Аркан. Книга 2. Время перемен

– Так придите – и купите хлеба! – удивился Аркан.

– В своём ли ты уме, ортодокс? Откуда у нас деньги? Четыре дня барщины на барона в неделю, и десять сребреников чинша, и сгоны, и подымное – герцогу… И десятина – на мать нашу церковь оптиматского закона! Оскудел народ!

– А Аскерон-то тут при чём? – снова спросил Рем.

– Так жрёте от пуза, а тут дети… Бегут мужики к вам, а тут дети от голода…

– Слушай, маэстру, то есть ваши мужики бросают детей и бегут к нам – а виноват, получается, опять Аскерон?

– Вот вроде ортодокс, а соображаешь! Расплодились в герцогстве приморском еретики, и немногие верные, что у вас живут, тоже заразе поддались – носят бесовское платье, следуют бесовским обычаям… Статочное ли дело – воду сквозь огонь пропускать и мыться каждый вечер? У нас колодцы пересыхают, земля трескается от суши великой, а у вас – изливают воду на тело своё удовольствия ради!

Аркан мог бы рассказать про микроклимат и осадки, которые сдерживают прибрежные горные гряды, и про пользу регулярного мытья и кипячения, и даже разразиться цитатами из «Устава надлежащего» – но не стал. Только ударил пятками лошадь в бока и тихонько выругался:

– Курва… – А потом добавил громко: – Хорошего дня, маэстру! Надеюсь, скоро пойдёт дождь!

– Тимьянский волк тебе маэстру, еретик! – донеслось ему в спину.

Будучи вагантом и свободным студентом, Рем бывал в одном из самых больших городов Империи – этом самом популярском Тимьяне, притом – в особой его части, в университетском квартале. Храм науки, святилище духа – вот как называли Тимьянский университет!

А ещё целых три года Аркан прожил в Смарагде, которая всегда слыла местом особенным: вольнолюбивым, шумным, просвещённым. Там смешались разные верования и народы: можно было встретить южанина-орра, бородатого гнома и надменного эльфа из Туринн-Таура, популярского толкователя в яркой одежде и оптиматского монаха с бритой головой. А потому глубинка оптиматского Запада произвела на молодого Аркана убийственное впечатление. Он ведь думал, что знает оптиматов – поскольку общался с дю Керванами, дю Сенье и другими семьями Аскерона, сидел с ними в одном трюме и наблюдал за толпами мигрантов в городе. Оказалось – ни черта он не знает.

От горьких мыслей его отвлекли какие-то хлёсткие ритмичные звуки и монотонные завывания, прерываемые истеричными выкриками. Прислушавшись, Рем различил слова молитвы и фанатичные призывы:

– Умерщвляйте плоть, грешники! Кайтесь, кайтесь, и Господь пошлёт спасение! Умерщвляйте плоть!

– Эт-то что ещё за чертовщина? – вырвалось у Аркана.

Эдгар дю Валье изволил ответить:

– Флагелланты. Самобичеватели. Молят Господа о ниспослании дождя, чтобы выросли хотя бы овощи на огородах, грибы и лебеда – это поможет пережить зиму…

Процессия раздетых до пояса мужчин брела по обочине дороги. Во главе шагал крупнотелый лысый человек, который охаживал свои мясистые бока плёткой с несколькими хвостами так сильно, что в стороны летели брызги крови.

– Покайтесь! – кричал он, и вся процессия начинала с удвоенной силой калечить самих себя. – Покайтесь!

У Аркана глаза на лоб полезли: такого он ещё не видел! Смотреть на это было просто невыносимо, а потому он направил коня к головному фургону и сказал Гавору, который восседал на облучке и правил повозкой:

– Давай ускоримся, друг мой, тошно мне, веришь?

Гавор Коробейник прекрасно понимал аристократа – он и сам старался бывать в исконно оптиматских землях только по большой необходимости – и потому щёлкнул хлыстом, и лошадки прибавили шагу. Уже когда караван покинул деревеньку, Микке, поравняв своего битюга с аркановским конём, задумчиво проговорил:

– Зач-че-е-ем они бьют са-а-ами себя, а не копают водохрани-и-илище или кана-а-алы, чтобы весной было вдоволь воды-ы?

Аркан не знал, что и сказать – вопрос был не в бровь, а в глаз. Ответ пришёл от необычно разговорчивого в этот день Эдгара дю Валье.

– Если бы они принялись копать водохранилище вместо того, чтобы обвинять кого угодно в своих бедах – то мигом стали бы ортодоксами, маэстру Ярвинен.

– Как вы, маэстру дю Валье? – спросил Рем.

Уважения во взгляде воина стало ещё на самую каплю больше.

– Именно. Как я, маэстру Аркан.

Глава 6

Баронство Дарманен

– Убийство неверного – не грех! Это путь на небо! – Чистый, искренний голос Рем услышал издалека.

Оси фургонов скрипели, шумели кроны деревьев по обеим сторонам дороги, цокали копыта лошадей – но звонкий тенор игнорировать было невозможно.

– Убивайте неверных везде, где только увидите – и займёте место под сенью крыл Феникса, в небесных чертогах!

– К оружию, – сквозь зубы процедил дю Валье.

Гавор, Целер и Транкил тут же надели шапели, переложили поближе арбалеты, шестопёры и кистени. Микке и так был в шлеме – простой округлой железной шапке, – и ему оставалось только опустить стрелку, которая защищала нос, и достать меч из ножен. Аркан шлемы не любил – но голова была дороже. Поля шапели к тому же отбрасывали тень на лицо – какая-никакая, а дополнительная маскировка. Клинок он держал обнажённым, у бедра.

– Это путь на небо!

Эдгар дю Валье управлял лошадью одними движениями ног, поскольку в руках сжимал холодно поблескивающие клинки. Он двигался впереди каравана. Лес кончился, дорога теперь пролегала через залитый солнцем луг. Прямо у обочины на крупном валуне стоял человек в белой хламиде, худой, без единого волоса на голове. Его ясные голубые глаза были широко открыты и смотрели в небесную вышину. Руки, сложенные в символ Феникса, простирались над толпой грязных и оборванных людей. Рем присмотрелся – среди нищих и бродяг нет-нет да и попадались крепкотелые молодчики в стёганках или жилетах из дублёной кожи.

– Дочь Аскерона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень! – эти строчки, произнесённые фанатиком-оптиматом, были хорошо знакомы молодому Аркану.

Но Аскерон? Почему он сказал – «Аскерон»? Это ошибка одного странствующего проповедника, или…

В полном молчании караван двигался за спинами толпы, внимавшей жестоким словам. Напряжение повисло в воздухе, Рем до боли сжал рукоять меча. Солнце, светившее ярко, вдруг спряталось за тучу, потемнело, подул свежий ветер, раздувая подобно крыльям полы белой хламиды проповедника. Тот опустил взгляд с небес на бренную землю и, наверное, удивился бы меньше, обнаружив дьявола во плоти! Аскеронские ортодоксы были прямо здесь, как будто Феникс откликнулся на его слова! В глазах фанатика мелькнула незамутнённая ненависть.

– Убийство неверного – не грех! Это путь на небо!

Толпа стала оборачиваться – в считаные секунды переполненные религиозным рвением мужчины и женщины, стоило им только рассмотреть, на кого указывал перст проповедника, превращались в лютых зверей. Наливались кровью лица, пальцы искали камень, палку, любое оружие…

Здесь было человек двести, не меньше!

– Фургоны – к лесу! Всадники – за мной! – Дю Валье знал своё дело.

Возницы защёлкали хлыстами, лошадки рванули вперёд, окованные железом колёса понесли повозки к темнеющему впереди лесному массиву. Аркан и Микке пристроились справа и слева от рыцаря-ренегата, горяча коней. Это требовало огромной смелости – смотреть, как огромная масса внезапно потерявших рассудок людей несётся на тебя, мечтая растерзать!

– Много скорбей у праведных – и от всех их избавит Господь! – Как обычно, в тяжкие минуты Рем вспоминал Писание.

– Хранит Господь все кости их, ни одна из них не сокрушится! – вдруг подхватил дю Валье и пришпорил коня, беря разгон.

– Смерть грешников люта, и ненавидящие праведного прегрешат! – Рем занёс руку с мечом для удара.

В ушах свистел ветер, кони перешли в галоп, три всадника мчали навстречу толпе. Боковым зрением Аркан увидел замершее в торжествующей гримасе лицо оптиматского клирика. Его глаза были чёрными – без белков! Как у тех чёртовых эльфов!

Эдгар дю Валье взмахнул клинками – как жнец косами – и проложил кровавую просеку среди беснующихся фанатиков. Камни и палки летели во всадников – но тщетно. Микке рычал что-то свирепое, орудуя широким и длинным мечом, не особо разбирая, по кому попадают мощные удары, усиленные скоростью движения ломового коня.

Аркан после недавней реморализации ещё старался щадить хотя бы женщин, оглушая их плашмя или отталкивая в сторону грудью коня либо сапогом. Мужчин же жалеть не стоило – многие из них были вооружены, но деревянные палицы, короткие топоры или сельскохозяйственный инструмент не становились преградой для тяжёлого палаша.