Вторичка

Элли сорвалась с табуретки, и ее поглотила пучина вод, ведь Ясень знает все наперед, а вода хранит воспоминания, поэтому автор опрометью кидается на помощь главной героине – он желает показать ей метафору будущего, если она согласится пойти за двуличным ликвидатором АИН.

Я падаю на дно, выпуская изо рта цепочку пузырей. Поворачиваю голову и замечаю сквозь пелену своих волос тонущий внедорожник с драконом на капоте.Ведущий «По миру пойдем!» ныряет за мной и подхватывает под руки. Тянет на поверхность.

«Очередной выпендрежник, – подумалось, – а я – очередная дама в беде».

Но кто же он? Как его зовут? Известный на весь мир, а имени никто не знает. А «дама в беде» – это Вера? Та самая, имя которой у всех на слуху, но с ней никто не знаком.Умиротворение, которое окутывает меня при подъеме, нарастает. Но мне рано выходить на берег. Я отбиваюсь от ведущего, погружая нас в пену из пузырей, потому что пытаюсь кричать под водой. Тот, кто прикидывается моим знакомым, пытается схватить меня, но отступает, получив с ноги в живот.

«Прости. Ты мне нравился. До тех пор, пока не выяснилось, что ты жнец смерти».

Меня потеряли на Выставке, всего в нескольких километрах от Останкинской телебашни, а найдут по эфирным следам передачи «По миру пойдем!» в Норвегии.Вот ключ для выхода из заколдованного дома, который умолял отыскать герой сновидения.

«Не ругай ребенка, милая. Цветочек, ты же показала настоящую репрезентацию, постмодерн! Ты уснула во время Сна в летнюю ночь. Искусство – это ирония, рушащая догматы. Фантазия, в которой есть Горчичное Зерно правды…»

* * *

Я проснулась от головной боли в День Мотылька. Разлепив веки, ощупала затылок и ойкнула, когда вляпалась во что-то липкое. Заставив себя принять сидячее положение, осмотрела кровь на пальцах. Память постепенно восстанавливалась: вспомнилось, как ударилась головой о кухонный пол, потеряла сознание, а очнулась в прихожей. Помещений не осталось. Надо мной довлели стены.

– Мошенники. Продали двухкомнатную квартиру, а она растаяла до однушки, – хмыкнула я. Морщась от боли, поднялась с пола. – Что ж, теперь все ясно. Входная дверь пропала первой. В течение дня не стало еще двух дверей. За ночь исчезли оставшиеся, – обвела помещение взглядом, – кроме…

Меня как током ударило. Я нахмурилась, глядя на потайную дверь как баран на новые ворота.

Каждый день я приносила сюда завтрак, обед и ужин, но не бывала внутри. Никто и никогда не выходил оттуда. Не ел. Не посещал кухню и ванную. Не заглядывал ко мне. Не включал телевизор, не вбивал гвоздь, не отвечал, когда пыталась заговорить с ним. Со мной хотели связаться и подбрасывали подсказки. Выйди из комнаты– соверши ошибку.

Сглотнув, ринулась к запасному выходу. Но не сумела уцепиться за ручку – исчезла. Я побарабанила в дверь кулаками, ударила два раза ладонью, тщетно пытаясь докричаться хоть до единой живой души. В поисках тарана схватила столик, запачканный остатками пищи, и с разворота разбила его о дверь. Никакого результата не последовало, кроме усилившейся боли в затылке.

Вслед за ручкой начали таять, как снег в пустыне, дверные косяки. Время вот-вот выйдет. Сомнений не осталось – квартира стирает себя вместе с единственным жильцом. Когда испарится последняя дверь, меня будет не спасти.

– Дыши, Беляева, дыши.

Дыши, Беляева, дыши.

– Теперь ты повторяешь за мной?

Теперь ты повторяешь за мной?

Я прижала рану ладонью, опустив подбородок на грудь. И тут моим вниманием завладело что-то белое. Есть! Скажем исчезновению: «Не сегодня».

Подцепив конверт кровавыми пальцами, совершила последний рывок и подсунула письмо в слабо различимую щель. Место двери и помещения на моих глазах поросло бетоном, кирпичной кладкой, грунтом и затянулось ненавистными кремовыми обоями. Наступил невыносимый покой. Дышать становилось все труднее. Я гипнотизировала стену, пока не закололо в глазах. Сморгнула влагу, со злостью протерла щеки и стиснула зубы. Мысленно, как мантру, повторяла содержимое конкурсного письма:

Я должна обрести свободу.

Я хочу освободиться.

Стены стремительно сужались надо мной – пространство сотрясалось. Я встала в боевую стойку и обеспокоенно огляделась. С потолка обвалилась штукатурка, качнулась лампочка на голом проводе; похоже, разрушался фундамент дома. По стенам поехали трещины, с полок повалились книги: «Волшебник Изумрудного Города», «Сон в летнюю ночь», «Мастер и Маргарита»; распахнулись дверцы шкафов, и вылетели пышные девчачьи платья. Я сгруппировалась посреди прихожей, закрыв голову руками.

Из щели принесло непонятно откуда взявшимся сквознячком сложенную вчетверо бумажку. Я подняла ее и развернула:

«Любовь – это проходить сквозь стены».

Рефлекторно сжав вкладыш, я крепко зажмурилась, визуализируя нашу с «соседом» встречу, и сказала:

– Пора бежать.

. Нет, так не пойдет. Оттянем побег Элли, потому что так не бывает, чтобы третьестепенный злодей ушел, не оставив последнего слова за собой.

– Ты кто? – спросила Элли, глядя на мою физическую оболочку, которая представлялась ей, когда она слышала слово «автор», но не знала, как он выглядит. Наверное, девушка вообразила спокойного мужчину в очках с едва тронутыми сединой висками, который говорил баритоном и мог озвучивать ночные передачи. Или же – как слегка отстраненную женщину с усталостью в глазах и отросшими корнями волос.

– Ясень. Хранитель Первого… – я закатил глаза и улыбнулся загадочно. – Шестого этажа. Сделай вид, что спойлер про Первый ты не слышала.

Элли проморгалась, будто уснула на балете и никак не могла взять в толк, что происходит. Я положил руку в карман и произнес: