Внутри

– Любовь – хуйня.

Я вижу в мыслях Сэнди коварный расчет и радуюсь, что моя девочка настойчиво идет к своей цели. Я помогу ей.

– Любовь – это единственное, ради чего стоит жить, – говорит Сэнди. Ее теплый храм становится горячее – она думает обо мне, и я счастлив это осознавать.

– Повзрослей, дура, – говорит Ривьера. – Любовь завязана на ёбле, и только…

Быть в теле человека, который с нежностью думает о тебе – это ни с чем не сравнимое удовольствие…

– Овца, что за хуйню ты плетешь?!

Я люблю Сэнди…

– Сука, почему я до сих пор тебя не ебнул?

…и свою любовь передаю в ее тело, которым теперь управляю…

– Шалава, блядь, да нахуй ты мне нужна?

…а во время привычного разрывания сознаний (в этот раз на сорок частей) ставший горячим храм любви едва не сжигает меня своим приятным волнением…

– Овца, надо продать тебя Торментусу. Вдруг он простит долг за твою жопу?

– Я не овца, – говорю я голосом Сэнди.

Ривьера смотрит на меня, смотрит также, как смотрел на меня Ин, и я понимаю, что коварный план Сэнди способно сорвать лишь одно существо во Вселенной – и в данный момент это существо управляет телом Ривьеры.

– То, что ты не сосала у меня, не означает, что ты не сосала у кого-то другого, – говорит Ривьера. – И под другим я имею в виду не твоего мужа…

Теперь я уверен – в теле Ривьеры Ин. Из памяти Сэнди я узнаю, что Ривьера не был способен бросаться столь выверенными оскорблениями.

– Чего молчишь, сука?

Вот эта фраза в духе Ривьеры. Ин, конечно, старается, но сейчас все это бесполезно.

– Я знаю, стерва, что ты задумала. – Ривьера подходит ко мне ближе, я отхожу все дальше. – Ты хочешь покинуть Сан-Франциско?

Это правда, исходя из мыслей Сэнди. Я отхожу еще дальше…

– Лучше стой, где стоишь, пизда, а то хуже будет…

Я останавливаюсь. Во мне, не у Сэнди, а именно во мне просыпается страх.

– Ты, блядина, знаешь, где лежат мои деньги…

Это не вопрос.

– Закрой свою пасть, торчок! – срываюсь я на крик, да на такой, на какой Сэнди никогда бы в жизни не сорвалась.

Ривьера достает пистолет.

– Повтори еще раз, тварь!

Зря я сорвался, думаю я. Но зная, что за тепло живет в груди моей девочки, крайне неприятно слышать весь тот словесный понос, что исходит от Ривьеры.

– Ты знала, что у меня огромные бабки, – говорит Ривьера. – Ты как-то поняла, что разорившийся бизнесмен ворочает суммами, да такими, какие твоему сраному папаше и не снились…

Все это правда, исходя из мыслей Сэнди. И про деньги, и про сраного папашу… Но вот знание о десяти миллионах долларов, спрятанных под половицами в спальне Ривьеры, память Сэнди никак объяснить не может. Я-то знаю, что то, что Сэнди считает озарением, на самом деле заслуга Ина, вот только оставлять эту мысль в голове Сэнди опасно – Ин поймет, что в ее голове был я, и тогда…

Ривьера наводит на меня пистолет.

– Как ты узнала о деньгах?

– От Торментуса.

Выстрел.

Я дергаюсь, затем облегченно вздыхаю – выстрел был предупредительным, Ривьера выстрелил в пол.

– Тварь ты лживая! Торментус мне звонил. Как обычно, угрожал, но и сказал кое-что интересное. Он, Торментус, сам хотел тебя похитить, и, собственно, похитил, но вот в твоем папашке проснулась совесть или какая-та другая хуйня, и он тебя отпустил.

Я молчу.

– Почему ты, творческое, в жопу тебя драть, создание, ничего мне об этом не сказала?

– Потому что тебе наплевать! – ору я голосом Сэнди, совсем не как Сэнди.

Я внимательно смотрю в лицо Ривьеры. Мне кажется, или я надеюсь, но Ин ни о чем не догадывается…

– Это правда, – говорит Ривьера. – Мне наплевать…

Он опускает пистолет. Это мой шанс…

–… только ты, глупая рисовальщица, сама говорила, что я влюблен в тебя…

– Я до сих пор так считаю. Просто у мудаков – мудацкая любовь, и хер вас знает, в чем именно она выражается…

И пока Ин в теле Ривьеры придумывает возражения, я подбегаю к этому торчку и ногтями впиваюсь в его морду. Ривьера орет, и орет громко – на счастье, ногти у моей девочки длинные. Я пытаюсь вырвать у него пистолет, и хоть при жизни я был мужчиной, телом я управляю женским, хрупким, и поэтому Ривьера оказывается сильнее. Я бью коленом Сэнди в пах Ривьере, тот взвизгивает. Из его рассеченной щеки льется кровь и попадает на мою, вернее, Сэндину накидку. Я оставляю Ривьеру стонать от боли и бегу к двери. Слышу за собой выстрелы и радуюсь, что кровь заливает ему глаза, и он не может толково прицелиться. Я пинком открываю дверь. Из памяти Сэнди я узнаю, где находится машина Ривьеры, но смысла в этом нет, ключи находятся у самого Ривьеры. Я бегу, бегу быстро, радуюсь, что Сэнди в кроссовках, а не в туфлях. Бегу, бегу навстречу заходящему солнцу. Бегу, бегу сквозь боль в груди и частое дыхание, бегу с надеждой, что Ину не придет в голову выбросить меня из тела моей девочки, чтобы вернуть ее к разъяренному…

Звонок.

ФФР (Флот Филантропов-Работорговцев)

Все не так страшно. Звонит всего лишь Ривьера.

Я поднимаю трубку, слышу однообразные оскорбления и понимаю, что Ин вышел из его тела. И понять это не сложно – речь Ривьеры гораздо примитивнее пародийного бреда злосчастного вторженца. Я бросаю трубку.

Я вселяю в память Сэнди мысль, что ей необходимо держаться от Ривьеры как можно дальше, затем я покидаю ее голову. И надеюсь, что заложенные мною стремления будут трактованы Ином как стремления самой Сэнди.