Когда грянет шторм

Я проверил время на телефоне. Пятнадцать минут восьмого. Я уже опаздывал на ужин. Шайло была еще одной проблемой, которая мне сейчас не нужна. Мне следует держаться от нее подальше. Но я никогда не делал то, что следует. И хотя я изо всех сил старался отговорить ее помогать мне сегодня, я солгу, если скажу, что мне не нравилось ее упрямство.

Проблема заключалась в том, что мне нравилось с ней общаться. Шайло заинтриговала меня так, как удавалось немногим девушкам. Она была упрямой и настойчивой – две черты характера, которые необходимы, если вы хотите достичь вершин в любой карьере, – и обладала некой чудинкой, которая делала разговор с ней интересным.

Ридж доел всю лазанью, любезно предоставленную Кейт, которая считала необходимым «позаботиться о своих мальчиках», хотя мы вполне могли приготовить сами. Он вытер рот тыльной стороной ладони, как истинный джентльмен, коим он и являлся, и поднялся на ноги.

– Но слушай, если ты хочешь потрахаться, то уверен, моя учительница английского не против. – Я сохранял нейтральное выражение лица, однако Ридж, вероятно, все понял. – Вот черт, – воскликнул он, – ты уже, не так ли? Неудивительно, что она так снисходительна ко мне. Хотя я бы с ней переспал. Она выглядит как сексуальная библиотекарша.

Я сжал переносицу. Боже, дай мне терпения.

– Держись подальше от учительницы английского. У тебя и так достаточно неприятностей.

Он рассмеялся, когда проходил мимо меня, выходя из кухни. Я схватил его и оттащил назад.

– Убери за собой. Я ухожу. Если понадоблюсь, позвони.

– Ты мне не понадобишься. У меня впереди насыщенный вечер.

– Не испорть отношения с Делейни. Тебе нужна ее помощь, чтобы не завалить английский. Она придет сюда только ради этого. Чтобы заниматься с тобой. Но не…

– Братишка. Не утруждайся. Я не собираюсь трахать Делейни. Ты ее видел. – Я познакомился с ней сегодня днем, когда ее позвали на наше уютное собрание. Делейни вызвалась помочь Риджу с английским. – Паинька-отличница слишком чопорная. Не говоря уже о том, что я для нее благотворительный фонд. Думаю, в ее рекомендательном письме для колледжа будет хорошо смотреться пункт, что она помогала какому-то белому отбросу-неудачнику.

Я услышал горечь в его тоне и не мог винить его за это. В сложившихся обстоятельствах я бы чувствовал то же самое. Даже я ощутил высокомерие Делейни. Однако Хлоя согласилась дать ему еще один шанс, и он просто не мог его упустить. Особенно после того, как она выяснила, что он списывал весь семестр. И уж тем более после того шуточного сочинения. Хлоя назвала его легким порно.

Теперь у него оставалось два варианта: принять помощь или остаться на второй год. Единственным положительным моментом, который вселил в меня надежду в отношении Риджа, было то, что он признался в списывании и заявил, что девушка, которая ему помогала, ничего об этом не знала. Он сказал, что украл ее тетрадь из шкафчика и скопировал ее сочинение. И хотя я знал правду, все равно не уличил его во лжи. Ридж солгал, чтобы защитить другого человека, и, как по мне, это правильный поступок.

– Кто вообще делает уроки в пятницу вечером? – пожаловался он, когда раздался звонок в дверь.

– Люди, которые хотят окончить одиннадцатый класс. – Я ткнул в него пальцем. – Постарайся быть дома, когда я вернусь.

– Остынь, братишка. Ты начинаешь говорить, как твой дядя Патрик.

Как быстро летит время. Раньше я попирал правила. Нарушал их. Был самоуверенным засранцем, который участвовал в таком количестве драк, что не сосчитать, и верил, что таким образом найду свое спасение.

Но рождение сына изменило меня. Не сказать, что я перестал буйствовать, однако теперь я бунтовал не без причины. Если кто-нибудь когда-нибудь тронет моего мальчика, я убью этого ублюдка голыми руками, а потом станцую на его могиле. Ноа никогда не придется страдать так, как я. И если я когда-нибудь понадоблюсь Риджу, то помогу и ему тоже.

