Приметы любви

Пэт только фыркнула. Младшая из сестер, она обладала гораздо более трезвым взглядом на жизнь и не страдала безоговорочным доверием ко всем встречающимся на пути людям. Что представляют собой пожилые сплетницы во время вынужденного безделья океанского плавания, Пэт знала более чем хорошо, а таковых среди пассажиров «Короля Георга» было немало. Однако раскрывать глаза сестре Пэт не стала – все равно Лиззи с ее наивностью уже не изменить, а лишний раз ее расстраивать – жаль.

– Скажи мне лучше вот что, – тряхнула рыжими кудрями Патриция, – что мы будем все-таки делать в Англии? Ты хотя бы представляешь, куда нам отправиться, сойдя с борта корабля?

Этот разговор она заводила не впервые, но до сих пор Лиззи предпочитала отмалчиваться. Судя по всему, у нее были какие-то соображения, но кроме идеи о том, что девушкам полагается пенсия за погибшего отца, вслух ничего высказано не было.

– Лиззи, – решила на этот раз не отступаться Пэт, – пока все бумаги по оформлению пенсии, пусть даже ее нам хватит на жизнь, будут готовы – мы умрем с голоду на улицах Лондона!

Сестра рассмеялась.

– Милая, ты иногда сущий ребенок, хоть и моложе меня всего на год. Ты совсем забыла, что в Хэпмстеде живет Дорис? Конечно же, она не откажется нас приютить, хотя бы на первое время. И с голоду умереть нам тоже не грозит. В самом худшем случае у нас есть вот это… – понизив голос, вдруг решилась Лиззи. Она зачем-то оглянулась по сторонам и, запустив руку в саквояж, который так и лежал открытый перед нею, она выудила оттуда некую странную вещицу и протянула ее сестре. – Держи.

Пэт ахнула. Осторожно, словно боясь обжечься, она взяла предмет в руки и подошла к окошку каюты, чтобы получше рассмотреть. Упавший поверх занавеси солнечный луч вспыхнул на гранях камня в навершии рукоятки и заиграл разноцветными огнями. Вещица оказалась длинным узким ножом, с рукоятью, покрытой цветной эмалью и искусной резьбой. Синий камень, размерами примерно полтора дюйма на дюйм, пугал своими размерами и бездонной глубиной. Полоски золота, окружающие его, спускались вниз, к клинку, огибая танцующих слонов и прячущийся в лианах змей.

– Красота какая, – потрясенно прошептала Патриция. – Откуда это?

– Ну откуда же еще… отец оставил. Эта штука называется каргас. Ритуальный нож для жертвоприношений, очень редкий. В последние минуты, очнувшись от лихорадки, отец велел вскрыть дно его сундука и спрятать то, что там найду. И не доставать до самой Англии… И никому не говорить… Я так старалась, – Элизабет шутливо всплеснула руками, – а ты, мелкая зануда, просто заставила меня… ай! – Увернувшись от шутливо брошенной в нее подушки, Лиззи мягко отобрала у сестры каргас и спрятала обратно в саквояж. – Постарайся забыть пока, что ты видела, и, боже упаси, не проболтайся никому, даже мистеру Вуду!

Пэт молча кивнула, все еще под впечатлением увиденного.

– Пойдем, дорогая. Пора ужинать.

– Как, ты сказала, это называется?

– Отец сказал, что каргас, я это слово впервые слышала, но какая разница? Главное, что он принадлежит нам. Ну, пошли?

– Иди, я сейчас, – снова кивнула Патриция, поглощенная какой-то мыслью.

Как только за сестрой закрылась дверь каюты, девушка схватилась за саквояж.

– Определенно, надо эту штуку рассмотреть получше, – пробормотала она и снова извлекла каргас на свет. Некоторое время разглядывала камень, потом покрутила туда-сюда рукоятку… – Ой! Лиззи, я иду, иду уже, – крикнула она в ответ на раздавшийся в дверь стук, вернула вещицу на место и, подхватив юбки, выбежала из каюты.

Глава 1

– Ну что, дорогие леди, добро пожаловать на родину! – едва ступив на английский берег, Роберт Вуд вновь обрел растраченную было в тропических широтах манеру говорить с представительницами прекрасного пола в чуть насмешливом тоне. – Чувствуете ли вы, что вернулись домой? – широким жестом он обвел причал.

Лиззи поежилась: кругом бегали, что-то таскали и о чем-то кричали люди. Запах моря, к которому она успела привыкнуть за время долгого путешествия на «Короле Георге», забивался запахом рыбы, берегового мусора и чего-то еще более отвратительного.

«Надеюсь, дальнейшая наша жизнь в Англии не окажется столь же шумной и суетливой», – мелькнула у девушки мысль. Придерживая юбку, Лиззи осторожно пробиралась между снующими там и сям людьми, стараясь не наступать в грязь и мусор. Патриция тем временем с интересом оглядывалась вокруг. Похоже, ее в отличие от сестры ничуть не смущала ни толпа, ни шум, ни запах. Словно маленький лисенок, рыжая девушка готова была сунуть свой любопытный носик всюду, так что Роберту даже приходилось время от времени поторапливать младшую мисс Беккет.

Выбравшись наконец за пределы порта, Роберт вздохнул с облегчением. Еще немного – и ответственность за двух столь юных и прекрасных особ не будет более тяготить его плечи.

Еще в пути Элизабет рассказала ему об их старой няньке, не решившейся несколько лет назад сопровождать семью Беккет в тропики и поселившейся в совсем маленьком домике в Хемпстеде, купленном полковником, отцом девочек, в знак признательности за многолетнюю верную службу их семье для Дорис Хэтуал.

