– Вы ему это уже говорили, – напомнил я. – Может, довольно? Он весь день был в бою.
– Мы тоже. Нет, а в самом деле есть от них еще польза или нет?
– От них – не большая. А от него лично – есть.
– Да, похоже на то. Он, судя по всему, хороший парень. Сколько они получают?
– Десять песет в день, – ответил я. – Но теперь у него будет лейтенантское жалованье.
– Испанского лейтенанта?
– Да.
– У него что, не все дома? Или он из политических убеждений?
– Да, из политических.
– Ну тогда ясно, – кивнул летчик. – Это все объясняет. Слушай, Лысый, наверное, мало радости выбрасываться из самолета с оторванным хвостом, да еще против ветра?
– Да, товарищ, – закивал Лысый.
– И что ты чувствовал?
– Я не чувствовал, я все время думал, товарищ.
– А сколько человек выбросилось из «Юнкерса»?
– Четверо, – сообщил Лысый, – из шести человек экипажа. Пилота я подстрелил, это точно. Я заметил, что он перестал стрелять. У них есть еще второй пилот, он же стрелок, но его я тоже снял. Уверен, потому что он тоже перестал стрелять. А может, они изжарились. Так или иначе, выпрыгнули четверо. Хочешь опишу тебе эту сцену? Могу это сделать во всех подробностях.
Он сидел на кровати с большим стаканом шампанского в руке, его красная лысина и красное лицо лоснились от пота.
– Почему никто за меня не пьет? – спросил он. – Я хочу, чтобы все товарищи выпили за меня, а потом я опишу вам ту сцену во всей ее жуткой красоте.
Мы все выпили.
– Так на чем я остановился? – продолжил Лысый.
– На том, что ты вышел из отеля «Макалистер», – подсказал летчик. – Во всей твоей жуткой красоте. Не валяй дурака, Лысый. Как ни странно, нам действительно интересно.
– Сейчас расскажу, – сказал Лысый. – Но сначала мне нужно выпить еще шампанского. – Когда пили за него, он опорожнил свой стакан залпом.
– Если он будет пить такими темпами, свалится и заснет, – заметил кто-то из летчиков. – Не наливайте ему больше, чем полстакана.
Лысый махнул полстакана.
– Сейчас опишу, – пообещал он. – Только еще чуть-чуть выпью.
– Слушай, Лысый, ты успокойся, ладно? Нам нужно узнать все прямо сейчас. У тебя несколько дней не будет машины, а нам вылетать завтра, так что для нас это не только интересно, но и важно.
– Я написал рапорт, – доложил Лысый. – Можете прочесть его на аэродроме. У них есть копия.
– Ну, хватит, Лысый, рассказывай.
– Рано или поздно расскажу, – изрек Лысый. Он несколько раз закрыл и открыл глаза, потом обратился к Элу: – Привет, товарищ Санта-Клаус. Рано или поздно расскажу. А вам всем, товарищи, остается только слушать.
И он начал:
– Это было необычно и прекрасно, – произнес он и выпил стакан шампанского.
– Короче, Лысый, – не сдержался один из летчиков.
– Я испытал глубокие чувства, – сказал Лысый. – Возвышенно-глубокие чувства. Наимерзейшие чувства.
– Поехали в Алкалу, – подал голос кто-то из летчиков. – Этот красномордый уже ничего не соображает. Или сыграем еще?
– Сообразит, – не согласился другой. – Просто он пока продувает моторы.
– Вы что, критикуете меня? – возмутился Лысый. – Вот она, благодарность Республики.
– Слушай, Санта-Клаус, – обратился Эл. – Так как же там было дело?
– Вы меня спрашиваете? – уставился на него Лысый. – Вы задаете вопрос мне? Вы когда-нибудь участвовали в боевых действиях, товарищ?
– Нет, – ответил Эл. – А брови спалил, когда брился.
– Не выпрыгивайте из штанов, товарищ, – съехидничал Лысый. – Я сейчас опишу эту необычайную и прекрасную сцену. Я, знаете ли, писатель, не только летчик. – В подтверждение сказанного он кивнул.
– Он пишет в газету «Аргус», которая выходит в Меридиане, Миссисипи, – пояснил летчик. – Причем беспрерывно. Они не могут его остановить.
– У меня писательский талант, – похвалился Лысый. – У меня свежее и оригинальное ви?дение. У меня есть газетная вырезка, которую я потерял, в ней именно так и сказано. Итак, я начинаю свое описание.
– Ну, наконец. Так как это было?
– Товарищи! Это неописуемо. – Лысый протянул свой стакан.
– Ну, что я говорил? – вздохнул летчик. – Он еще месяц ничего соображать не будет. Да он и так-то ничего не соображал.
– Ах ты, несчастный сопляк! – вскрикнул Лысый. – Ладно, слушай. Когда я сделал вираж, чтобы зайти над ним, я посмотрел вниз и увидел, что за ним стелется дым, но курс он держит, чтобы перелететь через горы. Правда, он быстро терял высоту; я пролетел над ним и дал еще очередь. Тогда ведомые еще были со мной; он накренился и задымил с удвоенной силой, а потом дверца люка открылась – и я словно заглянул в доменную печь; а потом они начали вываливаться. Я сделал полупереворот, спикировал, снова набрал высоту и посмотрел назад и вниз; они вываливались оттуда, как из горна доменной печи, стараясь спастись; над ними раскрывались купола парашютов, и они были похожи на великолепные большие прекрасные колокольчики вьюнков, распускающиеся утром, а самолет – на столб огня, какого вы никогда не видели; он падал кругами, кругами, а на фоне неба медленно плыли четыре парашюта невиданной красоты, а потом один из них загорелся по краям, и человек под его куполом начал падать быстрее; за ним-то я и наблюдал, когда вокруг засвистели пули, а за ними появились «Фиаты», пули и «Фиаты»…
– Ну, ты и впрямь писатель, – заметил один из летчиков. – Тебе бы для «Военных асов» писать. А по-простому рассказать, что там случилось, можешь?
– Могу, – кивнул Лысый. – Сейчас расскажу. Но знаешь, кроме шуток, это было зрелище! Я еще никогда не сбивал большой трехмоторный «Юнкерс», и я счастлив.
– Мы все счастливы, Лысый. Но ты расскажи, наконец, что там случилось на самом деле.
– Хорошо, – икнул Лысый. – Только вот выпью немного и расскажу.
– Где вы были, когда засекли их?