Любовь и диктатура

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Унимай свой гнев, Божок. Вздор несёшь. Не бывать ни в Сечи, ни в монастыре.

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Ныне вить не апрель первое число, что прислать бумагу и в ней написать ничего. Знатно сие есть следствие Вашего сновидения, чтоб лишней ласкою не избаловать. Но как я лукавству худо выучилась, то статься может, что иногда и я не догадываюсь, что безмолствие значит. Но, как бы то ни было, как я ласкова, то от Вас зависит платить нас неравной монетою. Гяур, москов, козак яицкий, Пугачёв, индейский петух, павлин, кот заморский, фазан золотой, тигр, лев в тростнике.

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Душенька, я взяла верёвочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять. Здравствуй, миленький, без ссор, спор и раздор.

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Друг мой, вы сердиты, вы дуетесь на меня, вы говорите, что огорчены, но чем? Тем, что сегодня утром я написала вам бестолковое письмо? Вы мне отдали это письмо, я его разорвала перед вами и минуту спустя сожгла. Какого удовлетворения можете вы ещё желать? Даже церковь считает себя удовлетворённой, коль скоро еретик сожжён. Моя записка сожжена. Вы же не пожелаете сжечь и меня также? Но если вы будете продолжать дуться на меня, то на всё это время убьёте мою весёлость. Мир, друг мой, я протягиваю вам руку. Желаете ли вы принять ее (фр.).

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Гневный и Высокопревосходительный Господин Генерал Аншеф и разных орденов Кавалер. Я нахожу, что сия неделя изобильна дураками. Буде Ваша глупая хандра прошла, то прошу меня уведомить, ибо мне она кажется весьма продолжительна, как я ни малейшую причину, ни повода Вам не подала к такому великому и продолжительному Вашему гневу. И того для мне время кажется длинно, а, по нещастию, вижу, что мне одной так и кажется, а Вы лихой татарин.

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [1775]

Императрица начинает смотреть совершенно иначе на вольности, которые позволяет себе её фаворит. Просьба об отставке от всех занимаемых им должностей, поданная ему гр. Алексеем Орловым, обидела императрицу; до такой степени, что она заболела. Однако начинают поговаривать втихомолку, будто одна личность, рекомендованная ей фельдмаршалом Румянцевым (тут впервые в дипломатической переписке появляется намек на нового фаворита Завадовского. – Е.Г.), имеет большую надежду овладеть её полным доверием.

Английский посланник Окс. 12 января 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 131-132

Достойно внимания следующее «секретное» письмо императрицы к князю Д.М. Голицыну, русскому послу в Вене (от 13 января 1776 г.): «Я вам через сие предписываю и прошу всячески стараться, и буде за нужное рассудите, то дозволяю вам адресоваться прямо к его величеству императору римскому именем моим и изъяви сему государю, что высокие его качества и все в разные времена доходящие сантименты его величества о России и о особе моей возбудили во мне доверенность таковую, что приняла намерение к нему прямо производить просьбу, которая персонально меня много интересует, а именно, чтоб его величество удостоил генерала графа Григория Потёмкина, много мне и государству служащего, дать Римской Империи княжеское достоинство, за что весьма обязанной себя почту. Поручаю сие дело вашему прилежному попечению самолично; вы о сём ни с кем, окромя со мною, не имеете производить переписку, а что будет о том, мне донесёте прямо, надписывая в собственные руки».

Брикнер А. Г. Потёмкин. – М.: ТЕРРА, 1996. С. 42

Влияние Потёмкина, кажется, сильнее, чем когда-либо.

Английский посланник Окс. 22 января 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 132

Князь Григорий Александрович!

Всемилостивейше дозволяем Мы Вам принять от Римского Цесаря присланный к Вам диплом на Княжеское достоинство Римской Империи и соизволяем впредь Вам именоваться повсюду в силу онаго диплома Римской Империи Князем. Впрочем остаёмся как всегда к Вам доброжелательна.

Екатерина II – Г.А. Потёмкину. Марта 21 ч., 1776 г.

Посещение императрицею князя Орлова во время его болезни вызвало горячее объяснение её с Потёмкиным, и хотя он пользуется в настоящее время неограниченной властью, но некоторые предсказывают с полной уверенностью его падение, как событие весьма близкое. Я полагаю, что это предсказывают потому, что этого сильно желают, ибо нет никаких признаков, предвещающих его падение. Доказательством дурного мнения, которое многие имеют о Потёмкине, служит то, что люди верят слуху, будто он велел подсыпать яда кн. Орлову. Действительно, малейший знак милостивого внимания императрицы к кому бы то ни было, возбуждает в нём величайшую зависть, и он выказывает её таким путём, который не только не может быть лестен императрице, но должен вызвать с её стороны отвращение.

