– Она зарегистрирована на мое имя, – ответил я. – Иногда я в ней сплю.
– А виски чей? – уточнил он.
– Мой, – сказала Манолита. – Одну бутылку они уже выпили, я принесла другую.
– Молодец, дочка, – похвалил я. – За мной три.
– Две, – поправила она. – Та была в подарок.
На столе рядом с моей пишущей машинкой стояла огромная, наполовину открытая банка консервированной ветчины, розовой, с белой каемкой сала; время от времени кто-то подходил, отрезал ломтик перочинным ножом и возвращался к игре. Я тоже отрезал.
– Ты следующий в ванную, – сообщил я Элу, который разглядывал комнату.
– Здесь симпатично, – заметил он. – Откуда ветчина?
– Мы ее купили у интенданта одной бригады, – пояснила Манолита. – Смотрите, какая она нежная.
– Кто это – мы?
– Мы с ним. – Она кивнула в сторону английского корреспондента. – Правда, он милый?
– Манолита очень любезна, – улыбнулся англичанин. – Надеюсь, мы вас не стесняем?
– Ничуть, – сказал я. – Возможно, позднее мне захочется поспать, но это будет еще не скоро.
– Мы можем перейти в мой номер, – предложила Манолита. – Вы ведь не сердитесь, Генри?
– Конечно, нет, – удивился я. – А кто эти товарищи, которые бросают кости?
– Не знаю, – ответила Манолита. – Они пришли мыться, а потом остались поиграть в кости. Все были очень милы. Вы уже знаете мою плохую новость?
– Нет.
– Это ужасно. Помните моего жениха, который служил в полиции и поехал в Барселону?
– Да, конечно.
Эл вошел в ванную.
– Ну так вот, его убили в случайной перестрелке, а он так и не выправил мне документы, хотя обещал, и сегодня я слышала, что меня собираются арестовать, а у меня в полиции нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью.
– За что арестовать?
– За то, что у меня нет документов; они говорят, что я все время трусь среди вас и среди людей из бригад, поэтому я, наверное, шпионка. Если бы мой жених не подставился под пулю, все было бы в порядке. Вы мне поможете?
– Конечно, – согласился я. – Ничего с вами не случится, если вы ни в чем не виноваты.
– Может, мне лучше остаться с вами – для верности?
– Чтобы я тоже влип, если за вами что-то числится?
– Значит, мне нельзя остаться у вас?
– Нет. Начнутся неприятности – позвоните мне. Я никогда не слышал, чтобы вы кому-нибудь задавали вопросы, касающиеся военных действий. Думаю, вы чисты.
– Я действительно чиста, – подтвердила она и добавила, отвернувшись от англичанина и склонившись к моему уху: – Как вы думаете, а с ним мне можно остаться? Он-то в порядке?
– Откуда мне знать? – пожал плечами я. – Я его первый раз вижу.
– Все-таки вы сердитесь, – заметила она. – Давайте не станем сейчас об этом думать, а лучше пойдем обедать, и пусть всем будет хорошо.
Я подошел к игравшим.
– Вы пойдете обедать?
– Нет, товарищ, – не поднимая головы, ответил тот, который как раз бросал кости. – Хотите сыграть?
– Я хочу есть.
– Мы вас тут дождемся, – сказал другой игрок. – Ну, давай, бросай, я ставлю.
– Разживетесь деньжатами – тащите их сюда, сыграем.
Кроме Манолиты, в комнате находился еще один знакомый мне человек. Он служил в Двадцатой бригаде, и это он заводил патефон. Это был венгр, но грустный венгр, не из тех, что вечно веселятся.
– Salud camarade, – произнес он. – Это летчики, которые служат здесь по контракту. Наемники… Зарабатывают по тысяче долларов в неделю. Они воевали на Теруэльском фронте, теперь прибыли сюда.
– А в мой номер как они попали?
– Один из них вас знает. Но сейчас ему пришлось уехать на аэродром. За ним прислали машину, когда игра уже началась.
– Рад, что вы заглянули, – улыбнулся я. – Приходите в любое время и чувствуйте себя как дома.
– Я пришел послушать новые пластинки, – сообщил он. – Вам не мешает?
– Нет. Все хорошо. Выпейте.
– Я лучше съем кусочек ветчины, – сказал он.
Один из игроков подошел и отрезал себе ломтик.
– Вы не видели тут парня… Генри, хозяина этой комнаты? – спросил он меня.
– Это я.
– О, – смутился он. – Простите. Не хотите сыграть?
– Позже, – ответил я.