Вторичка

Мой наблюдательный читатель наверняка заметил несостыковку: в тексте мы-де упомянули, что Нехорошая квартира – двушка, а рассказчик старательно отводит Элли от закрытой комнаты. Видите ли, загвоздка в том, что за этой дверью нет ничего и одновременно – прячется оставшийся мир. Вы не задумывались, что для домашних животных, вынужденных жить в четырех стенах, все, что простирается за окошком, есть ни что иное, как пристройка к дому? Собственная территория, которую они не могут пометить, но заочно считают угодьями для охоты. Волшебник и Элли сочли Вторичку за свою песочницу, но нас много, а наш Программист ждет в финале истории… Впрочем, даже Ясеню, Хранителю Этажа и знаний, неведомо, какой нотой зазвучит финальный аккорд.

О, горе-рассказчик ваш Хранитель! Мы же оставили Элли без присмотра. Давайте вернемся к ней… О, вот же наша куколка – полюбуйтесь, задремала на развороте книги. Укроем ее пледом, чтобы не простудилась; а, проснувшись, она обнаружит, что на ее щеке отпечаталась фраза: «Мессир, вообразите…»

Элли уверовала, будто не спала, потому что мы лишили ее сновидений. Читатель, наверное, заподозрил Ясеня в незадачливости, коль вышеупомянутый позволяет оппоненту смотреть сны и телешоу с АИНовским ликвидатором. Во-первых, мы не терпим дисбаланс сил. Во-вторых, у меня ноль шансов захватить повествование протагонистов, а ведь я весьма недурен. Скоро улыбка авгура, адресованная нам сюжетными перипетиями, высечется на памятном камне Хранителя Первого этажа, что занял место своей метрополитеновской музы.

Радиостанция крутила хиты всех времен и народов. Элли убавила огонь и наклонилась над кастрюлей, в которой бурлил ароматный борщ.

Я обязан обрести свободу,

Одному Богу ведомо, одному Богу ведомо, как я жажду свободы.[13 - Перевод автора. Автор оригинального текста Freddie Mercury.]

Элли заслушалась и машинально выключила конфорку. Чиркнув спичкой, девушка по новой распустила василек огня и прикрыла варево крышкой.

Это странно, но это правда, да!

Я не могу свыкнуться с твоими проявлениями любви ко мне,

Но я должен увериться в ней, когда выйду через эту дверь.

О, как же я жажду свободы, детка…

Элли подала обед. Не прошло и получаса, как красные брызги украсили кремовые обои, что заставило девушку покинуть укрытие, чтобы собрать пролитый суп в таз. Какая незадача! Героиня готовила его часа три. Он с говядиной, да? И на кой тебе такой партнер, принцесса, если он не ценит время и силы, вложенные в его обед…

– Кулинарный шедевр, – прошептала Элли, смахивая пот со лба. Она подобрала таз, вытянулась в полный рост и ухмыльнулась, скрывая за сарказмом блеск в глазах. – Спасибо.

Покончив с уборкой, я легла на кровати лицом к окну. Ноябрь постукивал в стекло крупными каплями дождя. Если ведущий «По миру пойдем!» снимал сюжет про Норвегию в сентябре, где же на тот момент была я? А где он сейчас, пока у меня ноябрь? В Японии?

Я бы написала конкурсное письмо про желание поехать в Токио, чтобы встретиться с автором любимой манги. Хотя… Наверное, все-таки не буду писать про японские комиксы. Прекрасные воительницы в матросках – это, наверное, для мечтательниц, живущих в воздушном замке. Ясень посмеется надо мной.

Ведущий посмеется надо мной.

Впрочем, мне уже никакая лунная призма не поможет, а из матроски я выросла. Не жду, когда добро победит, а наращиваю броню, пока господствует зло. Мое кредо – пусть внешнее отражает внутреннее, а напускной хлам отвалится сам, если только ты не состоишь из бисера, который мечешь перед свиньями.

Я закрыла глаза и провалилась в сон.

– Открой дверь, Иголочка.

– Ты боишься остаться один?

Как и всегда, комната безмолвствовала. Я сползла по дверному косяку и погрузила лицо в ладони. Пол был залит протухшими продуктами, смрадной жидкостью болотного цвета и осколками глазок, улыбок и носиков. Части тел Страшилы плыли по зловонным рекам, как в Преисподней.

– Я заберу тебя отсюда, – произнесли за дверью.

– Откуда? Где я? – шептала я сквозь пальцы. – Почему ты не ешь мою еду?

Голос собеседника налился сталью:

– У нас мало времени, Иголочка. Найди ключ и открой чертову дверь.

– Ты раздражен, потому что тоже, как я, больше всего на свете боишься одиночества… Я права?

Припав ухом к двери, я вслушалась в потусторонние звуки. Могильная тишина. Но ни с того ни с сего раздался ответ:

– Я раздражен, Вера, потому что ты умираешь.

Чайник свистел что есть мочи. Элли поглаживала плечо, наблюдая за безмятежным полетом пара над тепловой станцией. Мерцали гранатовые ожерелья аварийных лампочек труб; мириада огней подсвечивала здание электроцентрали.

К свисту присоединились бульканье и шипение. Героиня выключила газ, сняла чайник, протерла лужицу на плите. Рыжая кружка со страшильей мордочкой в черных очках наполнилась кипятком. Этикетка вновь угодила в напиток, но лентяйка Элли оставила все как есть.

Подав ужин, Элли моментально попала под град из посуды. Она закрылась руками и вжалась в дверь своей комнаты. Незримая сила божественного гнева, будто сумасбродный полтергейст, опрокинула тарелку с пельменями и разлила чай. У кружки с крутыми солнцезащитными очками отвалилась ручка.