Английский посланник Окс. 19 марта 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 133

Сюда приехал принц Генрих Прусский, и князь Потёмкин удостоился вчера чести получить из рук его королевского высочества орден Чёрного орла.

Английский посланник Окс. 16 апреля 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 134

Я не рождена для ненависти. Она не обитает в моей душе, я её никогда не ощущала, не имею чести с нею знаться (фр.).

Екатерина II – Г.А. Потёмкину.  [Май 1776]

Несмотря на все преимущества Потёмкина и на его старание остаться единственными властелином сердца Екатерины, он вскоре убедился, что это была вещь невозможная. Благодаря интриге, которой руководил фельдмаршал Румянцев и в которой участвовали все придворные, завидовавшие влиянию фаворита, при дворе появился ему соперник; он сумел обратить милостивое внимание императрицы, понравился с первого взгляда и был принять весьма благосклонно. Это был молодой Завадовский, уроженец Украины, служивший в начале суфлёром в придворном театре, затем секретарём и адъютантом Румянцева. Он перешёл на службу Екатерины в звании её личного секретаря, что открывало ему свободный доступ к императрице.

Английский посланник Окс. 26 апреля 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 131

В апреле 1776 г. фаворит серьёзно думает отретироваться, но хочет сделать это блестящим образом. Если верить сведениям, собранным маркизом де Жюинье, тогдашним новым посланником Франции в Петербурге, он просил у императрицы, взамен того положения, которого соглашался лишиться, трона Курляндии, прибавляя, что смотрит на этот пост как на нечто временное, переходное к трону Польши. На этот раз воспоминания о Бироне и Понятовском преследовали воображение великого честолюбца. Но Екатерина уже не была в состоянии раздавать троны. Она, впрочем, выучилась дешевле расплачиваться с образами, которые поблекли. В ноябре того же года произошёл кризис. Как бы следуя року, которому подпадали по очереди его предшественники и, повторяя неосторожность, погубившую красавца Орлова, Потёмкин взял отпуск для ревизии Новгородской губернии. Это послужило сигналом: через несколько дней после его отъезда, Завадовский водворился на его месте.

Валишевский К. Вокруг трона. Екатрина II. Императрица Всероссийская, ее любимые сотрудники, друзья, фавориты, интимная жизнь. М.: Книгоиздательство «Сфинксъ». 1910. С. 140

Путешествие Потёмкина считалось современниками знаком немилости Екатерины. Каково было впечатление этого события, видно из письма Чернышёва к Андрею Кирилловичу Разумовскому от 24 июня 1776 года: «Бедный Потёмкин вчера уехал в Новгород, как говорит, на три недели, для осмотра войск: хотя он имеет экипажи и стол придворные, он все-таки недоволен».

А.Г. Брикнер. С. 48

Несмотря на высокую степень милости, которой Орловы пользуются в настоящую минуту у государыни, и на недоброжелательство, с которым, как полагают, граф Орлов относится к князю Потёмкину, последнему продолжают оказывать необычайные почести. Во время своей поездки в Новгород он пользуется совершенно придворной обстановкой, и продолжают утверждать, что он через несколько недель возвратится сюда, но, тем не менее, я полагаю, что милость его окончена, и меня уверяли, что он уже перевёз часть принадлежащей ему мебели из комнат, занимаемых им в Зимнем дворце. Высокомерие его поведения в то время, когда он пользовался властью, приобрело ему столько врагов, что он может рассчитывать на то, что они ему отомстят в немилости, и было бы удивительно и неожиданно, если бы он окончил своё поприще в монастыре – образ жизни, к которому он всегда оказывал расположение; и едва ли не лучшее убежище для отчаяния разбитого честолюбия. Говорят, что долги его превышают двести тысяч рублей.

Из донесения дипломата Ричард Окса английскому двору. 1 июля 1776 г.

Сборник Русского исторического общества.  1897. XIX. С. 521

Однако, отсутствие Потемкина было непродолжительно; временный его отъезд из столицы не означал опалы. Чувства Екатерины к нему были неизменны, и его возвращение ознаменовалось необычайным знаком благоволения: с этих пор Потёмкину было отведено помещение в императорском дворце. Несмотря на это, придворные настойчиво держались того мнения, что он утратит свое значение, и не верили своим глазам, сомневаясь в очевидности.

