Королева не любившая розы

– Теперь Люинь будет «Анкром короля», – прозорливо добавил папский нунций Бентивольо.

Один фаворит сменил другого: место Кончини занял Шарль д’Альбер, которому тогда было тридцать девять лет. В одночасье он стал комендантом Бастилии, капитаном Тюильри, государственным советником и камергером. Людовик, хоть и провозгласил себя королём, но из-за молодости нуждался в руководстве. Однако Люинь, краснобай, как все южане, но известный трус, менее всего подходил для этого. Осознавая свою слабость, фаворит короля в день убийства Кончини призвал, как известно, бывших министров Генриха IV («бородачей», как их все называли).

Главную роль в управлении страной теперь играл королевский Совет. Людовик ХIII, принимавший участие в заседаниях по утрам, передавал слово всем по очереди и внимательно выслушивал каждое мнение, следил за порядком, не позволяя прерывать выступающего. Решения принимали большинством голосов, а в случае разногласий последнее слово оставалось за королем. Людовик говорил мало, но всегда чётко и по делу. Король также давал аудиенции иностранным послам. Обычно их принимал статс-секретарь по иностранным делам, но если посол настаивал на личной встрече с монархом, тот ему не отказывал и вел себя подчёркнуто учтиво.

– Воистину, оказалось, что он лучше понимает в делах, чем можно было себе представить, – удивлялся нунций Бентивольо.

На длинные и витиеватые речи дипломатов Людовик отвечал так же кратко и чётко, как и на заседаниях Совета. Проявить твердость ему пришлось уже в начале июня, когда Испания попыталась спровоцировать конфликт с Савойей – своим бывшим сателлитом, перешедшим под крыло Франции. Посла Филиппа III вызвали в Лувр, где король заявил ему, что окажет помощь Савойе. На ядовитую ремарку дипломата, что это решение ему, верно, подсказали его советники, Людовик резко ответил:

– Я прислушиваюсь только к интересам своего служения.

Таким образом, в государственных и военных делах королевский фаворит был некомпетентен, проявив себя лишь умелым интриганом. Злые языки утверждали, что Люинь – «миньон» короля, который ему ближе, чем Анна Австрийская. Посол Венеции заметил, что Людовик проявляет к своему фавориту «необычное внимание и любовь», поскольку «хорошо только то, что делает он». Мария Медичи, выведенная из себя влиянием Люиня на её сына, как-то воскликнула:

– Это демон, который овладел королём, делая его глухим, слепым и немым!

Королевский фаворит ревниво относился к любому, кто делал попытку заменить его при Людовике. Он доверял только своим братьям Бранту и Кадене. По всему Парижу распевали следующую песенку:

Цербер с тремя головами

Охраняет вход в ад;

А во Франции три больших кобеля

Не подпускают к королю!

Достигнув вершин власти и богатства, Люинь решил купить себе жену, которая могла бы соответствовать его положению. Сначала Людовик ХIII хотел женить его на Екатерине Генриетте Вандомской, своей сводной сестре. Тем не менее, дочь прекрасной Габриэли д’Эстре, любовницы Генриха IV, наотрез отказалась выходить замуж за фаворита короля. Но Люинь не слишком расстроился. Вот уже восемнадцать месяцев при дворе находилась единственная дочь герцога Монбазона, происходившего из древнего рода Роганов, владетелей Бретани. Этого любимца Генриха IV королева Мария Медичи заставила покинуть двор тотчас после гибели его благодетеля. Он обосновался в своём великолепном замке в Бретани, где создал свой знаменитый трактат «О поведении опального». В этом труде герцог представил список книг, которые должен читать опальный, и перечень вин, которые помогут ему сохранить спокойствие и бодрость духа.

Когда в связи с женитьбой Людовика ХIII опала была снята, Монбазон представил ко двору «своё сокровище». Пятнадцатилетняя Мария де Роган, очаровательная темноглазая блондинка, обладала незаурядным умом, но была своенравна, дерзка и чрезмерно гордилась своим происхождением. Острую на язык девушку сразу приметили и оценили двое влиятельных людей: Мария Медичи и Шарль де Люинь. Королева-мать решила пристроить её в свиту своей невестки, рассчитывая, что та сделает испанку меня чопорной, так как принцессе Конти это не удалось. Но Анна Австрийская, шокированная манерами своей новой фрейлины, игнорировала её. Тогда регентше пришла в голову мысль, что если Мария де Роган станет фавориткой её сына, то она сама сможет через красавицу влиять на короля. Ветреная и склонная к авантюрам фрейлина согласилась соблазнить Людовика.

Уверяют даже, что однажды король, которому надоела её наглость, сказал:

– Предупреждаю Вас, что люблю своих фавориток только кверху от пояса.

