Марина и цыган

– Если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажи, что я ещё не вернулась.

После чего удалилась в спальню. Бабушка же принялась за Женьку, который тоже вернулся домой позже обычного.

Не успела я переодеться, как мимо моего окна прошёл Димка. Спрятавшись за занавеской, я увидела, что он приблизился к соседнему окну и стал слушать, как баба Тоня распекает сына:

– Бродит неизвестно где, а племянница гуляет одна!

Сначала Женка даже не пытался оправдываться, но под конец не выдержал:

– Ладно, обещаю, теперь без присмотра она гулять больше не будет!

Ещё немного послушав, Димка ушёл. Тогда я бесшумно открыла окно в спальне и выскочила следом за ним. Дальше наши пути разошлись: мой сосед двинулся прямиком по улице, а мне пришлось добираться опять огородами. Не успела я занять наблюдательный пункт в кустах позади скамьи, как появился Димка.

– Удрала! А я ей ещё по-джентльменски дорогу расчищал! – сокрушённо объявил он.

Деревенские тотчас окружили его, пытаясь понять, о чём идёт речь. Но Димка от избытка чувств не мог связать и двух слов. Только после того, как Синеглазый взял его за плечи и хорошенько встряхнул, мой сосед, наконец, рассказал, что произошло. Внимательно выслушав его, Вадим усмехнулся:

– Я так и знал, что она сбежит!

– Почему это? Чем я хуже тебя? – воскликнул Димка.

– Потому что ты – мальчик! – холодно отрезал Вадим.

Алёнкин брат хотел было что-то возразить, но потом сник и больше ни на кого не смотрел.

Когда я вернулась домой, дядька уже сидел за столом и ужинал. Баба Тоня молча налила мне тарелку щей и я примостилась напротив Женьки. Где-то в конце нашей трапезы он поинтересовался:

– Марина, ты сегодня пойдёшь в компанию?

– Не знаю. Нет, наверное, – на всякий случай, ответила я.

Дядька открыл было рот, но не успел ничего сказать, так как с улицы донёсся треск мотоцикла. Выглянув в окно, бабушка сообщила:

– Жень, к тебе Юрка приехал!

Однако при этом она почему-то посмотрела на меня. Дядька поднялся и вышел во двор. Я же, как ни в чём не бывало, допивала молоко. Мотоцикл умолк и слышно было, как Женька разговаривал с Чижевским. В конце концов, баба Тоня не выдержала:

– Марина, ты бы вышла к нему…

– Зачем? Он же не ко мне приехал!

Поставив пустую кружку на стол, я поблагодарила бабушку и скрылась в спальне. Там включила магнитофон и попыталась задремать под тихие звуки колыбельной. Но не тут-то было! Внезапно появился дядька:

– Марина! Чижевский хочет с тобой поговорить!

Открыв один глаз, я сонно посмотрела на Женьку и снова закрыла его.

– Он очень просил, чтобы ты вышла!

Поняв, что дядька не отвяжется, я нехотя ответила:

– Ладно, сейчас оденусь и выйду!

После ухода Женьки я достала из шифоньера белую вязаную майку с большим выкатом и серую юбку-мини. Эти вещи принадлежали тёте Любе, но бабушка разрешила мне ими попользоваться. Год назад моя тётка вместе с мужем-майором и двумя детьми приезжала к нам в гости. Её сын был ровесником Толика, а дочь Ленка – всего на год младше меня. Именно это хитроватое создание, похожее на колобок, в том числе, и имела в виду баба Тоня, когда говорила Димке, что одна из её внучек будет его невестой. Не знаю, понравилась бы ему Ленка, но со своими льняными волосами и выпуклыми лазурными глазами она выглядела моей полной противоположностью.

В приливе вдохновения, я сначала начесала свои волосы так, что они приобрели сходство с львиной гривой, а затем намазала материной помадой губы и проскользнула мимо остолбеневшей бабушки во двор. С порога поверх ограды мне хорошо был виден дядька, который сидел на скамье возле дома и разговаривал с развалившимся в седле мотоцикла Чижевским. Обернувшись на звук открывшейся двери, они оба одновременно заулыбались, причём Юрка даже привстал с сиденья. Сделав вид, будто не замечаю их, я задержалась на крыльце и дала им время рассмотреть себя. Эффект превзошёл все мои ожидания: Чижевский хлопнулся обратно в седло и убрал с лица улыбочку, что же касается Женьки, то он явно не знал, куда девать глаза. Я же, как ни в чём не бывало, поздоровалась с Юркой, который машинально ответил мне:

– Здравствуйте!

Наконец, придя в себя, Чижевский слез со своего мотоцикла, а дядька поднялся со скамьи. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, я направилась в сад. Тогда Юрка бросился следом за мной с криком:

– Марина, подожди!