Дипломатическая переписка. С. 136

Но здесь является превосходство человека, располагающего средствами, всесторонность которых не могла быть оценена ни окружающими Екатерину, ни ею самой, так как они не видели ещё на деле всей его изобретательности и силы воли. На этот раз Екатерина имела дело не со слабым духом, не с темпераментом, истощённым продолжительными наслаждениями, не с героями, могущими ещё улыбаться на неудачу, но неспособными победить её. Отставленный Орлов острил и забавлял публику; Потёмкин рычал и пугал. Вернувшись в Петербург, он явился властителем и приказывал. Хорошо, он покинет тот уголок дворца, где другой, в его отсутствие, как тать, осмелился занять его место: он им не дорожит, но он будет носить вечный траур по той любви, которой так легко изменили, и которая была так профанирована. Но, если вчерашний фаворит готов стушеваться перед сегодняшним, то слуга императрицы, князь, министр и генерал, поставленный ею у кормила правления, не откажется от своих прав в пользу первого встречного молодого человека без прошлого и без заслуг. Он скорее сойдётся с Орловым, чтобы воспротивиться притязаниям минутных любовников, или предъявить против капризов государыни права, сильнейшие её прав. Разве не говорят, что эти ещё могущественные и опасные пять братьев готовы защищать дело великого князя Павла? Угроза может быть и не серьёзна. Но в этот самый момент произошёл романический и неприятный для Екатерины случай помолвки Григория Орлова с двоюродной сестрой. Прежний фаворит окончательно ускользал из рук, и Екатерина испытала какое-то тревожное сознание одиночества. Новый фаворит не мог ей быть опорой, а Потёмкин умел угадывать её тревоги и эксплуатировать её страхи. Он ещё более волнует её, пугает её своими вспышками и дерзостью, – рыканием освирепевшего льва, готовностью всё сокрушить вокруг себя, пока, наконец, она, покорённая, не спасается снова в его мощных объятиях. Но не как любовница – он был более ловок, чем отважен; он понимал, что роль, в которой дублировал его какой-нибудь Завадовский, не могла более быть его ролью; что нельзя насильно владеть сердцем и темпераментом, безграничные требования и поразительную подвижность которых он испытал на себе; что он много выиграет, сохранив свободу и власть. Он не примет места, занятого после него другим, но и не позволит остаться на нём; он не будет более любовником, но он будет устроителем удовольствий, от которых сам отказался, созидателем эфемерных связей, которые его престиж и власть должны пережить, которые должны быть ему подчинены. И его воля осуществилась.

К. Валишевский. С. 141-142

Потемкина от всех его коллег отличает одно: потеряв сердце Екатерины, он не утратил её доверия. Когда честолюбие заменило в его сердце любовь, он сохранил всё своё влияние, и именно он доставлял новых любовников своей прежней наложнице. Все последовавшие за ним фавориты были ему подчинены.

Массон Ш. Секретные записки о России. – М.: «Новое литературное обозрение», 1996. С. 70

Многие подозревают, и это кажется довольно вероятно, что князь Потёмкин в скором времени будет по-прежнему пользоваться огромною властью. В самом деле, дав ему открыто соперника, императрица до того пощадила его самолюбие, что это поразило всех, кто знает её характер, враждебное отношение к нему князя Орлова и влияние последнего. Это снисхождение приписывали только чрезмерной доброте государыни, а отнюдь не привязанности, которую она могла ещё сохранить к нему. Если же он снова войдёт в милость, это будет первым примером в этом роде. Ежели это нельзя приписать простому капризу императрицы, то подобный факт будет свидетельствовать о прочном влиянии этого фаворита, что, в свою очередь, может иметь самые серьёзные последствия.

Английский посланник Окс. 16 мая 1777 г. Дипломатическая переписка. С. 136

Завадовский вскоре исчезнет. После него в золотой клетке близ царского алькова будут появляться незначительные красавцы, один, другой, третий: Корсаков после Зорича, а Ланской после Корсакова, – все избранные Потёмкиным, будут являться блестящие, но скоропроходящие, существа без будущности. Он мановением руки призывал их, а затем прогонял, и тщеславная мечта, лелеемая удивительным авантюристом под мрачными сводами Троицкой лавры, наполовину осуществилась. В продолжение долгих лет, неразлучный товарищ, непременный советник, повелитель, не всегда терпящий противоречия – он разделит жизнь той, с которой надеялся разделить трон, и в действительности будет царствовать с нею.

К. Валишевский. С. 141-142

Завадовский получил в подарок три тысячи душ крестьян.

Английский посланник Окс. 31 мая 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 134

Императрица купила кн. Потёмкину дом, за который заплачено 100 000 рублей. Такая же сумма пожалована ему на меблировку дома, и пенсия его увеличена до 75 000 рублей.

Английский посланник Окс. 7 июня 1776 г. Дипломатическая переписка. С. 134

Князь Григорий Александрович, купленный Нами Аничковский у Графа Разумовского дом Всемилостивейше жалуем Вам в вечное и потомственное владение. Извольте принять его от Елагина, которому и исправить, и убрать его по Вашему вкусу приказано, употребя на то до ста тысяч рублёв.