– Государь, – ответила дочь герцога де Монбазона, – тогда Ваши фаворитки… станут опоясываться посередине бёдер.

Но план коварных заговорщиц с треском провалился: замкнутого и строгого короля раздражали напористые женщины. Другое дело Люинь. На первом же балу юная Мария де Роган овладела сердцем королевского фаворита. Но она происходила из древнейшего и богатейшего рода, а он…

Только после убийства Кончини Люинь решился попросить её руки. Придворные возмущались: неужели сын «безвестного капитана Люиня» посмел мечтать о том, чтобы породниться с принцами Роганами, родственниками Людовика ХIII? Тем не менее, преемник Кончини произвёл благоприятное впечатление на девушку.

– Чтобы ненавидеть господина де Люиня, – говорил один из современников, – необходимо было не видеть его, потому что у него было такое приятное и приветливое выражение лица, что многие враги после встречи с ним превращались в его друзей.

Кроме того, король пообещал сделать поместье Майне близ Тура, приобретённое его фаворитом, герцогством. А Марии де Роган, если она выйдет замуж за Люиня, посулил должность обер-гофмейстерины (главной распорядительницей двора королевы). Последнее, кажется, сильно повлияло на решение честолюбивой девушки. Ещё до свадьбы её ухажёр добился того, что ей было даровано «право табурета», то есть, она могла сидеть в присутствии коронованных особ. И, наконец, преподнёс ей шкатулку с великолепными бриллиантами маршала д’Анкра – подарок, достойный королевы.

Неудивительно, что добродушный герцог де Монбазон, полностью находившийся под влиянием своей пылкой дочери, дал согласие на её брак с Люинем. Свадьба состоялась 11 сентября 1617 года. Однако, как оказалось, семнадцатилетняя красавица не была девственницей. По слухам, её первыми любовниками были красавец конюх и молодой дворецкий герцога де Монбазона, а также его пожилой друг граф де Рошфор. Мария же, заливаясь слезами, поведала мужу о своей девичьей любви к бедному прекрасному рыцарю… погибшему на войне. В общем, Люиню пришлось смириться с этим досадным обстоятельством, тем более, что его жена принесла в приданое вместе со своей красотой огромное состояние. После венчания он отправился с Марией в поместье Лезиньи-ан-Бри, доставшееся ему в «наследство» от Кончини, чтобы провести там медовый месяц. Людовик подарил молодожёнам 500 тысяч ливров, на которые его фаворит приобрёл в Париже особняк Сен-Тома-дю-Лувр для своей молодой жены.

Скучая по Люиню, король, как свидетельствует Франсуа де Бассомпьер, занимался рисованием маленьких картинок, изготовлением моделей и механизмов, для чего в Лувре для него были построены кузнечная и слесарная мастерские, а также игрой на барабане.

– Бассомпьер, – как-то сказал он, – теперь я должен начать упражняться в игре на роге; когда-нибудь я разбужу эхо в моих лесах!

– Сир, – ответил ловкий придворный. – Я не советую Вам такое упражнение. Карл IХ, говорят, разорвал кровеносный сосуд, протрубив в рог!

– Вы ошибаетесь, – быстро ответил Людовик, – этот король был тогда в ссоре со своей матерью Екатериной Медичи и удалил её в Монсо. Если бы король последовал доброму совету господина де Реца и не вернул её, то не умер бы в таком раннем возрасте.

– С того времени, – замечает Бассомпьер, – я озаботился тем, чтобы никогда не упоминать королеву-мать в присутствии короля, обнаружив, что его опасения были вызваны уважением к ней.

Папские легаты, послы испанского короля и великого герцога Тосканского, наоборот, донимали Людовика ХIII просьбами вернуть мать ко двору (им не хватало союзницы в правительстве), но он был неумолим – даже запретил поднимать этот вопрос в Королевском совете. На Новый, 1618 год, Людовик прислал матери подарок – богатую цепь с собственным портретом, который привез Кадне, брат Люиня. Мария воскликнула:

– Что означает сей портрет? Если иные полагают, что я больше никогда не увижу короля, моего господина, и по таковой причине присылают мне его портрет, то я его увижу скорее, чем некоторые думают.

Между тем Анна Австрийская прилагала все усилия, чтобы соблазнить своего мужа. Она учила французский язык, надевала «подошвы», чтобы казаться выше ростом, и носила платья с глубоким декольте. Кроме того, часто навещала короля в долинах Руль или Вожирар, где он охотился, и даже пыталась постичь искусство соколиной охоты. Вечером, когда Людовик прощался с женой, дамы из её окружения умоляли его остаться, проявляя при этом такую настойчивость, что король, пунцовый от гнева, был вынужден отбиваться от них. В другой раз, когда Анна неожиданно приехала в Лезиньи-ан-Бри, куда король отправился навестить молодожёнов, Людовик был настолько недоволен её появлением, что ей пришлось уехать. Причём извинения после этого инцидента приносил не король, а королева, пославшая супругу букет цветов! Он не соизволил ответить.

Когда при дворе стало известно, что руководить хозяйством королевы будет Мария де Роган, это вызвало недовольство как самой Анны Австрийской, так и её испанских дам. Королева решительно отказалась принять её услуги, заявив:

– Госпожа де Люинь мне очень неприятна!

Графиня де ла Торре тоже выразила протест, а добродетельная герцогиня Монморанси подала в отставку:

– Поскольку, будучи вдовой покойного коннетабля, я не могу занимать подчинённое положение при дворе!

Результатом этих ссор стало то, что король тоже хлопнул дверью:

– Я никогда больше не буду навещать королеву, пока её испанские дуэньи не будут изгнаны со двора!

Испанский посол, тронутый горем Анны, поспешил добиться аудиенции у Люиня, однако тот заявил:

– Увы, король ненавидит испанских дам из свиты Её Величества, особенно госпожу де ла Торре. Причём последняя настолько отвратительна королю, что он решил никогда больше не входить в покои королевы, пока упомянутая графиня не уедет.

После разговора с королевским фаворитом Монтелеоне решил поставить в известность обо всём Филиппа III. Анна же была настолько подавлена неприятными событиями этого года, что в ноябре слегла с высокой температурой. Король, напуганный известием об опасной болезни жены, поспешил навестить её. А герцогиня Монморанси, узнав о болезни королевы, вернулась в Лувр, чтобы помочь новой управляющей освоиться со своими обязанностями, и заменяла её, когда Марии де Роган требовался отдых.

Королева выздоравливала очень медленно. Испанский посол ежедневно слал сообщения в Мадрид о её здоровье и просил прислать ей побольше апельсинов, «подобных тем, что Ваше Величество прислали в прошлом году, которые были такими свежими, как будто их только что сорвали с дерева». Кроме того, Монтелеоне поздравил своего господина с улучшением отношений между его дочерью и Людовиком ХIII. По его словам, король теперь не переставал восхищаться красотой Анны, и гордился её несравненным цветом лица и пышными светлыми волосами, в чём она не имела соперниц во Франции. Таким образом, королева в свои семнадцать лет ещё больше расцвела. Однако Людовик XIII тоже изменился. Он почти перестал заикаться, и стал суровым, добродетельным и набожным человеком, запретив придворным дамам носить не только чересчур смелые декольте, но даже слишком обтягивающие фигуру платья. И урезал бюджет своей жены. Когда же королю напоминали о необходимости исполнить супружеский долг, он отвечал:

– Мы слишком молоды.

Но своему духовнику он, в конце концов, признался, что ему стыдно заниматься подобными вещами, и никакое удовольствие, получаемое при этом, не сможет заглушить стыда, а память о первой (и до сего последней) брачной ночи вызывает в нём непреодолимое отвращение.

О поведении французского короля узнали в Испании, и Филипп III оскорбился тем, что зять пренебрегает его дочерью. Тогда Люинь решил добиться отъезда испанской свиты королевы в обмен на обещание того, что Людовик «окажет честь» супруге. К концу 1618 – началу 1619 годов «ради экономии» были высланы все испанцы, кроме личного врача Анны Австрийской, духовника, секретарши Луизы Берто де Матонвиль и старой горничной, воспитавшей её, – доньи Эстефании де Виллагиран. В связи с этим было обнаружено, что Инес де ла Торре использовала своё положение для присвоения огромных сумм денег, предназначенных на расходы королевского двора. Также стало известно, что она тесно сотрудничала с послом Испании, регулярно передавая ему отчёты и фактически действуя в качестве шпиона.

Однако сближение царственных супругов затянулось. 11 января 1619 года Людовик ХIII вместе с женой подписал брачный контракт между своей сестрой Кристиной Французской и Виктором-Амадеем, принцем Пьемонтским. По этому случаю папский нунций позволил себе почтительно шепнуть на ухо королю:

– Сир, я не поверю, что Вы допустите, чтобы Ваша сестра родила сына раньше, чем у Вашего Величества появится дофин.

Красный от смущения Людовик пробормотал в ответ:

– Я подумаю об этом…

17 февраля испанский посол Фернандо Жирон сообщил Филиппу III:

– Прошло уже 48 дней с тех пор, как графиня де ла Торре покинула французский двор, но король и королева продолжают жить, как брат с сестрой!