Безумцем меня всюду нарекали – творец изгнанный людьми.
Я не был человеком, казался им бесчеловечно странен,
И я молчал, когда желал кричать, правдив был, когда хотел солгать.
В мудрости желал простое осознать.
Но ничто не утаить, пред Богом все видны как на ладони.
Ползая, мечтал летать, порхая, мечтал упасть.
Миновали те лета, не рассветает боле, и не багровеют зори.
Только свет проводником влечет неведомой туманной далью.
Позволь не о прошлом, а безвременным созвучием весны пропеть не тая.
Пурпурные розы вьются по древам лиловой сетью иль вуалью,
Набухают лепестки, усиками игриво шевеля.
С радугой поспорят в цвете и нектаром сладкой снедью.
Труженики пчелы собирают гранулы жадного шмеля,
Он, невольно обронивши, от пресыщенья не воротится назад
К тем травянистым исполинам.
Лазурной стронциановой расцветкой манят насекомых в обширный град,
Где незабудки голубоглазые нимфетки служат гиацинтам,
Ромашка там гадает, оторвав листок с предреканьем – любит,
А более не решается гадать, одуванчик пламенно желтея
Позорно назван сорняком, но как детскостью своею очи нам голубит.
Иные поседели, дабы потомство старостью взрастить, облысев и почернея.
По сучьям древа забравшись на самую вершину,
Многообразие красот этюдов видно страннику с высот.
Бугристую кору обхватив руками, колит в спину
Ели ветвь или сосны иль лиственница поблизости растет.
Муравьи по стволу бегут вниз головой, обходя преграды,
Столь малы, но пальцы не кончают их марафон.
Здесь небо ближе и отраднее закаты,
В дерзких мазках исполняют завидной гаммы яркий тон.
Облачась в хитон, дышать привольно запахами пыльцы ветров.
Опыляя земли чудодейственной звездной пылью.
И мы рождаем вдохновенно детей малюток посреди цветов.
Пучеглазых с неизвестною судьбой и вольной жизнью.
Потомки воздадут добром, иль беспамятно забудут первые слова,
Что изрекли неумело их уста – “Мама, а после – Папа”,
Позабудут ли первое прикосновение руки наследники человеческого рода.
Материнские житейские желанья – служенье честнаго брака,
И отцовские заповеди духа об умеренности и о доброте душевной.
Кто жил до нас, родные или незнакомцы?
Иные обожествленные рождают десницей омертвевшей
Прекрасные в изяществе скульптуры кротцы,
Иль величественные амфитеатры готических соборов,
Картины маслом, темперой и акварелью.
Но прежде в душе творят душою вне материй суетных законов,
Творец ниспошлет замысел в наброске начертав пастелью,
Мозаик антураж, фресок барельеф, витражей препонов,
Ноты, рифмы, богатство красноречий.
Всё в душе людской искрит и огнищем полыхает.
Водопадами бурлит в палитре междометий,
И родив творенье, творец на время подобно солнцу угасает.