Аугенблик

– Это ты права, – похвалил я ее, – хотя он может быть достаточно дипломатичным, если сам очень заинтересован.

– Ты знаешь, – задумчиво произнесла Тонечка, – может быть, я ошибаюсь, но вроде бы Дима ваш…

– Дима не наш! – быстро поправил я. – Он никому не «наш».

– Ну, ладно, – так вот, похоже, он захаживает к Лили этой чаще других!

– Неужели? – воскликнул я, почувствовав, что в этом может быть интерес, а может и не быть.

– Вот именно! И сидит там у нее подолгу.

– Ну что же, – «жевал» я эту информацию, – Similia similibus curantur

– Подобное притягивается подобным, – согласилась Тонечка Воробьева.

– Ты моя прелесть! – искренне восхитился я Тонечкиной эрудицией. – Интересно, что из такого… союза может родиться?

– …Ледяные бледные поганки, – засмеялась Тонечка.

– Какая же ты у меня все-таки вульгарная! – с удовольствием констатировал я.

– Есть, у кого учиться! – парировала Тонечка. – Дверь заперта?

Я почувствовал, что у Тонечки изменился голос.

– А что такое? – изобразил наивность я.

– Целоваться хочу!

– Так! – сменил я наивный тон на серьезный. – Закрыта, конечно.

Я целовал мою прелестницу и возбуждался все больше и больше. Тонечка тихонечко стонала, не могла сдерживать эмоции. Рукой я медленно продвигался в нужном направлении… но вдруг Тонечка резко отстранилась.

– Нельзя, – хрипло выдохнула она. – Нельзя сегодня.

– Почему это? – глупо возмутился я.

– Ну… Не сегодня.

– А зачем тогда твое «дверь закрыта» и…прочее? – не понимал я.

– А потому что, – толково объяснила она.

– А-а, – протянул я, остывая, – так бы сразу и сказала!

– Не обижайся, Женечка, – надула губки Тонечка, – ну пожалуйста!

– Ну что ты, радость моя, – успокаивался я, – я не могу на тебя обижаться.

– Почему? – кокетливо спросила Тонечка.

– Потому что ты – мала?х! – попытался я удивить Тонечку своей эрудицией, не совсем правильно подобрав слово.

– Какой я ангел? – поняла, но не удивилась она.

– Белокрылый, конечно!

– Да перестань ты.

Тонечка пошла наверх. А я задумался над информацией о Лили и о Фантомасе.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Так получилось, что я пропустил одно из своих дежурств – надо было к родственникам съездить, надо было помочь решить некоторые их проблемы. К родственникам я съездил, проблемы решил и от работы немного отвлекся.

Постнов прибыл только к обеду. Рабочие в цеху с утра спрашивали про него, никто не знал где он и когда будет.

– Михалыч, чего ты такой взвинченный? – поздоровавшись, спросил я его.

– А-а… – неопределенно махнул он рукой. – Бьешься, тут бьешься, что нужно, не согласовывают, что ненужно – пожалуйста!

Я понял, Михалыча лучше не трогать – кипит!

Я пожал плечами, повернулся, пошел в мониторку.

– Погоди, – остановил меня Михалыч, – ты послушай, мне поговорить с тобой надо.

Михалыч странно смотрел на меня. Обычно я таким его не видел. Первая мысль, которая образовалась у меня в голове, была неприятная – про меня же самого. Небольшая тревога не росла, а просто обозначала, то, что я не в курсе темы, но что-то идет не так.

– Михалыч, чего ты мнешься, – подбодрил я его, – говори, коли начал, я же вижу – есть что сказать.

– …Сказать есть чего, сказать есть чего…

– Да что случилось-то? – начал раздражаться я.

Михалыч прищурился и как-то с хитрецой спросил:

– У вас записи хранятся с месяц примерно?

– Только тебе и скажу! – воскликнул я, показывая, что мы можем быть друг с другом откровенны. – Месяц ровно. Мы специально кассет купили тридцать одну штуку. Они под номерами. Тебе что, посмотреть что-то надо?

Михалыч снял шляпу, и я понял – решился!

– Жень, я пока не очень в чем-то уверен, – начал он, – но кое-что… не стыкуется у меня по складу.

– Так! – сразу посерьезнел я. – И спрашиваешь ты меня, потому что не хочешь говорить другим?

– Вот именно! – обрадовался Главный.