Маленькие трагедии. Сборник

Аню разбудил разговор Анны Павловны и Сергея Сергеевича. Они обедали. На столике была расстелена газета, на ней лежали яйца, куски курицы, колбасы, хлеба, помидоры, огурцы, яблоки, стояла банка с маслом.

Их разговор разбудил Аню не оттого, что он был громкий (они специально старались говорить тихо, чтобы не разбудить Аню и Юру), но оттого, что он был злобный.

Ссора была такой. Сергей Сергеевич, задумчиво поглядывая в окно, намазал кусок хлеба маслом и, не вытерев нож, стал разрезать помидор.

– Что ты делаешь! – жёстким шёпотом сказала Анна Павловна. – Ты думаешь, что ты делаешь, или нет! Кто это ест помидор с маслом!

Сергей Сергеевич с силой бросил нож на стол и тоже шёпотом и с яростью глядя на Анну Павловну сказал:

– Дашь ты мне когда-нибудь спокойно поесть!

– Что за человек! Что за невозможный человек! – шёпотом сказала Анна Павловна. – Нельзя сделать замечание. Что я тебе такого сказала! Тебе ничего нельзя сказать! Ты сразу кричишь!

– Это ты кричишь! – сказал Сергей Сергеевич.

Они замолчали. Анна Павловна продолжала есть, а Сергей Сергеевич отвернулся от неё и злобным взглядом смотрел в окно.

«Как они не любят друг друга! – удивлённо подумала Аня. – Как не любят!»

Она лежала на спине, положив руки на живот. Ей было жарко и очень хотелось есть и пить.

Она протянула руку к Юре и толкнула его.

– Юра, проснись, – сказала она.

Юра проснулся и, взъерошенный, вспотевший, посмотрел на неё одурманенными глазами.

– Что? – спросил он.

– Хватит спать, ночью не заснёшь, – сказала Аня.

– А сколько времени?

– Два.

Юра перевернулся на спину и неподвижно пролежал несколько минут, отдыхая и остывая. От сна в душном купе сделалась несвежей голова и побаливали мышцы.

«Сейчас пивка хлебну, сжую чего-нибудь, – подумал он. – Пиво тёплое, но чёрт с ним, другого всё равно нет. Анька наверняка тоже голодная. Скоро там эти друзья столик освободят?».

Он посмотрел вниз. Анна Павловна медленно жевала. Сергей Сергеевич смотрел в окно.

«С этими ребятами, чувствую, толку не будет», – подумал Юра.

Он перегнулся вниз, поднял к себе на полку бутылки с пивом и лимонадом и пакет с едой, полусел, прислонившись к торцевой стенке купе, открыл бутылку лимонада, зацепив край пробки за крючок, вделанный в стенку, и резко дёрнув бутылку, и отдал её Ане.

Аня устроилась у себя на полке так же, как Юра, взяла у него лимонад и отпила за раз почти половину бутылки.

– Пить охота, – запыхавшись от питья из горлышка в неудобном полусидячем положении, сказала она.

Юра расстелил пакет у себя на коленях, и они стали есть. Юра подавал Ане то, что она просила, и она ела, запивая лимонадом.

Обычно за едой они разговаривали. Точнее, говорила Аня, а Юра изредка рассеянно поддакивал. И теперь она, полусидя на полке, с бутербродом в правой руке и бутылкой в левой, медленно жуя и задумчиво глядя перед собой, вдруг вспомнила вчерашний разговор о том, брать или не брать с собой осенние туфли на случай дождя и слякоти. Тогда они решили их не брать и не взяли. Но сейчас Аня вдруг подумала, что зря они их не взяли. Потому что, во-первых, хотя мама и сказала по телефону, что у них хорошая погода, но она сказала это позавчера, и с тех пор погода вполне могла испортиться; во-вторых, даже если погода у мамы всё-таки не испортилась, дождь вполне может их встретить, когда они будут возвращаться домой; и, в-третьих, даже если погода будет сухая всё время, пока они ездят туда-сюда, туфли вполне можно было взять на всякий случай, потому что в чемодане всё равно осталось место.

И как только Аня подумала об этом, у неё возникло желание сказать всё это Юре.

– Послушай, Юра, – начала она и повернула голову, чтобы проговорить всё остальное.

Но в этот момент в поле её зрения вошли Анна Павловна и Сергей Сергеевич, и её словно обожгло.

Аню поразило чувство, которое она испытала. Ей не удалось повести себя просто и обыкновенно в присутствии этих людей. Её инстинктивный порыв сказать Юре то, что пришло ей в голову, натолкнулся на жёсткий, грубый запрет.

Это было тяжёлое чувство раздражения и брезгливости. Подобно тому, как человек, хотя для него естественно дышать, брезгуя зловонным воздухом, сдерживает дыхание.

И это чувство сильно нарушило состояние, в котором она до сих пор находилась. Состояние радости от того, что она едет к отцу, матери и дочери, и состояние боли и страха от того, что надо что-то решать насчёт ребёнка. Она резко замкнулась и помрачнела.

– Что? – спросил Юра.

– Ничего, – сказала Аня.

Она доела бутерброд, допила лимонад, слезла с полки и вышла из купе.

Сергей Сергеевич и Анна Павловна кончили обедать. Анна Павловна отнесла мусор в маленькое отделение в конце вагона. Там есть мусорный ящик, и она выбросила в него мусор. Когда она возвращалась в купе, навстречу ей вышел Юра. Он тоже нёс мусор. Он закрыл за собой застеклённую дверь, отделяющую маленькое отделение от вагона, выбросил мусор в ящик, открыл окно и закурил.

Аня стояла в коридоре напротив своего купе и смотрела в окно. Анна Павловна остановилась возле неё.

– Я смотрю, у вас муж такой заботливый, – сказала она. – И накормил вас, и убрал сам. Молодец.

Аня посмотрела на неё, растерянно улыбнулась и снова отвернулась.

– Вы давно женаты? – спросила Анна Павловна.

– Да, четыре года, – сказала Аня.

– А дети у вас есть?

– Есть. Дочка.

– И сколько ей?

– Через месяц будет три.

– А зовут её как?

– Оля.

– Да? Мою дочь тоже зовут Оля. Только ей скоро будет тридцать три. – Она произнесла это так, как естественно женщине говорить о взрослой дочери: с гордостью, нежностью и радостью. Но такой тон её голоса был неожиданным для Ани. Она удивлённо посмотрела на Анну Павловну.

– Что вы смотрите? – сказала Анна Павловна.