Горизонтальная война. Снимая маски

Этот был не таким страшным, как старший брат. По крайней мере, у меня не тряслись ноги при его появлении и не пропадал голос.

Изумлённо вскинув всегда идеальные брови, мама спросила:

– Отчего же?

– Она плохо справлялась со своими обязанностями.

– Молодец. – Впервые услышав от неё похвалу, я не нашлась, что ответить.

– Так зачем вы пришли. Вдвоём? – Я всё же повернула разговор в нужное мне русло.

– Слышала, Разумовский умер. – Мама провела пальцем по замку и снисходительно улыбнулась. – Как всё-таки мимолётна и суетлива жизнь. Был человек, и нет его. И никому до этого нет дела.

– Мне есть, – процедила я.

– Говорят, он упал с лестницы. У него были больные ноги, ты знала? Как оказывается легко может умереть человек. Всего-то и надо – споткнуться и свернуть себе шею.

– Его убили. – Я посмотрела прямо в глаза матери и буквально по слогам произнесла: – У-би-ли.

– Бог в помощь, – усмехнулась мать, кинув на Бориса многозначительный взгляд.

Домогаров тут же щёлкнул замком портфеля и повернул его ко мне.

– Что это? – Я уставилась на перетянутые резинками пачки денег.

– Твоя доля наследства. В денежном эквиваленте, разумеется. – Маму передёрнуло, но она нашла в себе силы взглянуть на меня. И на том спасибо.

– Я не понимаю. – Игнорируя Бориса, я смотрела ей в глаза, ища ответ.

– Понимаешь.

– Нет, не понимаю.

– Ну что же, раз ты настаиваешь, – фыркнула она. – Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги и официально отказалась от наследства в мою пользу.

– И почему я должна это делать?

Говорить матери о том, что завещание украдено я не собиралась. Потому что она обязательно обратила бы это в свою пользу. А отдавать ей просто так заработанные отцом деньги я не хотела. Мария не заслужила из них ни копейки. И даже так, по закону она должна была получить почти всё. Но почти, её, конечно же, не устраивало.

– А это уже не твоё дело.

– Нет.

Я бросила взгляд на Бориса, который сегодня был одет в джинсы и свитер. В левом ухе братца Глеба блеснула серёжка. И сам собой с языка сорвался вопрос:

– Борис участвует в делёжке папиных денег? Вы настолько близки, что даже неприлично. Ты даже траур выдержать не можешь?..

– Я не собираюсь отчитываться перед тобой! – взвизгнула мать, враз теряя напускную аристократичность и интеллигентность. Но спустя секунду всё же снизошла до ответа: – Борис мне как сын.

– Забирайте деньги и уходите. – Я поднялась и пошла к рабочему столу. – У меня много работы. Завтра будет внеочередное собрание Совета директоров. Как исполняющему обязанности директора мне предстоит очень многое сделать. И прошу тебя соблюдать приличия. Мне бы не хотелось, чтобы по офису пошли сплетни о твоей неадекватности.

Подскочив, она схватила пачку денег и швырнула мне в голову.

– Это твои единственные деньги, мерзавка! Будь благодарной за мою щедрость. А насчёт этого места. – Она обвела рукой кабинет и ухмыльнулась. – Оно тебе не принадлежит. Я инициировала продажу акций.

– Что? – Выронив стакан с водой на пол, который едва только успела взять, я повернулась и замирая от ужаса, прошептала: – Ты не могла так поступить. Эта компания – всё что осталось от отца. Ты не имеешь права, в конце концов! Встреча с адвокатом только в четверг, ты не вступала в права наследования…

– О! – Она перешагнула через упавший шарфик и пошла на меня. – Ещё как имею. Видишь ли, дорогая, незадолго до своей весьма удачной смерти, Сергей собирался со мной развестись, в качестве отступных мне были предложены акции «Мерис». После смерти мужа я имею право на половину этого холдинга, плюс то, что он мне уже отдал. У меня, милочка, контрольный пакет.