Глава восьмая

Броуди

Я стоял за сетчатой дверью и слушал, как Шайло напевает Whole Lotta Love. Черт, этот голос. Пусть я не целовал ее губы и не прикасался к телу, но одного звука ее голоса хватило, чтобы возбудить меня.

– Шайло! – крикнул я через сетчатую дверь, чтобы меня было слышно сквозь музыку. Окна были открыты, под потолком жужжали вентиляторы.

– Входи! Дверь не заперта.

Я вошел и, пройдя по деревянному полу, остановился по другую сторону барной стойки, отделявшей маленькую кухню от гостиной и столовой. Шайло подняла глаза от разделочной доски и улыбнулась, словно рада меня видеть. Она надела свободную черную майку поверх тонкой белой. И не совсем уверен, но мне показалось, что на ней не было лифчика. На ней также были короткие зеленые шорты, а ноги – босые. Черные как смоль волосы были собраны в неряшливый пучок, несколько выбившихся прядей обрамляли ее лицо. Удивительно, но я потихоньку узнавал девушку, а не рок-звезду, чье имя выкрикивают тысячи поклонников на аншлаговых концертах.

– Привет, – наконец сказала она после того, как мы несколько секунд просто смотрели друг на друга. Мои мысли пошли совсем в другое русло, потому что, да, теперь я точно мог заверить, что на ней не было лифчика.

Тихо рассмеявшись, я провел рукой по лицу.

– Привет.

– Надеюсь, ты не торопишься, – сказала она. – Я поздно начала готовить, так что джамбалайя?[19 - Джамбалайя – креольское блюдо из риса с разными видами мяса, овощей и специй.] еще не скоро будет готова.

– Сколько времени это займет?

– А ты сильно голоден?

– Всегда. Помочь с чем-нибудь?

– Нет. – Шайло достала из холодильника индийский пейл-эль, откупорила крышку и поставила бутылку передо мной. – Просто посиди рядом и составь мне компанию.

Сделав большой глоток, я наблюдал, как она нарезает лук. По ее щекам текли слезы.

– Лук всегда доводит меня до слез.

Я изучил татуировку на ее плече – закрученную кривую ветку с тонкими листьями – и пододвинул табурет. Шайло отодвинула лук в сторону тупым концом ножа и срезала верхушку перца.

– Что еще заставляет тебя плакать?

– Грустные песни. Минорные ноты. Фильмы с печальным концом. Бедность. Расизм. Музыка в лифте. У меня от нее кровь из ушей идет. – Шайло вздрогнула, лезвие ножа сверкало, пока она медленно нарезала перец и стебли сельдерея. Я пытался разглядеть татуировки на ее пальцах: музыкальная нота, четки и крестик на безымянном; полумесяц и три крошечные звездочки на указательном. Крошечный фиолетовый цветок. Вероятно, анютины глазки.

– А что заставляет тебя плакать? – спросила она.

– Я не плачу.

– Тогда что заставляет тебя хотеть заплакать?

– Кантри-музыка. – Она рассмеялась. – Жестокое обращение с животными. С детьми. Цирки. Гребаные клоуны. Ненавижу их. Зоопарки. Они еще хуже, чем цирки.

– Почему?

– Мне ненавистна мысль о том, что животных забирают из их естественной среды обитания и заставляют жить за решеткой, а люди глазеют на них.

– В некоторых зоопарках хорошо. А как насчет сафари? У тебя есть к нему претензии?

– Никогда не посещал сафари. – Я посмотрел на ее телефон, лежащий на столе, когда тот зазвонил. – Тебе не нужно ответить?

Шайло взглянула на телефон, затем протянула руку и сбросила вызов.

– Это брат. Он оставит сообщение.

Я наблюдал, как на экране телефона высвечиваются входящие звонки и сообщения. Ее брату, очевидно, не нравилось, что его игнорируют. Шайло перевернула телефон, чтобы я не видел экран.

– Менеджер тоже звонит. – Она устало вздохнула, опустив плечи. – Мне правда нужен был перерыв, понимаешь?

– Перерыв от чего?