Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

– Это твой муж? – спросил Штайнер.

– Нет, это хозяйкин благоверный. Он помер.

– Она небось рада, что избавилась от него, а?

– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – Она до сих пор ревет белугой, как вспомнит. Сказочный, говорит, был мужик. Строгий, понимаешь?

– А почему же она повесила его у тебя?

– У нее есть другой портрет. Большой и раскрашенный. Конечно, раскрашен только мундир, понимаешь? Помоги-ка мне расстегнуть сзади эти бретельки!

Штайнер ощутил под руками твердые плечи. Этого он не ожидал. С военных времен он помнил, каковы на ощупь шлюхи – всегда какие-то слишком мягкие и дряблые.

Девушка бросила блузку на софу. Грудь у нее была полная и твердая. Под стать сильным плечам и шее.

– Садись, лапушка, – сказала она. – Не стесняйся. Официанты и наша сестра целый день на ногах. Замаешься.

Она сбросила юбку.

– Черт возьми, – сказал Штайнер. – Да ты же красивая!

– Мне это многие говорили. – Девушка бережно сложила юбку. – Если не возражаешь…

– Возражаю.

Она полуобернулась к нему.

– Да ты шутишь – вот уж правда веселый дядя!

Штайнер смотрел на нее.

– Ты почему так смотришь? – спросила девушка. – Тебя испугаться можно. Господи, ты меня растерзать готов. Давно без женщины, а?

– Как тебя зовут? – спросил Штайнер.

– Смешно сказать – Эльвира. Такая вот идея пришла моей матери. Она все хотела выбиться наверх. Ложись в постель.

– Нет, – сказал Штайнер. – Давай сначала выпьем.

– У тебя есть деньги? – спросила она быстро.

Штайнер кивнул. Эльвира, нагая и беззаботная, подошла к двери.

– Фрау Пошнигг! – крикнула она. – Выпить принесите!

Хозяйка явилась так скоро, словно подслушивала за дверью. Это была круглая, затянутая в черный бархат особа с красным лицом и блестящими глазками-пуговками.

– У нас нашлось бы шампанское, – сказала она услужливо. – Просто сахарное!

– Несите шнапс, – ответил Штайнер, не взглянув на нее. – Сливовицу, кирш, горечаевку – все равно что.

Женщины переглянулись.

– Кирша, – сказала Эльвира. – Хорошего, с верхней полки. Стоит десять шиллингов, лапушка.

Штайнер отдал ей деньги.

– Откуда у тебя такая кожа? – спросил он.

– Грех жаловаться, правда? – Эльвира поворачивалась перед ним во все стороны. – Такая бывает только у рыжих.

– Да, – сказал Штайнер. – А я и не заметил, что у тебя рыжие волосы.

– Это из-за шляпы, миленький. – Эльвира забрала у хозяйки бутылку. – Выпьете с нами, фрау Пошнигг?

– Если позволите. – Хозяйка села. – Везет же вам, фройляйн Эльвира! – Она вздохнула. – А наша сестра, бедная одинокая вдова…

Бедная одинокая вдова опрокинула стакан и сразу же налила себе снова.

– Ваше здоровье, милостивый государь! – Она поднялась и кокетливо стрельнула глазками на Штайнера.

– Покорно благодарим! Желаю приятно провести время!

– А ты произвел на нее впечатление, – заметила Эльвира.

– Дай сюда стакан, – сказал Штайнер. Он налил его до краев и выпил.

– Господи! – Эльвира поглядела на него с испугом. – А ты не разнесешь тут все вдребезги, миленький? Квартира на вес золота, понимаешь? Такие вещи дорого стоят, лапушка!

– Сядь сюда, – сказал Штайнер. – Ко мне.

– Лучше бы мы поехали за город. В Пратер или в лес.

Штайнер поднял голову. Он чувствовал, как кирш, словно мягким молотом, бьет изнутри мозга по глазным яблокам.

– В лес? – спросил он.

– Да, в лес. Или в поле, ведь лето же.

– Поле? Лето? Как это ты поедешь в поле?

– Обыкновенно, – озабоченно и настойчиво щебетала Эльвира. – Ведь лето же на дворе, лапушка! А летом все любят ездить за город!

– Не прячь бутылку, не разнесу я твою хибару. Так ты говоришь, летом – в поле?

– Конечно, летом, лапушка, зимой же холодно.

Штайнер налил себе еще стакан.