– Нет. – Я оперлась рукой на стол тяжело дыша. – Невозможно…

Из-за Люды всё-таки решился. Старый дурак. Отобрал у меня всё в угоду своей похоти.

– Его смерть оказалась мне на руку, – хмыкнула мать, вглядываясь в моё лицо. Она будто наслаждалась моим смятением и каждой обронённой слезой. – Развестись мы не успели, как и подать заявление, а это значит, что я по-прежнему хозяйка поместья и наследница первой очереди. Так как ты уже давно совершеннолетняя и не нуждаешься в опеке, то получить достаточную для управления долю «Мерис» можешь только по завещанию, а без него ты всего лишь наёмный работник, которого можно уволить одним щелчком пальцев. Именно поэтому я и приехала сегодня. Эти деньги – всё, на что ты можешь рассчитывать. Здесь даже больше того, чего ты стоишь.

Она говорит так, будто завещания и вовсе не было, но ведь оно было! Я лично держала его в руках и прятала в сейф!

Где-то между рёбрами закололо. Боль толчками выбивала воздух из лёгких, пожирала единственное усилие – не поддаваться на провокацию. Не дать себя растоптать.

Я слышала собственный пульс ушах. В голове роились сотни вопросов, но главный – как отец мог так поступить? Зачем, зачем отдал ей акции? За девочку Люду, за нового ребёнка? За него?! Нет, я не рассчитывала на наследство, но, отдав компанию матери, он закрыл мне путь в директорское кресло. Лишил права голоса. Лицемер. Кто так заботится?

Ты хотел жить вечно папа. Ты должен был понимать, что отдавая акции подвергаешь себя опасности. Не только себя, но и нас с Лизой.

– Ты лжёшь, – сдавленно отрезала я.

Вспотевшая ладонь не давала как следует опереться. Я качнулась назад, ища опору для спины. На пол слетели ручки с карандашами, которые я зацепила в попытках не упасть.

– Да больно надо, – фыркнула мать, довольная произведённым эффектом.

Опустив голову, я дышала через раз, делая глубокие вдохи. Маленькая туфелька с острым носом надавила на вставший ребром осколок фоторамки. На моих глазах мать продырявила отцовское фото. Скотский жест. Прямо сейчас она давала понять, что защиты больше нет и не будет.

Моя жизнь в один момент сломалась так же легко, как стеклянная рамка.

– Кому ты продаёшь компанию? – выдавила я, смотря в пол.

– Глебу.

Это конец.

– Милая. – Мать вытерла солёную каплю на моей щеке и мягко улыбнулась. – Твой единственный шанс остаться в «Мерис» – выйти за Глеба замуж.

– Зачем ты так со мной, мама? – Слёзы покатились одна за другой, и мне уже было плевать, что это видел Борис.

– Ну кто-то же должен ответить за годы моих страданий, – ответила она, увещевая как маленького ребёнка. – Теперь у тебя есть чем заняться, не так ли? – Она поправила воротничок моей блузки, слишком сильно натянув ткань. – И Лизоньке нужна спокойная обстановка, а ты слишком нервная. – Узкие ладошки скользнули по моим плечам, стряхивая невидимую пыль. – Как женщина женщине – забирай деньги и уезжай. Или выходи за Глеба. Он с ума по тебе сходит уже много лет. А за Лизу не волнуйся, я воспитаю из неё настоящую леди. Прекрасную, умную, независимую женщину, как я.

В этот момент в голове щёлкнуло. Разум затуманила чудовищная волна ненависти и бессилия. Сбросив её руки, я размахнулась и ударила, что было сил. Из-за разницы в росте и комплекции мама упала на пол, прямо на битое стекло. Держась за покрасневшую щеку, она смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот момент она перешла ту невидимую черту, что держала её у края, но я этого ещё не знала.

– Ненавижу тебя, лицемерная тварь. – Выплюнула я в лицо той, что меня родила. – Лучше бы вместо отца сдохла ты! Ты никогда, никогда не получишь Лизу! Убирайся и деньги свои забери, мне от тебя ничего не нужно!