Остановленный взмахом руки кеб принял в свое темное нутро девушек с их скромным багажом и Роберта Вуда и довольно быстро покатил в сторону северной окраины Лондона.

Утомленная Лиззи задремала, склонив голову на плечо сестре, а Пэт с прежним любопытством разглядывала сменяющийся за окном пейзаж.

Уже вечерело, когда кебмен высадил пассажиров на узкой хемпстедской улочке.

– О, смотри, Лиззи, здесь ничегошеньки не изменилось за три года! – всплеснула руками младшая мисс Беккет и поспешила к колокольчику, украшавшему свежепобеленную дверь небольшого домика с резными ставнями и черепичной крышей.

После первых ахов, объятий и поцелуев, слез и расспросов Роберт еще раз повторил указания насчет получения пенсии для сестер и с облегчением покинул домик подопечных.

Все же, как ни изменили молодого Вуда годы службы в колониальной армии, этот груз ответственности едва не оказался для него непосильным. Две юные девушки, вчерашние школьницы, в одночасье потерявшие отца, дом и практически все имущество и столь мужественно переносившие утрату… Роберту иногда казалось, что младшая из них, Патриция, просто до конца не осознаёт произошедшее с ними и не догадывается о возможных последствиях. Озорная улыбка, почти не покидавшая веснушчатое лицо девушки, заставляла его подозревать мисс Беккет чуть ли не в бесчувственности, но несколько раз Роберт все же замечал в глазах Пэт, устремленных на сестру, такую тщательно скрываемую боль и сострадание, что это развеяло в прах все его подозрения.

«Ничего, они справятся, – сказал себе Роберт, направляясь в сгущающихся сумерках в сторону Сити. – Они умные девушки и сильные. Все будет хорошо».

***

– Дорис, милая, не суетись, – улыбалась Лиззи. – Нас с Пэт вполне устроит одна маленькая комнатка на двоих.

– Видела бы ты нашу каюту на «Короле Георге», – подхватила сестра, разливавшая чай по белоснежным фарфоровым чашечкам. – Крохотная каморка с малюсеньким окошком, куда еле втиснуты две жесткие койки. О, смотри, Лиззи, – перебила она сама себя. – Настоящее английское бисквитное печенье! И сливки…

– Все-таки приятно вернуться домой, – согласилась сестра. – Даже если этот дом тебе не принадлежит.

Дорис всплеснула руками и укоризненно воскликнула:

– И как только у вас язык поворачивается такое говорить, мисс Элизабет! – Седые букли на голове старушки сердито затряслись. – Всем, что есть у меня, я обязана господину полковнику, – и все, что есть у меня, – ваше, девочки!

– Не сердись на нее, пожалуйста, – Пэт успокаивающе положила ладонь на руку няни. – Мы просто все еще не можем привыкнуть, что папы больше нет с нами.

– И что отругать нас, кроме тебя, теперь больше некому, – дрогнувшим голосом добавила Лиззи, беря старую няньку за другую руку.

Дорис растроганно погладила обеих девушек по волосам, те обняли ее с двух сторон и наконец позволили себе расплакаться. Весь страх, напряжение и горе, копившиеся в груди у обеих с самого начала восстания в крепости и усиливавшиеся во время пути через океан, нашли выход в этих горьких потоках слез.

Когда-то Дорис утешала девочек, плакавших из-за разбитой коленки или лишенных сладкого за шалости. О, если бы и нынешние беды столь же легко было развеять одним ласковым объятием…

***

Ангелочки на боках нового соусника выглядели на редкость пошло, но хотя бы не выделялись столь аляповато розовыми щеками, какими обладали непонятного пола пастушки, украшающие молочник.

Артур Джайлз, эсквайр, отвернул новую посудину картинкой от себя и с ужасом обнаружил лебедя в золотой короне, плывущего по голубой-преголубой луже на противоположном боку соусника.

– В воображении какого безумного мастера появились эти существа? – воскликнул он, отодвигая его подальше, пудинг был хорош сам по себе.

Артур произнес эти слова вслух, но втайне он надеялся, что их никто не услышит. Огорчать добрую тетушку убеждениями в неудачности ее покупок он бы никак не желал.

Потянувшись за тостом, он привычно состроил гримасу фавну на салфетнице и в очередной раз зажмурился, представляя в мечтах строгий аскетизм этой хмурой северной комнаты, из окон которой была бы видна лишь мокрая мостовая.

Смотреть на расшитую скатерть, армию столовых приборов, лес канделябров и стаю разноцветных подушек, рассевшихся, развалившихся, стоящих и лежащих, во всех мыслимых и немыслимых местах, было почти невыносимо.

Ах, если бы можно было остаться дома одному и никогда-никогда не пускать в него ни одну женщину, за исключением кухарки, горничной и посудомойки, и чтобы те приходили по вторникам и четвергам с десяти утра до полудня, когда Артур предпринимает прогулку по Ботаническому саду. А еда пусть появляется на тарелке вовремя, сама. Да, именно сама – и точка, без всяких пояснений и разъяснений.

Или нет, кухарку заменить на повара. Повара-филлипинца, пожалуй, вытерпеть можно, они молчат и не подают еду в расписных блюдах.

– Но с другой стороны, такое количество специй, которыми они обильно сдабривают пищу, – вредно для пищеварения.

– Оставаться одному тебе полезно, дорогой Артур, ты быстро приобретаешь разговорные навыки, – прощебетали из-за его плеча, грязная тарелка немедленно оказалась замененной блюдцем с розами, а розы, не успел Артур на них скривиться, оказались погребены под восхитительным мороженым с кусочками фруктов и лимонным сиропом.