Марина и цыган

Марина и цыган
Ева Арк

Многие боятся цыган. Но только не бесшабашная Марина Железнякова, чья юность пришлась на 70-е годы ХХ века. Приехав на летние каникулы к своей бабушке в российскую глубинку, она заводит бурный роман с «первым парнем на деревне» Вадимом. Но вскоре Марина замечает, что за ней кто-то следит, и вокруг неё начинают разворачиваться странные события…

Ева Арк

Марина и цыган

День 1

Как я познакомилась с Женькой, и какое впечатление он на меня произвёл, а также о моей первой прогулке по деревне

Мы сошли с поезда «Донецк-Москва» в одном из старинных русских городов.

На перроне было многолюдно и приходилось лавировать, чтобы ни с кем не столкнуться. Пассажиры спешили укрыться от беспощадного июльского солнца в тени вокзального здания. Издали, утопавшее в зелени, оно производило благоприятное впечатление, но, приблизившись, можно было увидеть на свежевыбеленных стенах мокрые подтёки. Тем не менее, совсем не чувствовалось, что здесь недавно прошёл дождь.

Изнывая от зноя, я плелась следом за мамой, которая несла в одной руке дорожную сумку, другой – тащила за собой Толика и при этом ещё умудрялась подбадривать меня:

– Не отставай, Марина!

Однако я никак не могла двигаться быстрее из-за тяжёлого чемодана, где лежали мои вещи («Каждый будет нести своё», – сказала мама). Вдобавок ко всему, меня едва не сбил с ног какой-то парень в белой рубашке. Пробормотав на ходу: «Извините!», он побежал дальше, пристально вглядываясь в лица покидавших свои вагоны пассажиров. Посмотрев ему вслед, я вздохнула. Между тем расстояние между мной и мамой ещё больше увеличилось: она уже направилась к открытой вокзальной двери, чтобы занять очередь у автобусной кассы.

Неожиданно мимо меня в обратном направлении пронёсся тот же самый парень и, поравнявшись с мамой, окликнул её:

– Вера?!

На что та, обернувшись, произнесла с видом радостного изумления на лице:

– Женя?!

После чего между ними завязался оживлённый разговор.

Обрадовавшись передышке, я поставила чемодан под ближайшее дерево и уселась сверху. Теперь ничто не мешало мне более внимательно рассмотреть парня, который, судя по возгласу мамы, оказался моим родным дядей. Это был высокий стройный брюнет с усиками, чем-то напоминавший моего любимого героя д’Артаньяна. Несмотря на свои двадцать четыре года, рядом с родной сестрой, женщиной довольно крупной, он выглядел ещё моложе и по виду вполне годился ей в сыновья. Кроме вышеупомянутой нейлоновой рубашки на нём были ещё чёрные брюки со «стрелками» и светлые кожаные туфли. Так что одевался он вполне «по-городскому». То любопытство, с которым я разглядывала его, было вполне объяснимым: ведь раньше мы никогда не встречались. Следует признать, что образ деревенского паренька, созданный в моём воображении по фотографии и рассказам матери, очень сильно отличался от оригинала. Возможно, потому, что его карточка была десятилетней давности. После окончания средней школы он попал в десантные войска. Затем, вернувшись через два года, поступил на заочное отделение сельхозинститута и теперь работал в родном колхозе агрономом.

Толик стоял рядом с мамой и смотрел на дядьку с открытым ртом. Заметив это, тот вытащил из кармана брюк конфету и вручил её моему братцу. Тут мама, наконец, вспомнила обо мне:

– Марина!

Желая продлить свой отдых, я повернулась к ней спиной. Но мама, по-видимому, всё-таки разглядела меня среди толпы и повторила свой возглас уже более настойчиво. Бросив чемодан на произвол судьбы, я направилась к ней, и, перехватив по пути оценивающий взгляд дядьки, мысленно поздравила себя с тем, что успела переодеться в поезде. Сейчас на мне было лёгкое крепдешиновое платье сиреневого цвета с белыми цветами и босоножки на «шпильках». Что же касается моих длинных волос, то их удерживали по бокам две пряди, скреплённые сзади заколкой. Такая причёска называлась «Мальвина» и была самой модной в этом сезоне.

Женька рассматривал меня так долго, что в моей голове даже мелькнула глупая мысль показать ему язык. Но тут он снова повернулся к сестре:

– Вера, это твоя дочь?

– Да.

– Сколько же ей лет?

– В августе будет четырнадцать.

– Не может быть!

– Почему?

– Я бы дал ей все восемнадцать!

Вероятно, с его стороны это была просто шутка. Однако моя мама с серьёзным видом принялась убеждать брата, что он ошибается. Потом дядька принёс мой чемодан и сообщил, что приехал за нами на машине своего знакомого. Свернув за угол, мы увидели белую «Ладу». Пока с помощью своего приятеля Женька укладывал наши вещи в багажник, я заметила напротив мороженщицу и намекнула маме, что неплохо бы в такую жару поесть чего-нибудь холодненького. Прежде, чем она успела ответить, дядька воскликнул: «Подождите, я сейчас!», и вскоре вернулся с четырьмя вафельными стаканчиками пломбира.

