Нарисуй мне любовь

– Да ладно, выдохни. Шучу я. В следующий раз сто раз подумай, прежде чем на пустом месте хвастаться. Пока!

И ушла, а Вадик растерянно таращился ей вслед.

Инна сама удивлялась, но почему-то все время пребывала в хорошем настроении. Возможно, потому, что мама ее совсем не ругала, а обрадовалась прибавлению и тут же принялась вместе с бабушкой готовить приданое младенцу. Беременность Инна переносила легко, про дядю Лёву не вспоминала, Виктор с Тамарой регулярно слали письма и, наконец, вернулся из армии Гена Канищев, по которому, Инна, конечно же, скучала. Но их встреча получилась совсем не такой радостной, как представлял Геннадий.

Он сначала забежал домой, а потом помчался к Инне. Хотя она не написала ему ни одного письма, он по-прежнему надеялся, что Инна ответит на его чувства. Не зря ж у него над койкой висела ее фотография! Генка не сразу понял, что Инна беременна, а когда осознал…

– Ты замуж вышла?

– Нет, не вышла. И не собираюсь.

– Но… Как же… Ты ведь в положении!

– Ну и что? Я и одна ребенка выращу. Мама с бабушкой помогут.

– Он тебя что – бросил? Обидел?

– Можно и так сказать.

– Я… я его…

– Убьешь? Силой заставишь женится? Перестань. Все нормально. Не я первая, не я последняя. Или что, ты теперь меня презираешь?

Гена молча смотрел на Инну, сжав кулаки. Потом развернулся и вышел, хлопнув дверью. На площадке он остановился и закурил. Пускал дым в приоткрытое окно и думал. Неизвестно, до чего бы он додумался, но тут вдруг что-то мелкое, теплое и мягкое повисло на нем, целуя, куда попало и вереща:

– Геночка! Вернулся! Наконец-то! Как я тебя ждала, как ждала!

Это была Вера. Отстранив ее, Гена вгляделся в ее счастливое личико с сияющими глазами и нежным румянцем, провел рукой по спутанным кудряшкам и поцеловал в губы.

– Твои дома? – спросил он хриплым голосом.

– Нету… Никого нету… Родители на работе, бабушка у сватьи гостит, а Надя замуж вышла – я ж тебе писала? К мужу ушла. Подожди, я беретку уронила…

Но Генка почти ее не слушал. В голове у него билась одна мысль: «Ах, ты так? А мы тогда тоже!» Кинув в прихожей сумку и куртки, на ходу стянув обувь, они метнулись в комнату Веры – Гена тащил ее за руку. Вера, ошарашенная его напором, не сопротивлялась: цеплялась горячими руками и только раз всхлипнула – в конце. Нет, не так она представляла себе их первую близость…

– Завтра заявление подадим, – сказал Гена, натягивая брюки. Вечером я приду, обговорим все. Жить будем пока у нас.

– Хорошо, Геночка, – прошептала потрясенная Вера. – Я согласна…

Пятнадцать лет спустя. Майка и Миха. У тебя кто-то есть?

Майка проснулась, посмотрела на часы и ахнула: двадцать минут десятого! Она пропустила первый урок! Майка вскочила и понеслась на кухню, крича:

– Бабушка! Что ж ты меня не разбудила! Я опоздала в школу!

Евгения Александровна взглянула на внучку и тихо сказала:

– Не кричи так. Что за привычка? А в школу ты сегодня не пойдешь.

– Почему?!

– Побудешь вместе с Михой. Горе у нас, Маечка. Дядя Гена умер.

– Как… умер? Дядя Гена? Он же совсем не старый!

И у Майки, и у Михи родители были самыми молодыми в классе: Инну все принимали за Майкину сестру, а Евгению Владимировну – за маму. Как же мог умереть дядя Гена – такой живой, веселый, такой добрый! Почему?

– Сейчас мама придет – она у тети Веры, расскажет тебе. А мне надо на работу бежать. Побудешь одна немного, ладно?

Майя присела у окошка и пригорюнилась. Это была первая в ее пятнадцатилетней жизни смерть близкого человека – прабабушки не стало, когда Майе было шесть лет, и она не запомнила это горестное событие. Но дядя Гена! И он, и тетя Вера, и тем более Миха были ближе любых родственников.