Так как у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ним, я поспешно юркнула в стоявший возле забора туалет. Чижевский принялся было сгоряча дёргать ручку двери, однако, убедившись в тщетности своей попытки проникнуть внутрь, стал просить меня выйти. На что последовал мой ответ:

– И не подумаю!

Тогда Юрка принялся громко жаловаться дядьке, что он, дескать, приехал в такую даль из Чижово, а я не желаю с ним разговаривать. Выслушав все его жалобы, Женька спросил:

– Марина, ты долго собираешься там сидеть?

– Это будет зависеть от вашего поведения!

В ответ Чижевский перешёл от жалоб к угрозам:

– Вот мы сядем с Женей под дверью и подождём, пока тебе это не надоест!

– Ничего, мне и здесь неплохо.

Дядька и его приятель отошли в сторону и стали совещаться, как выкурить меня из туалета. Не дожидаясь, пока они что-нибудь придумают, я потихоньку сдвинула в сторону доску, державшуюся на одном гвозде, и выбралась наружу. Затем, вернув доску в прежнее положение, спряталась за кустом сирени. Между тем мои преследователи придумали всё- таки способ, как открыть дверь. С помощью Женькиного перочинного ножика они поддели крючок и ворвались внутрь. Нужно было видеть их сконфуженные физиономии, когда они убедились, что птичка упорхнула! Моё исчезновение так поразило приятелей, что они не предприняли даже ни малейшей попытки разыскать меня и вернулись на прежнее место. После некоторого молчания Юрка спросил у дядьки:

– Что это с ней?

Он, вероятно, имел в виду мой наряд.

– Не знаю, – ответил Женька, – я её в таком виде сегодня в первый раз увидел.

Потом дядька сбегал в дом за магнитофоном и они уехали.

Баба Тоня, нахлопотавшись за день, прилегла отдохнуть на диван и я, не желая ей мешать, вернулась в спальню. Мне стало скучно: спать ещё было рано, к тому же, дядька увёз с собой магнитофон.

Через полчаса я поднялась с кровати, натянула на себя белый джемпер с брюками и осторожно, чтобы не разбудить бабушку, выбралась через заднюю дверь во двор. Свернув в огород, я пошла по тропинке, проложенной вдоль межи с усадьбой соседей. В окнах их дома не было видно света, из чего следовало, что Димка с Алёнкой ещё не вернулись из компании, а их родители или смотрели телевизор, или спали. Тонко выводили свою мелодию кузнечики, выпархивая прямо из-под моих ног. Дома и деревья уже были окутаны тёмно-синим покрывалом сумерек, а в вышине блеснула первая звезда.

Внезапно лёгкий, едва уловимый треск сломавшейся ветки заставил меня вздрогнуть и замереть на месте, разрушив идиллию летней ночи. Мне вдруг показалось, что росший с другой стороны огорода куст боярышника слегка покачнулся, словно от ветра, хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. На всякий случай, я присела, пристально всматриваясь в подозрительный куст. Однако оттуда не доносилось больше ни звука. Выждав минуты две, я перебежала под защиту зарослей бузины, находившихся на краю огорода, и затаилась там. Но вокруг по-прежнему было тихо и я решила, что мне всё померещилось. Ведь за боярышником начинался пустырь, ведущий к цыганской усадьбе. А кому могло придти в голову бродить в такое время возле места, пользующегося дурной славой?

Ещё издали со стороны поляны, где собирались деревенские, до меня донеслись громкие голоса и смех. На столбе, стоявшем с краю, горела яркая электрическая лампочка, вокруг которой кружились ночные бабочки и мошки. Сноп света падал прямо на скамью с собравшейся там весёлой компанией. Правда, мне были видны только спины сидевших на ней людей, среди которых находился и Женька. Остальные же расположились на поваленном дереве, принесённых с собой стульчиках и прямо на траве. Желая лучше рассмотреть присутствующих, я, прячась за кустами, обогнула поляну. Напротив скамьи на своём мотоцикле восседал Чижевский. Будучи в центре внимания, он развлекал публику, охотно откликавшуюся на любую его шуточку. Чижевскому подыгрывали дядька и Федя. В отличие от них, Димка, в основном, отмалчивался и вообще сидел с таким видом, словно раздумывал: уйти ему или, может, остаться? Вадим тоже, казалось, не принимал участия в общем веселье, возможно, потому, что курил. Сидевшая рядом Зинка время от времени обращалась к нему, но Синеглазый так неохотно поворачивал голову, словно хотел сказать: «Оставьте меня в покое!»

Внезапно все засмеялись: вероятно, Юрка отмочил очередную остроту. Тогда я вернулась назад к скамейке, чтобы послушать, о чём они будут говорить. В этот момент кто-то из парней шутливо поинтересовался у Чижевского: