– Значит, тебе приходится торговать этим с рук. Прости меня, Людвиг.
– Брось! – Керн сглотнул комок, вдруг подкативший к горлу. – Это лучшая в мире школа, отец. Узнаёшь жизнь с изнанки. Людей тоже. Зато потом не страшны никакие разочарования.
– Только не болей.
– Нет, я очень закаленный.
Они вышли на улицу.
– Ты так полон надежд, Людвиг…
«Господи, он называет это надеждой», – подумал Керн.
– Все уладится, – сказал он. – Так не может продолжаться вечно.
– Да… – Взгляд старика неподвижно уперся в пространство. – Людвиг, – сказал он тихо, – когда мы снова будем вместе… и если мама тоже снова будет с нами… – он сделал неопределенный жест, указывая куда-то назад, – мы не станем вспоминать об этом, а?
Он говорил тихо и по-детски доверчиво, это было как щебет усталой птицы.
– Теперь ты сможешь учиться и без меня, Людвиг, – сказал он жалобно и почти механически, как человек, который размышлял об этом так часто, что сознание своей вины со временем приобрело некий автоматизм.
– Без тебя я вообще не жил бы на свете, отец, – ответил Керн.
– Не болей, Людвиг, – сказал старик, и его губы вдруг задрожали. – Я хотел как лучше, Людвиг.
– Ты заботился о нас, пока мог.
– Ну, тогда я уже пойду. Всего тебе хорошего, дитя мое.
«Дитя, – подумал Керн. – Кто из нас двоих дитя?» Он смотрел вслед отцу, медленно бредущему по улице, он обещал, что будет ему писать, что они еще увидятся, но он знал, что видит его в последний раз. Он не сводил с него взгляда, пока отец не скрылся из виду. Потом стало пусто.
Он вернулся назад. На террасе сидел Мариль и с выражением сарказма и отвращения на лице все еще читал свою газету. «Странно, – подумал Керн, – один человек не успел дочитать газету, а для другого в то же время потерпела крушение вся жизнь. Круглый сирота в пятьдесят, – он судорожно улыбнулся и мрачно пошутил про себя. – Круглый сирота… как будто нельзя быть круглым сиротой при живых родителях…»
Через три дня Рут Голланд уехала в Вену. Она получила телеграмму от подруги, у которой можно было жить, и хотела попытаться найти работу и поступить в университет.
Вечером в день отъезда она пошла с Керном в ресторан «Черный поросенок». До сих пор они каждый день ходили в народную столовую; однако в последний вечер Керн решил предпринять нечто из ряда вон выходящее.
«Черный поросенок» был маленьким прокуренным заведением – недорогим, но очень хорошим. Его назвал Керну Мариль. Он сказал ему точные цены и особенно рекомендовал любимое блюдо хозяина – гуляш из телятины. Керн подсчитал свои деньги: их должно было хватить даже на десерт в виде ватрушек. Рут как-то обмолвилась, что обожает их. Но когда они пришли, их ждало горькое разочарование. Гуляш кончился. Они опоздали. Керн тщательно изучал меню. Почти все остальные блюда были дороже. Кельнер рядом с ним упорно бубнил: «Мясо копченое с зеленью, свиная отбивная с салатом, курица с перцем, свежая гусиная печенка…»
«Гусиная печенка, – думал Керн, – этот идиот, кажется, принимает нас за миллионеров».
Он передал меню Рут.
– Что бы ты хотела вместо гуляша? – спросил он. Он установил, что если закажет отбивные, ватрушками придется пожертвовать.
Рут мельком заглянула в меню.
– Сосиски с картофельным салатом, – сказала она. Это было самое дешевое блюдо.
– Исключено, – заявил Керн. – Какой же это прощальный ужин?
– А я их люблю. После супов в столовой это просто пиршество.
– А что ты скажешь на предмет отбивных?
– Слишком дорого.
– Будьте любезны, – заказал Керн, – две отбивные. Только большие!
– У нас они все одинаковые, – невозмутимо возразил кельнер.
– А что на закуску? Суп, hors d’uvre[11 - Закуска (фр.).], зельц?
– Нет, – сказала Рут, прежде чем Керн успел ее спросить.
Они еще заказали графин дешевого вина, после чего кельнер удалился с таким презрительным видом, словно предчувствовал, что у Керна уже не хватало полкроны на чаевые.
Ресторан был почти пуст. За столом в углу сидел лишь один-единственный посетитель. Это был мужчина с моноклем и шрамом на широком красном лице. Он сидел за стаканом пива и бесцеремонно разглядывал Керна и Рут.
– Жаль, что этот тип там сидит, – сказал Керн.
Рут кивнула.
– Сидел бы хоть еще кто-нибудь! Но этот, этот похож на кого-то…
– Да, уж он-то не эмигрант, – сказал Керн. – Скорее напротив.
– Давай не будем на него смотреть…
И все-таки Керн смотрел. И заметил, что и мужчина продолжал в упор смотреть на них.
– Не понимаю, чего ему надо, – сказал он раздражительно. – Он с нас глаз не сводит.
– Может, он агент гестапо. Я слыхала, здесь полным-полно шпиков.
– Хочешь, я подойду и спрошу, чего он от нас хочет?
– Нет! – Рут испуганно положила руку на плечо Керна.
Принесли отбивные. Они были хрустящие и нежные, а к ним полагался свежий, зеленый салат. Но они почти не почувствовали вкуса еды – слишком волновались.
– Не может быть, что он пришел сюда из-за нас, – сказал Керн. – Никто не знал, что мы пойдем сюда.
– Не в этом дело, – возразила Рут. – Может, он оказался здесь случайно. Но он за нами наблюдает, это ясно…
Кельнер унес тарелки. Керн огорченно поглядел ему вслед. Он хотел порадовать Рут, а этот тип с моноклем все испортил. Он возмущенно встал; он принял решение.
– Минуточку, Рут…