– Ты мне так разбалуешь Марину! – заметила ему с недовольным видом сестра.

Когда же дядька вручил мне мороженое, она добавила:

– Смотри, если будешь потакать её прихотям, моя дочь живо сделает тебя своим рабом. Ты ещё её характера не знаешь!

Однако Женьке, как видно, хотелось стать моим рабом, потому что он ответил:

– Пусть она хоть в деревне отдохнёт от твоего воспитания!

Мама с Толиком и я уселись на заднее сиденье автомобиля, а дядька – впереди, рядом с водителем. Предоставив своему приятелю везти нас, он повернулся к сестре и просидел так всю дорогу. Пока они болтали, я ела мороженое и любовалась через окно окружающим пейзажем. Неожиданно Женька сказал:

– Что-то Марина загрустила. Нужно сводить её сегодня вечером на танцы.

– Моей дочери ещё рано думать о танцах! – тут же отреагировала его сестра.

Дядька попытался было возразить ей, но мою маму практически невозможно переубедить. В конце концов, мне надоело слушать их пререкания и я, в свою очередь, заметила:

– Как видно, моё мнение никого не интересует!

После этого они сразу замолчали. Спустя некоторое время Женька предложил сначала заехать к нему в Чижово, но сестра решительно ответила:

– Нет! Сначала я с матерью хочу повидаться!

Мы миновали районный центр стороной и, поднимая клубы пыли, свернули с шоссе на грунтовую дорогу. По одну её сторону тянулся лес, по другую – поле с жёлтой пшеницей. Вскоре на горизонте показалось небольшое скопление домов. Это была деревня Святошино. Дядька стал рассказывать о том, кто где живёт, но мне, в отличие от мамы, было неинтересно. Я устала и с нетерпением ожидала окончания нашего путешествия. И вот, наконец, машина остановилась на самом краю деревни возле избы с воротами и кирпичной оградой, за которой тянулся внутренний двор. Выскочив первым из машины, Женька достал из багажника наши вещи и потащил их в дом. Мы двинулись следом.

Бабушка Тоня, близоруко щуря свои светло-голубые глаза, уже поджидала нас на пороге. На ней была белая косынка и синее платье в горошек с холщовым передником. От её круглой фигуры веяло домашним уютом. Обнявшись с дочерью, она затем чмокнула меня в щёку и погладила Толика шершавой ладонью по голове. Пока взрослые разговаривали, а братец ковырял в носу, я решила осмотреть жилище, где нам предстояло жить почти месяц.

Сначала я попала в узкие тёмные сени, а затем – в небольшую комнату с тремя низкими окнами. Посредине лежал пёстрый половик. Справа от входа виднелась русская печь, а возле неё стоял обтянутый чёрным дерматином диван. Перед ним был накрыт стол с белой скатертью и тремя стульями. Слева же возле окна возвышался резной буфет с горкой посуды. Кроме телевизора и иконы в углу больше здесь ничего не было. В соседней спальне мебели оказалось ещё меньше: кровать с никелированными шарами, шифоньер с зеркалом и ходики на стене. (Как потом выяснилось, в избе была ещё одна комната, имевшая отдельный вход через сени, которую бабушка называла по-старинному горницей).

Мы приехали как раз к обеду и, помыв руки под металлическим рукомойником во дворе, сразу сели за стол. Я с Толиком устроилась на диване, напротив меня на стуле сидел дядька, а по бокам – мама и бабушка Тоня. Что же касается Женькиного знакомого, то он, вежливо отказавшись от нашего приглашения, предпочёл поехать обедать домой. Бабушка угостила нас на славу. Мы ели суп с курицей и галушками, плов с бараниной, салат из огурцов и редиса, сметану, творог, пили молоко. Кроме того, посредине стола красовалась бутылка десертного красного вина. При виде бутылки мама сразу провозгласила:

– Вино – для взрослых, а молоко – для детей!

Однако дядька, который разливал вино, предложил и мне рюмку. Несмотря на то, что я отказалась, сестра не замедлила отчитать его:

– Ты мне, Женька, её совсем развратишь!

Так как на протяжении всего обеда у взрослых не закрывался рот, я узнала много нового о своей родне.

У моего покойного деда Анатолия было пятеро детей. Старшая дочь Вера с детства мечтала стать врачом и после окончания школы уехала в один из больших городов Донбасса. Не пройдя по конкурсу, она устроилась работать на механический завод, где познакомилась со своим будущим мужем. Через год моя мама всё-таки поступила в мединститут и на втором курсе вышла замуж. Что же касается моего отца, Александра Николаевича Железнякова, то он окончил заочно политехнический вуз и теперь работал главным инженером. В отличие от моей мамы, её средняя сестра Надежда не захотела учиться дальше и работала телятницей в соседнем совхозе, где директором был её муж. Младшая же из сестёр, Люба, окончила бухгалтерские курсы и вместе с супругом, выпускником военного училища, уехала на Сахалин. Кроме дочерей, бабушка родила ещё двух сыновей. Первый, Сергей, трудился зоотехником в колхозе в Чижово, а его жена – дояркой. Женька же, как известно, стал агрономом, однако ещё не успел жениться.