Сначала Канищевы жили в доме напротив, а потом переехали в квартиру Тарасовых, что рядом на площадке – произошла очередная перетасовка родственников Канищевых-Тарасовых: кто-то умер, кто-то женился, а кто-то, наоборот, развелся и вернулся в отчий дом. Майя и Миха с младенчества играли вместе, вместе и в школу пошли – хотя разница в возрасте у них была почти в полгода. Но маленькая Майя много болела, да и не хотела никуда идти без Михи. Они были смешной парочкой: вечно лохматый кареглазый медвежонок Миха и голенастый цыпленок Майка, подстриженная под мальчика, потому что ее непослушные гладкие волосы не держали никакие резинки и бантики…

Мама пришла вместе с Михой, который выглядел испуганным. Накормив детей завтраком, Инна сказала:

– Вы уж тут вдвоем займитесь чем-нибудь полезным, хорошо? А у нас с тетей Верой много дел. Обед в холодильнике.

– Мам, давай, мы поможем? – сказала Майка, а Миха энергично закивал.

– Обязательно поможете! Но пока мы не можем сообразить, чем именно. Потом по магазинам побегаете, надо будет стол для поминок собрать.

Инна обняла Майку и Миху, поцеловала обоих, и ушла.

– Пойдем, что ли, в комнату? – предложила Майка. – Только там беспорядок. Поможешь прибраться, ладно?

Она уже поняла, что Миху надо чем-нибудь отвлечь. Спрашивать, что случилось, Майя боялась. Они прибрались в четыре руки, посмотрели телевизор, пообедали… Обычно разговорчивый Миха все молчал, и Майка не выдержала:

– Мих, может, поговорим? Что случилось-то?

– Не знаю я, что случилось! – резко ответил Миха. – Ночь была, я спал, потом мамка закричала. Я вскочил, а она мечется, как сумасшедшая: где телефон, где телефон? Где-где! Он всегда на одном месте – в коридоре на полочке. Ну, вызвала скорую, папу забрали, мамка с ним уехала. Ко мне тетя Инна пришла. Потом мамка вернулась… Сказала – умер папа. Даже до больницы не довезли. Тромб какой-то, что ли.

Майка слушала Миху, страшно переживая, – такая беда, а она-то все проспала! Бедная тетя Вера, бедный Миха… Как дядю Гену жалко… И Майка потихоньку заплакала. Миха закричал и с силой ударил кулаком по дивану:

– Ерунда! Чушь собачья! Тромбы еще какие-то придумали! Он не мог умереть, не мог…

За все дни, что прошли до похорон, Миха так и не уронил ни слезинки. Но когда родственники и соседи толпились у морга, Майя, взглянув на Миху, увидела, что он стоит в сторонке совсем один и дрожит. Майка побежала к нему и обняла, загородив собой от любопытных глаз. «Папа… Папа, как же так?» – прошептал Миха и заплакал, уткнувшись Майке в плечо. Она держала его, бормотала какие-то слова утешения и плакала сама. Потом слезы иссякли, но они так и продолжали стоять – обнявшись. Обоим казалось, что они оказались в некоем круге света, в теплом круге любви – всепроникающей и сильной. Сердца их бились в такт, а души словно соприкасались напрямую. Это странное состояние запомнилось им надолго, но потом все-таки забылось. Вернее, каждый хранил эти секунды неимоверной близости на самой дальней полочке своего сознания, зная: так было.

Инна все это время держалась, но на поминках не выдержала и расплакалась: вместе с Геной ушла и часть ее души, часть ее жизни! После женитьбы на Вере Гена ни разу не заводил с Инной никаких разговоров о любви, но Инна всегда чувствовала идущее от него тепло: верный друг, почти брат, главный помощник и защитник. Сорвался он только раз, незадолго до смерти. Зашел вечером, чтобы поменять прокладку в кухонном кране. Инна была дома одна – Евгения Александровна еще не пришла с работы, а Майя ушла к Михе. Гена возился с краном, Инна сидела у стола, они разговаривали о каких-то хозяйственных мелочах, потом примолкли. И вдруг Гена, не поворачиваясь, спросил:

– У тебя кто-то есть?

– В каком смысле? – удивилась Инна.

– В том самом. Я вас видел.

– Не знаю, что ты видел, – ледяным тоном произнесла Инна. – Допустим, кто-то есть. Какое отношение это имеет к тебе?

Гена повернулся к Инне, и ей сразу показалось, что воздух в маленькой кухоньке стал густым и вязким – трудно дышать.