– Иногда моя жизнь кажется сном. Иногда кошмаром. Но именно о такой жизни я и мечтала. На сцене или в студии звукозаписи я чувствую себя как дома. Без музыки моя жизнь была бы лишена смысла.
Броуди изучал мое лицо.
– Почему ты здесь?
То, как он смотрел на меня, изучая мое лицо, словно мог распознать ложь, скажи я ее, заставило меня замолчать. В конце концов я ответила настолько правдиво, насколько могла:
– У меня есть свои причины, но они личные. И думаю… – Я выдохнула. – Я просто ищу немного спокойствия вдали от шторма.
Броуди кивнул, словно понимал и уважал мое решение.
– Хорошо.
– Что произошло с Риджем?
Он устало вздохнул.
– Мой семнадцатилетний брат делает все, чтобы его отчислили из школы. Я не собираюсь этого допустить. Мне просто нужно найти способ достучаться до него.
– Ему нравится работать с лошадьми?
– Нет. Неинтересно.
– Каким ты был в семнадцать?
Броуди рассмеялся, проведя рукой по лицу.
– Ходячим несчастьем. Бо?льшую часть времени я напивался, дрался и трахался с кем попало.
Почему-то меня это не удивило, но прямо сейчас он казался безмятежным, словно находился в мире с самим собой.
– А сейчас?
– Сейчас я стал старше, но не мудрее. А ты? Какой ты была в семнадцать?
– Ходячее несчастье прекрасно подойдет. Ма-Ма умерла за несколько месяцев до моего семнадцатилетия, и ее смерть опустошила меня. Мой брат Лэндри на три года старше, так что ему пришлось заботиться обо мне.
– У вас нет других родственников?
Я помотала головой.
– Мама умерла, когда я была маленькой. А отец ушел… после ее смерти, – закончила я. – Он просто взял и ушел, и больше мы не слышали о нем ничего. Пока наша группа не добилась успеха.
– Он нашел вас?
Я усмехнулась.
– Ага. Пришел к нам с целой слезливой историей о том, как его менеджер выжал из него деньги, а звукозаписывающий лейбл бросил его. Пытался выманить у нас деньги. Он никому не нужный кантри-певец. За последние пятнадцать лет у него не было ни одного хита. Думаю, он посчитал нас ответом на его молитвы, якобы мы могли помочь ему возродить карьеру. – Меня по-прежнему задевало то, что он интересовался не своими детьми, а их деньгами.
– Придурок. Надеюсь, вы вышвырнули его за дверь. Непутевые отцы не заслуживают внимания. Вы не обязаны быть ему преданы и давать деньги.
– Я знаю. Просто… Я хотела верить, что мы ему правда не безразличны, понимаешь? Что он не использовал нас. Но, не будь ему все равно, он не бросил бы нас. – Когда Лэндри было тринадцать, он сказал бабуле, что хочет сменить нашу фамилию на Леру – девичью фамилию мамы. Шесть месяцев спустя мы обратились к адвокату и законно сменили фамилию отца Холлоуэй на Леру, официально разорвав связь с Реттом Холлоуэем – человеком, который не хотел становиться отцом. – А что насчет твоих родителей? – спросила я Броуди. – Вы были близки?
– Они оба умерли. – Его голос звучал ровно.
– Мне жаль.
Он помотал головой.
– Не стоит. Тетя и дядя вырастили меня как родного. И у меня есть три двоюродных брата, которые мне как родные.
– А Ридж…
– Появился несколько месяцев назад. Я даже не знал о его существовании. Я не видел маму с тринадцати лет.
– Сколько тебе сейчас?
– В прошлом месяце исполнилось тридцать три. А тебе?
– Будет двадцать шесть в декабре.
Он кивнул и, прищурившись, посмотрел вдаль. Когда Броуди щурился от солнца, вокруг его глаз появлялись маленькие морщинки, которые я находила до смешного сексуальными.
– Я видел тебя однажды. Тебе, вероятно, было шестнадцать. Ты играла в баре в Лафайетте. – Он стиснул челюсти и сжал правую руку. – Я увидел тебя после выступления, когда выходил из мужского туалета и какой-то придурок набросился на тебя. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на меня. – Ты помнишь это?
У меня перехватило дыхание.
– Это был ты…
– Это был я.
– У тебя сильный удар, Ковбой. – Я легонько шлепнула его по руке, старясь не придавать этому большого значения, дабы хоть немного снять напряжение, исходившее от него.
– Такое часто случалось?
Я пожала плечами, не встречаясь с ним взглядом.
– Парень просто перепил. Я могла бы справиться с ним сама.
– Почему ты должна была справляться с ним в одиночку, когда в твоей группе было трое парней, которым следовало тебя прикрывать? Где, черт возьми, они ходили, когда ты в них нуждалась? – Его голос сочился обвинениями, отчего я инстинктивно бросилась защищать своих парней. Хотя они не заслуживали моей преданности или благосклонности, защищать их было привычкой, от которой я так и не избавилась.
– Они находились снаружи, собирали аппаратуру. Мне пришлось вернуться в бар, чтобы воспользоваться дамской комнатой. – Я пожала плечами, в очередной раз стараясь не придавать этому большого значения. – Ничего ужасного не произошло.
– Тебе было шестнадцать, и какой-то пьяный урод прижал тебя к стене, – произнес он злобным и тихим голосом. – По-твоему, ничего ужасного не произошло?
Я никогда никому не рассказывала о том, что случилось той ночью. Мы не могли позволить себе сорвать еще одно выступление, поэтому я решила не создавать проблем. Когда Броуди оттащил от меня того парня, прижал его к противоположной стене и ударил кулаком, я быстро улизнула, даже не поблагодарив его. Выбежала через заднюю дверь и запрыгнула в грузовик: меня трясло, а колени дрожали всю дорогу домой. Скажи я ребятам о случившемся, Лэндри, Дин и Гас вернулись бы в бар и разобрались с ним. В то время мы и так лишились многих концертов, так что мне не хотелось становиться причиной и других отмен.
– Та ситуация потрясла меня, – призналась я, преуменьшая свои эмоции. – Но со мной все было в порядке. Спасибо, что вмешался. Ты не пострадал?