Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

– Да, – сказал Керн. – Я устал. Не знаю почему.

Штайнер сделал знак кельнеру. Тот прискакал галопом, как старый боевой конь, долго ходивший в упряжке и вдруг заслышавший звук трубы, играющей сбор.

– Спасибо, – сказал он, полный ожидания, прежде чем Штайнер успел расплатиться, – благодарю покорно, сударь!

Он взглянул на чаевые.

– Целую руку, – пробормотал он восхищенно. – Ваш преданный слуга, господин граф!

– Нам надо в Пратер, – сказал Штайнер, когда они встали.

– Я пойду куда скажешь, – ответил Керн. – Я уже совсем проснулся.

– Поедем на трамвае. Ведь у тебя чемодан. Все еще туалетная вода и мыло?

Керн кивнул.

– А я тем временем переменил имя; но ты можешь и дальше называть меня Штайнером. Это имя я ношу на всякий случай как человек искусства. И всегда могу утверждать, что это мой псевдоним. Или что другое имя – псевдоним. Смотря по обстоятельствам.

– Кто ты теперь?

Штайнер рассмеялся.

– Некоторое время я был помощником кельнера. Потом прежний помощник вышел из больницы, и я вылетел. Теперь я ассистент в аттракционе Поцдоха. Подсадной в тире и ясновидящий. А что у тебя на примете?

– Ничего.

– Может быть, я устрою тебя к нам. Нам бывают нужны люди для подсобной работы. Завтра я капну на мозги старому Поцдоху. В Пратере хорошо то, что никто не контролирует. Тебе даже не потребуется прописка.

– Господи, – сказал Керн. – Это было бы великолепно. Мне очень бы хотелось теперь задержаться в Вене.

– Вот как? – Штайнер искоса взглянул на него. – Очень бы хотелось?

– Да.

Они вышли из трамвая и пошли по ночному Пратеру. Перед жилым вагончиком, немного в стороне от ярмарочного городка, Штайнер остановился. Он открыл дверь и включил свет.

– Ну, крошка, вот мы и дома. Для начала соорудим, так сказать, ложе.

Он извлек из угла пару одеял и старый матрац и расстелил их на полу рядом со своей кроватью.

– Ты, конечно, голодный, а? – спросил он.

– Я уж и не помню.

– Вон в том маленьком ящике хлеб, масло и кусок копченой колбасы. Да, сделай и мне бутерброд.

В дверь тихо постучали. Керн отложил нож и прислушался. Его взгляд искал окно. Штайнер рассмеялся.

– Старый страх, а, малыш? Видно, нам уже никогда от него не избавиться. Заходи, Лило! – крикнул он.

Вошла стройная женщина и остановилась у двери.

– У меня гости, – сказал Штайнер. – Людвиг Керн. Молод, но уже закален чужбиной. Он останется здесь. Можешь приготовить нам немного кофе, Лило?

– Да.

Женщина взяла спиртовку, зажгла, поставила на нее маленький котелок с водой и начала молоть кофе. Она проделала все почти бесшумно, медленными, скользящими движениями.

– Я думал, ты давно спишь, Лило, – сказал Штайнер.

– Я не могу заснуть.

У женщины был глубокий, хриплый голос, лицо – худое, с правильными чертами, черные волосы разделял прямой пробор. Она была похожа на итальянку, но говорила на жестком немецком, характерном для славян.

Керн сидел на сломанном камышовом стуле. Он очень устал, не только от мыслей – на него накатилась сонная истома, какой он давно уже не испытывал. Он чувствовал себя в безопасности.

– Подушка, – сказал Штайнер. – Единственное, чего не хватает, – это подушки.

– И не надо, – ответил Керн. – Я положу под голову куртку или вытащу из чемодана белье.

– У меня есть подушка, – сказала женщина.

Она вскипятила кофе, потом встала и вышла, двигаясь бесшумно и призрачно, как тень.

– Иди поешь! – сказал Штайнер и разлил кофе в две пиалы с синим луковым узором.

Они ели хлеб и колбасу… Женщина вошла снова и принесла подушку. Она положила ее на приготовленную для Керна постель и присела к столу.

– А ты не выпьешь кофе, Лило? – спросил Штайнер.

Она покачала головой. Она молча глядела на обоих, пока они ели и пили. Потом Штайнер встал.

– Пора на боковую. Ведь ты устал, малыш?

– Да. Теперь я и сам это чувствую.

Штайнер погладил женщину по волосам.

– Иди и ты спать, Лило.

– Да. – Она послушно встала. – Спокойной ночи.

Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.

– Знаешь, – сказал он из темноты через некоторое время, – жить надо так, будто туда уже никогда не вернешься.

– Да, – ответил Керн. – Для меня это нетрудно.