Великий и Ужасный – 1

– Так пожалста! – Он сгреб все мои монеты в ладонь и предложил: – Сосиски, кофе, хлеб, салат и мармеладка. Сгодится? И покушаешь, и десерт. Сосисок три?

– Давай пять сосисок и без мармеладки? – почесал голову я.

Гном – тот самый Хуеморген, о котором говорил сердитый мужик на улице, – смерил меня взглядом снизу вверх и понимающе кивнул:

– Ну да, какие уж тебе мармеладки… Садись, я принесу. Всё равно клиентов почти нет! Хреновая ночь для того, чтобы сделать кассу…

Я огляделся, нашел место в самом углу и уселся, прислонившись спиной к прохладной стене. Колени мои упирались в столешницу, пластиковый стул жалобно поскрипывал под немалым весом. Сколько там Кузя килограммов называл для характеристики учителя? Сто пятьдесят? Ну, во мне столько вряд ли будет, все же выродок-полукровка в качестве реципиента достался мне, судя по всему, юный… Да и в целом – до настоящего черного урука все-таки недотягиваю. Но сто двадцать – сто тридцать кило тугого мяса, широких костей и голодных потрохов – это запросто. Рост… Около двух метров? Скорее всего – да.

На самом деле неплохой стартовый набор для попаданца! А вот зашвырнула бы меня шаровая молния в гоблина Кузю или в такого Хуеморгена… Нет, ну в Хуеморгена еще куда ни шло: видно сразу, мужик он зажиточный, вон – закусочная у него. Пусть обшарпанная, но всё-таки какой-никакой бизнес… И кулаки – огромные, тяжелые!

– Хуеморгеном меня местные лоботрясы прозвали. – Гном вышел из-за прилавка с полным подносом еды, прошествовал через зал и водрузил гору снеди передо мной. – Так-то меня Фридрих зовут. Фриц Дюрхденвальд. А тебя, стало быть…

– Бабай.

– Ну и имечко… Но оно и понятно – рожа-то соответствующая. Я смотрю, у вас тоже – дисциплинка. У нас подмастерье перед мастером кто? Сопля паршивая! Помалкивай да делай, что говорят… Что, доконали-таки Резчика старые враги?

– Доконали… – вздохнул я и втянул ноздрями сосисочный аромат.

Пять сосисок громоздились на огромной горе салата из огурцов, помидоров и белокочанной капусты. Всё это было обильно полито каким-то растительным маслом и посыпано специями. Рядом на подносе лежала чуть ли не половина буханки черного хлеба. Имелся и стаканчик с растворимым кофе, и пластиковые столовые приборы: ложка и вилка.

Желудок издал вопль умирающего кита, так что я скоренько ухватил ложку в одну руку, вилку – в другую, и набросился на еду.

– Не принюхивайся, не принюхивайся. Сосиски съедобные, для пищеварения полезные, по нашей, гномской технологии сделаны, из альтернативного протеина. Мясо нормальное в Сан-Себастьяне в дефиците, так для нас, для подземников-то, это привычное дело. Альтернативный протеин – он как находка! А чтоб вкуснее – так на то приправа есть, глутамат натрия опять же… – трепался Фриц Хуеморген-Дюр-хрен-пойми-что. – Так что, скопытился Резчик? И что дальше делать будешь? К родне тебе как бы с такой рожей дорожка заказана. Что урук-хай, что с материной стороны родственнички – рады тебе не будут! Сан-Себастьян – самое место для тебя, вот что я скажу…

– Денег нет. – Я хрустнул последним ломтем огурчика и принялся вымакивать хлебом салатную жижу. – Перспективы неясны. Будущее туманно. Учитель помер – инструкций не оставил. На что жить, как жить? Есть комнатенка у гоблина Кузи, в ней – кое-что из вещей. И всё!

– «Перспективы»? «Инструкции»? Что это за словечки такие, м? Ты точно урук-хай, а не педик эльфийский? – встопорщил бороду Хуеморген.

– Папаша, я щас дам тебе в рожу и не посмотрю на то, что ты меня тут кормил-поил! – набычился я.

– Ладно, ладно… Просто урук-хай обычно не усложняет. Это вообще не в урук-хайской природе – усложнять… И что ж мне с тобой делать-то? Такое вот совпадение – ко мне как раз фура должна прийти, с продуктами. Ну там, протеин, огурчики-помидорчики, пивко… И тут ты – такой большой и подходящий. Разгрузить поможешь? Одному мне тяжко придется. Поясница побаливает. Надо на рентген сходить, может – грыжа?

У гномов бывает грыжа? Тут тоже жил-поживал Вильгельм Рентген? И вообще – он что, работу мне предлагает?

– Оплата сдельная, – быстро сообразил я, прикинув стоимость ужина. – Пятьдесят денег за фуру.

– Ого! – сказал он. – Сорок денег – и мармеладку! Прямо сейчас!

Я понюхал отвратительный кофе «три в одном», прислушался к ощущениям в желудке и кивнул:

– Ну, три мармеладки так три мармеладки. Неси сюда! – мы пожали руки, скрепляя сделку, а потом я спохватился: – А фура-то большая?

– Поздно! – Хуеморген хитро прищурился. – Поздно, друг мой Бабай! Это надо было раньше спрашивать!

Глава 4. Тяжкий груз

Я поставил поверх пластикового ящика с консервами еще один и приподнял, примериваясь к весу: нормально! Ящики были невысокими, в такой помещался как раз один ряд жестяных банок. Можно было брать еще! Потянул со штабеля третий, водрузил – и краем глаза увидел, что Хуеморген тоже строит такую же башенку из ящиков.

Ну да, дядька он явно мощный, вон какие жилы на руках, и плечи – широченные! Но как же грыжа? Я поставил четвертый ящик и снова глянул на гнома: он аж весь покраснел, но нам, мужикам, только дай возможность размерами башни помериться! С выражением досады и великой злобы на лице Фриц тоже взялся за новую упаковку консервов. Ну-ну! Я мертвого Резчика на плечах таскал, что мне какие-то пять ящиков!

– Ой, Бабай, иди нахрен! – Хуеморген снял один этаж со своей башни, уменьшая вес, и, крякнув, потащил ящики в ярко выделяющийся в утренних сумерках хорошо освещенный дверной проем, ворча на ходу: – Дурак я, что ли – с уруком силой мериться? Вот как бы ты с кайлом в забое пару дней постоял или над одним сраным браслетиком восемь часов скукоёжившись у верстака корячился… Вот то бы я посмотрел! Да и вообще – размер бицепса не главное, главное – уметь им правильно пользоваться!

– Да-а-а-а, да-а-а, – проговорил, обгоняя его, я. – Все так говорят. У кого бицепс маленький.

– Клыкастый засранец, – беззлобно фыркнул гном. – Ты таскай, таскай, дубина стоеросовая. Для того тебя и нанял!

Вообще-то нанял он меня разгрузить фуру, а приехала «сцепка», то есть по факту – две фуры! Фриц меня здорово нагрел, это было понятно. И я был готов поклясться – большая часть груза, который мы перетаскивали в необъятный подвал полуразрушенного дома, где и располагалась закусочная Хуеморгена, ничего общего с едой и напитками не имела. Там были какие-то железяки, это точно. Некоторая тара весьма определенно напоминала оружейные ящики – я их навидался в свое время и натаскался – тоже. Но других, альтернативных вариантов заработка на хлеб насущный пока не предвиделось, так что я таскал и не обижался на его ворчание и обзывательства. Стоило признать: встреча с Хуеморгеном сама по себе была большой удачей.

– Слушай, Фриц, – мы остановились перед бортом фуры, чтобы перевести дух, – мне бы инструментов у тебя одолжить. Ну, там: молоток, гвозди, может, какой-то топор, пилу с плоскогубцами, я не знаю… В комнате разгром ужасный, надо хоть окна заколотить!

– А есть чем?

– Во дворе гостиницы полно всякой дряни. Гоблины натаскали…

– Натаскали… Кузя весь вторчермет держит и вообще – сортировку отходов. Там такие бабки крутятся – обалдеешь! Ты думаешь, почему Щербатый на него зубы точит? Стал бы он с крупнейшим гоблинским кланом Сан-Себастьяна бодаться ради дохода с дюжины завшивевших номеров сраной ночлежки! Гоблины – они даром что мелкие, зато повсюду. Из каждого мусорного контейнера их длинные уши торчат… Санитары каменных джунглей, чтоб их! Крысы сан-себастьянского сервитута! Падальщики нового порто-франко!

Ого, как всё круто! Я мотал на несуществующий ус его болтовню: про кланы, сервитут этот, порто-франко и прочие расклады.

– Так что ты сто раз подумай. – Гном вздохнул, ухватил очередную башню из ящиков и предложил: – Может, другое жилье поищи. А с работкой я тебе помогу на первое время. Тут вон какое поле для деятельности!

Что он имел в виду: окружающие развалины с едва видимыми следами приложения рук, фуры с таинственным грузом, свою закусочную или еще какие возможности – оставалось тайной.

– Давно спросить хотел, – когда мы закончили, подступился к Хуеморгену я. – Но не у кого было. Вот это всё, весь этот бардак – это почему?

Гном с немецким именем Фриц, который возюкал пальцем по ладони, отсчитывая деньги на мою первую зарплату, удивленно поднял бровь:

– Ого! Это настолько суровая дисциплинка у вас? Даже в Сети лазить не давал и газеты не выписывал? Полное отречение? Кру-у-ут Резчик как учитель… Но, может, оно и правильно: все беды от Сети, молодежи туда вообще запретить нужно выходить. Насмотрятся своих видосов, а потом на поездах танцы танцуют и от электричества мрут! – Похоже, проблемы у того и этого мира были аналогичные. – Что, правда не знаешь? Так балканцы это! Наши их по фронту жмут, а они нам гадство в тылу творят! Как война началась – так они в пяти городах прорыв Хтони организовали. В трёх опричных – государевы люди вместе с министерскими магами, из Чародейского приказа, то бишь, проблему купировали. Там теперь тишь да гладь да Божья благодать, как и не было никаких прорывов. Один был земский город – тот на говно изошел, нет там больше города. Ну, и наш, Сан-Себастьян – вроде и спасли, а вроде… В общем – дали статус сервитута, поставили кордон – разгребайтесь, мол, сами. Вот – разгребаемся!

– Ничего не понятно, но очень интересно, – пробормотал я и ссыпал у него деньги с ладони. – Всего хорошего, господин Хуеморген!

– Дюрх-ден-вальд, дубина! Дюрхденвальд! Давай к полуночи подгребай – работы полно!

– Может, и подгребу, – махнул рукой я.

– Никаких «может»! У меня – грыжа!

* * *

До лежанки, в которую превратилась некогда приличная койка, я добрался примерно к восьми утра. Солнце уже взошло, и народ на улицах появился, так что, засыпая, я прокручивал перед мысленным взором картины увиденного по пути в гоблинскую гостиницу.

Сан-Себастьян был городом приморским, раскинувшимся вдоль берега обширной бухты Святого Себастьяна, кто бы мог подумать! Наш район – Маяк, как его называли местные, располагался на правом из мысов. Он сильнее всего пострадал от прорыва Хтони, что бы это ни значило. По большому счету обжитой на Маяке нынче осталась одна улица – Проспект, который тянулся от центральных, благополучных районов Сан-Себастьяна к самой оконечности мыса. Район представлял собой живописные развалины, увитые буйной субтропической растительностью и целыми пучками проводов – кажется, там было оптоволокно, электрические кабели и черт знает что еще. Во время моей спешной прогулки по Проспекту я обратил внимание на определенную странность: жители этой улицы, а может быть, и всего Маяка – или вовсе Сан-Себастьяна – были в подавляющем большинстве молодыми! Я не видел тут ни одного старика. Дети – были, но только младенцы. Ни одного пацаненка или девчонки старше двух лет замечено не было, никто не гонял в футбол, не носился по крышам, не плевал с балконов… Мужчины и женщины разных рас и фенотипов, возрастом годиков эдак от семнадцати до тридцати пяти, и их только-только народившееся потомство. Возникло чувство, что все эти люди, орки, гномы и черт знает кто еще заселились сюда единовременно, на пустое место – и теперь пытались обжиться, устроить свой быт. Получалось, похоже, не очень.

Наверняка это было связано с теми самыми событиями, о которых говорил Хуеморген: война с неведомыми балканцами, прорыв Хтони, предоставление особого статуса проститута… То есть – сервитута, конечно. Порто-франко еще, и прочее, и прочее…

Сознание мое уже гасло, и я с каким-то противоестественным протестом подумал, что не дай Бог – очнусь посреди федеральной трассы на холме, в луже, рядом с дымящимся джипом «Чероки» в том, старом мире! Или – всё-таки в психиатрическом отделении какой-нибудь заштатной райбольницы, под присмотром бдительных санитаров…

– Не-не-не-не, – сонно пробормотал я. – Тут интереснее.