После себя мы оставим пыль и память.
Дети и творенья последуют вслед за нами.
Подлунный мир в умирающих глазах начнет размыто таять.
И над ростками, в земле мы станемся мудрыми корнями.
Сей великолепие живо по милости Твоей Создатель.
Провиденье, скрепляя узы жизни младости старенья,
Влечет в первосозданную страну, где путник созерцатель
В страхе опустит главу седую младенец с радостью веселья.
Вернется во вретище успокоительных услад.
Где души некогда творились, где света светлый океан.
Волнами облаками оживает небесный град.
Райский древний сад, где пасутся мирно лев и курчаво шерстяной баран,
Где ягненок с волком лижутся играясь.
Там нет вражды, там люди вкушают лишь плоды,
Там беспорочна нагота, с благодатию сливаясь,
Похоть покинула сердца, там все девы и юноши чисты.
Дивлюсь сей образами и исполняюсь трепетом томленья,
С дрожью волненья, мечтаю, тебе сей чудо показать.
Где ты лучшее Божье творенье без сравненья.
Одной тебе смею божества произволения поведать, тихо рассказать,
Ведь после себя я не оставил семя,
Кровь моя в человеке не живет, не зачались мною сын иль дочь.
Оставил на бумаге лишь буквенное тысячное племя,
Не осквернял я женщин, но иногда в мечтах был не прочь
Коснуться их волос, но отстранялся в двадцати летах старик безумец
до дыр стирая Библии ветхий переплет.
Молодость созиждит сентимент беспокойного романтизма
Драматизма, а старость управитель всякого трагизма ныне жнет
И сеет мудрованья пылкой юности школы классицизма.
Поэт творит и с каждой очередной строфой жизнь его течет,
Беднеет, времени всё меньше.
Исполненье предназначенья все ближе потому так самоуверенно спешит.
Покуда другие суетно радуются жизни в вине с развратами смешенье.
Поэт раскрывает правду веры вам, потому так мало спит.
Кратка жизнь его, без празднеств упокоится бесследно и бесславно.
Но к счастью у меня есть ты моя поклонница святая.
Талант кротости тебя пленит, щипая струны плавно
Твоей души, так слушай больше моя любовница непознанно родная.
Баллады певчих птиц сольются в гомоне перелетных стай.
Чириканье синиц, свист скворцов и воркованье голубей,
Павлинов зов грудной, и грач вспомнит пеньем май.
Вслед за теплом гостями станутся иных джунглей или степей.
Пересмешники, утки дикие и чайки, кукушки
Безмолвствуют, ведь мой срок давным-давно истек.
И на вершине древа расправив руки, вылечу ядром из пушки,
Как в цирке в высь взметнусь, словно облачной конек.
Пегас мне крыльями укажет путь окончанья лета.
Природу клонит в сон, когда тело без движенья душа бережливо сторожит.
Когда предстают за веками виденья, хвостатая комета.
Сквозь забвенье поэт очнется и новую идею на бумаге воплотит.