Герой-ликвидатор все пытается достучаться до помощницы. Аплодисменты, юноша, так покажи же, что под маской Пирама у тебя лицо обыкновенного ткача[14 - В произведении У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» труппа простолюдин ставила пьесу «Пирам и Фисба» по Овидию, и ткач Основа был избран на главную мужскую роль.].

На негнущихся ногах я забежала в комнату и заперлась изнутри. Телевизор не был подключен к сети, но продолжал передавать выпуск про проклятый Флом. Попытки выключить его не увенчались успехом.

– Условия конкурса проще пареной репы… – болтал ведущий.

– Никак ты не завалишься.

Я бросилась на кровать и заткнула уши подушкой. Не подействовало – его голос, подходящий разве что флиртующим засранцам из ромкомов, забивался в уши как сладкая вата:

– Письмо отправь по адресу: город Москва, улица Академика Королева, дом пятнадцать, корпус два. Индекс: сто двадцать семь четыреста двадцать семь.

Я открыла уши и вгляделась в лицо ведущего – смазливое, выразительное, дающее шанс на то, что у тебя – лишь у тебя одной, а еще у миллионов других зрительниц – есть будущее с ним. Стоило мне наклонить голову и посмотреть под другим углом, как на картинку-перевертыш, я увидела геометрически прямое, погруженное наполовину в тень лицо со вздернутыми в игривом недовольстве кустистыми бровями, «акульей» улыбкой и тяжелым взглядом.

– Не забудь сделать пометку на конверте: «В редакцию телеканала "Изумруд"», а то Останкинская башня, как ты понимаешь, большая. Ну, мой друг…

– Я в тебя верю, – закончила я за ведущего.

Экран затянули цветные полосы и отметки испытательной таблицы профилактики.

Я отбросила подушку, зажгла свет и достала тетрадь из ящика. Устроившись за письменным столом, без подготовки написала всего две строчки. Вырвала лист, оставив неровную бахрому в тетрадке. Среди папок с документами обнаружила потрепанный конверт и марку с изображением ТЭЦ. Подписала адресата по инструкции и вывела цифры индекса. Прошлась языком по противной клейкой ленте, залепила конверт и выбежала из комнаты.

«Почта скоро закроется, надо бы поторопиться», – подумала наивная Элли, посмотрев на настенные часы. Девочка была в шаге от кошмарной истины, что уготовила ей судьба.

Элли переступила остатки ужина. Держа конверт в зубах, запихнула руки в рукава дубленки, натянула валенки и обмоталась шарфом. Сняв с крючка декоративного домика связку ключей, приготовилась выйти из квартиры и… момент истины.

– Что за… – раскрыв рот, из которого вывалился конверт, Элли ощупала бежевые обои.

Утром, когда героиня пыталась понять, чего не хватает в коридоре, она не заметила, что пропала входная дверь. Ей, бедняжке, и в голову не могло прийти, что она замурована в двушке. Элли была столь беспечна, что не обзавелась верными друзьями, а могла бы в качестве самообороны вооружиться топором Дровосека.

Отойдя назад, Элли уперлась в противоположную стену и вскрикнула: ванная прекратила свое существование, чтобы некто ненароком не выкатился из подсобного помещения в туалете. Возьмите же меня за руку, и я сопровожу вас в кульминацию главы.

Девушка забежала в кухню и, переведя дух, осмотрелась. Она уже догадывалась, что все началось здесь. Элли сомневалась, что с ней происходят реальные события, а не тени на стене Платоновой пещеры, и, как мы и говорили ранее, девять классов и работа в подземном переходе – не клеймо ограниченности. Право дело, в школе ведь не учат той сообразительности, что Элли еще проявит. Девушка создала себя сама. Книги, которые героиня читала в перерывах между работой, начертили ей удивительный путь. В будущем, друзья, Элли предстоит наломать дров, но в том же будущем, очень-очень нескоро, она наконец-то обретет счастье и покой. Хотя, это будущее в прошлом. Ваш покорный слуга вас запутал? Ну же, не смейтесь над старым Хранителем, не смейтесь его сумбурным речам. Если бы вы знали хоть толику того, что ветра нашептывают кроне Ясеня, вы бы не осуждали третьестепенного героя истории про врагов и любовников.

Элли выглянула в окно: все тот же район стройных убогих жилищ. Прежняя тепловая станция. Небо как небо. Пока мы отвлеклись на сентенции, ретивая героиня забралась на табуретку, чтобы открыть форточку. Но форточка, как и окно, – сплошь бутафория. Девушка постучала по стеклу: оно отозвалось глухим стуком бетона. Картинка, которую Элли видела вечерами напролет, начала отслаиваться, как плохо наклеенные лоскуты обоев.

– Я выбираю красную таблетку, вот мой якорь, – невозмутимо произнесла Элли и уставилась в потолок, будто бы ища нас, незримую публику. – Ясень, ты слышишь? Ты, менторская рожа, надменный сноб, слышишь меня? Отсылка на один фильм из тех, что, по твоему мнению, отупляют. Я люблю кино. Люблю читать то, что откликается во мне. Мне нравилось ходить в театр, и однажды папа потащил нас на балет по Шекспиру. Я уснула на сеансе, за что мама пропесочила меня. «Ты же девочка, позор»! Мне претит, когда у меня отнимают имя и, – сумасбродка принялась срывать с волос заколки и отрывать рюши, – я ношу только то, что мне нравится, даже миленькие платьица, но только те, которые подбираю сама, – табуретка закачалась ходуном, не выдерживая фарса. – Зато папа сказал, когда мы… когда мы вышли из театра…