d'or. Je Vous aime de tout mon Coeur (мой золотой фазан. Я люблю вас всем сердцем – фр.).
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодни под гневом. Буде нету и я ошибаюсь, tant nueux (тем лучше – фр.). И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Душа моя милая, безценная и безпримерная, я не нахожу слов тебе изъяснить, сколько тебя люблю. А что у тебя понос, о том не жалей. Вычистится желудок. Но надлежит беречься, милой м[уж], сударка.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Сударинька, могу ли я прийти к тебе и когда? Умираю, хочу тебя видеть, Гришатка мой собственный.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Миленький, я иду спать и двери запрут. Но естьли приидешь паче чаяния и оне заперты будут, то ей-ей плакать буду завтра.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Нет, уж и в девять часов тебя неможно застать спящего. Я приходила, а у тебя, сударушка, люди ходят и кашляют, и чистят. А приходила я за тем, чтоб тебе сказать, что я тебя люблю чрезвычайно.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Сердце моё, я пришла к вам, но, увидав в двери спину секретаря или унтер-офицера, убежала со всех ног. Всё же люблю вас от всей души (фр.).
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Двери будут открыты и всё будет зависеть от желания и возможности того, к кому это относится. Что до меня, то я иду спать (фр.).
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Сто лет, как я тебя не видала. Как хочешь, но очисти горницу, как прийду из Комедии, чтоб прийти могла. А то день несносен будет, и так ведь грус[т]ен проходил. Чёрт Фонвизина к Вам привёл. Добро, душенька, он забавнее меня знатно. Однако я тебя люблю, а он, кроме себя, никого.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
С этим Фонвизиным был случай, в котором князь Г.А. Потёмкин показал, что не любил льстецов и подлецов. Известный по сочинениям своим, Денис Иванович Фонвизин был облагодетельствован Иваном Ивановичем Шуваловым; но, увидя свои пользы быть в милости у светлейшего, невзирая на давнюю его большую неприязнь с Шуваловым, перекинулся к князю, и в удовольствие его, много острого и смешного говаривал насчёт бывшего своего благодетеля. В одно время князь был в досаде и сказал насчёт некоторых лиц: «Как мне надоели эти подлые люди». – «Да на что же вы их к себе пускаете, – отвечал Фонвизин, – велите им отказывать». – «Правда, – сказал князь, – завтра же я это сделаю». – На другой день Фонвизин приезжает к князю; швейцар ему докладывает, что князь не приказал его принимать. – «Ты, верно, ошибся, – сказал Фонвизин, – ты меня принял за другого». – «Нет, – отвечал тот, – я вас знаю и именно его светлость приказал одного вас только не пускать, по вашему же вчера совету».
Л.Н. Энгельгардт. С. 252-253
Естьли, батинька, необходимая тебе нужда меня видеть, то пришли сказать. У меня понос пресильный с шестого часа. Боюсь проходом чрез студеную галерею в такой сырой погоде умножит резь, а что ты болен, о том сердечно жалею.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Длинное Ваше письмо и рассказы весьма изрядны, но то весьма глупо, что ни единое ласковое слово нету. Мне что нужда до того, хто как врёт в длинну и поперёк, а Вы, перевираючи, мне казалось, по себе судя, обязаны были вспомнить, что и я на свете и что я ласку желать право имею. Дурак, татарин, казак, гяур, москов, morbleu (чёрт возьми – фр.).
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Март – декабрь 1774
Встав из-за стола, получила я гневное Ваше письмо. Признаюсь, велика моя вина, что требую, чтоб в моих указах избежено было противуречие и сказано было, какой ни есть, только претекст, дав оный Вам же на выбор. Я дурачить Вас не намерена, да и я дурою охотно слыться не хочу. Прочия изражении письма Вашего принимаю за спыльчивость, на которых ответствовать не буду, а ещё меньше горячиться попустому, ибо Вы сами знаете, что Вы вздор написали. Прошу, написав указ порядочно, прислать к моему подписанию и притом перестать меня бранить и ругать тогда, когда я сие никак не заслуживаю. Дурак, яур.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. [Март 1775]
Императрица подарила великому князю (будущему императору Павлу I. – Е.Г.) в день своего рождения не особенно ценные часы, Потемкину же пожаловала 50 000 рублей, сумму, в которой весьма нуждался великий князь и которую он тщетно себе испрашивал. Этот отказ и предпочтение, оказываемое Потёмкину, всё более и более озлобляют молодого великого князя против матери и против фаворита, который всем распоряжается, между тем как человек, которому следовало бы быть на престоле, нуждается в средствах.
Французский посланник Дюран. 8 мая 1775 г. Дипломатическая переписка. С. 128
Императрица не всегда обходилась с ним [сыном и наследником престола] как бы должно было, и при сём случае меня по молодости, может быть моей, удивило между прочим, что он никак в делах не соучаствовал. Она вела его не так, как наследника. Ему было токмо приказано ходить к ней дважды в неделю по утрам, чтобы слушать депеши, полученные от наших при иностранных Дворах находящихся министров. Впрочем, он не бывал ни в Совете, ни в Сенате. Почётный чин его великого адмирала был дан ему единственно для наружности, управление же морских сил до него не принадлежало. А, наконец, когда у нас завелся флот на Чёрном море, то сею честию начальствовал князь Потёмкин… Не менее однако ж прискорбно было нам всем придворным видеть сие неискреннее обхождение и ни малейшей горячности и любви между сими двумя августейшими особами. Великий же князь к родительнице своей всегда был почтителен и послушен. Когда об этом размышляешь, не можешь довольно надивиться, разве токмо подвести ту одну причину, что восшествие императрицы, переворотом соделанное, оставило в сердце её некоторое беспокойство и ненадёжность на постоянную к себе преданность от вельмож и народа. И так она за правило себе поставила сосредоточить всю власть в единые свои руки. По моему мнению, она бы ещё более славы себе прибавила, если б уделила великому князю часть своих трудов. Сколько же бы он пользы от того получил! Сколько бы Россия от того могла быть счастливее! Я никак не могу верить, что мне тогда сказывали, будто она иногда проговаривала: «после меня хоть трава не расти».
Записки Фёдора Николаевича Голицына. С. 358-359
Во веки веков не поеду более Богу молиться. Ты таков холоден ко мне, что тошно становится. Яур, москов, казак, волк, птица.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. [После 3 июня 1775]
Кукла, или ты спесив, или ты сердит, что ни строки не вижу. Добро, душенька, накажу тебя, расцалую ужо. Мне кажется, ты отвык от меня. Целые сутки почти что не видала тебя, а всё Щербачев и другие шушеры, что пальца моего не стоят и тебя столько не любят, те допускаются до вашего лицезрения, а меня оттёрли. Добро, я пойду в General des Jamchiks (в ямщицкие генералы – фр.) возле вас, то получу вход к Высокопревосходительному.
Екатерина II – Г.А. Потёмкину. [2 августа 1775]
Потёмкин принимал, в день своего ангела, поздравления от всего дворянства и от всех классов общества. Императрица пожаловала ему 100 000 рублей.
Английский посланник Гуннинг. 16 октября 1775 г. Дипломатическая переписка. С. 131
Боже мой, увижу ли я тебя сегодни? Как пусто, какая скука. Я политическое ваше собранье желаю быть везде, где хотят, а мне бы быть с тобою.