На секунду Эди задумывается: можно найти их точку и сдать полиции.
Нет.
Простите, будущие трупы, но с недавних пор полиция зависла расплывчатой угрозой над Эди. Если бы только кто-нибудь помог ей разобраться, что это за угроза и действительно ли она так опасна…
Вдруг капли перестают тарабанить по макушке.
– Наслаждаешься искусством? – раздаётся сбоку, а в бак летит пакет.
– Присматриваюсь к планам на каникулы, – отвечает Эди соседу с зонтиком – загорелому, коренастому мужчине из дома напротив.
– Путешествие будет незабываемым, я полагаю, – цинично хмыкает тот. О, он даже не представляет насколько. – Ну что, собираем вещи?
– Для этой поездки и загран не нужен.
– Тогда по газам.
Стоя неприлично близко к мусоркам, Эди и мистер Милкович соблюдают ритуал неловкого молчания. В её голове сосед уже ответил на невзрачные, бытовые, словом, вежливые вопросы так же невзрачно: «Нормально», «Всё в порядке, спасибо», «Хорошо, хорошо, а у вас?» О чём вообще говорят взрослые? Мистер Милкович, конечно, не разгадал послание дилеров, но если и объяснить ему, то разговоры о мескалине всё равно плохо клеятся. Гораздо лучше клеятся разговоры о пожарах четырнадцатилетней давности, о подозрительных факторах накануне и об увиденных странностях после. Он ведь самый настоящий свидетель! Да, это было давно, но такие инциденты случаются не каждый день и он мог бы что-то…
Эди смыкает зубы и прижимает язык к нёбу – лучше показаться скучной, молчаливой дурочкой, чем сдать себя соседу. Ведь он сразу же сдаст её отцу! Повсюду крысы, злится Эди.
– Пойду я, – наконец сдаётся мистер Милкович. – Взрослым приходится работать.
– До свидания, – отрезает Эди и срывается к остановке широкими, жадными шагами, даже на прощание не смотря на соседа.
«Правильно, – поддерживает она себя, – расследование должно быть секретным, иначе…» А что иначе? Виновные начнут заметать следы, путать её или и вовсе убьют? Возможно ли такое? Убийство за любопытство – константа шпионских фильмов, но она не шпионка и это не фильм. Разве может произойти убийство в этом бесфантазийном захолустье?
***
– Опять?!
– Но сегодня такой ливень! – шипит через стол Ребекка и возмущённо прячет комочек на коленях.
– Помнишь, что было в прошлый раз, когда ты пронесла в школу котёнка?
– Тшшш! – веснушчатая ладошка вдавливает губы Эди ей в зубы, а вторая бережно придерживает грязно-чёрную макушку с острыми ушками. – Меня отстранили, я помню.
Убрав руку Ребекки, Эди надкусывает бисквит и упрямо продолжает:
– И ты решила, что получить отстранение перед экзаменами стоит кота.
– Нет же! И это котёнок, он маленький!
– Фактически ты это и решила, – гнёт свою линию Эди. – С начальной школы было семнадцать котов и семнадцать отстранений. Что пойдёт иначе в этот раз?
Ребекка не на шутку задумывается: хмурится, закусывает губу и перестаёт гладить шерстяные уши. У Эди есть идея, но ей нравится, когда Ребекка проявляет самостоятельность.
– Может, – наконец говорит Ребекка, – спрятать его в шкафчике?
– Вот это да, – клонит голову Эди, – а предыдущие пять котов разве не оттуда мяукали?
– Ну я не знаю! – сдаётся Ребекка и, вздохнув, поднимает на подругу глаза под беспомощно сложенными бровями: – Эди, что делать?
– Кладовка под лестницей.
Ребекка замирает. Люди бы сказали, что Эди не должна наслаждаться флешбэками и неудобством своей подруги. Как хорошо, что Эди их не спрашивала.
– Ну да, там обычно пусто, – соглашается Ребекка, хоть и заторможено. Хоть и не смотрит ей в глаза.
– А ты откуда знаешь? – поднимает Эди брови в ребяческом удивлении, но лицо светлеет в самодовольстве.
Поиздеваться Эди не успевает – мимо их столика проходит Трисс, и покровительница бездомных котов гордо вскидывает голову, да ещё и показательно отворачивается от неё. Эди хочется заметить, что разодранный краешек тента, на который уставилась Ребекка, не может быть таким интересным даже для неё, возвышенной натуры, но молчит. Трисс тоже не подарок – шагает раздражённо, двигается резко, но смотрит на Ребекку и смотрит грустно. Что между ними уже произошло?
Когда Трисс исчезает за углом, Эди говорит:
– На курилку пошла.
– А мне-то что? – вспыхивает Ребекка.
– Я, – округляет глаза Эди, – просто вслух рассуждаю.
– Прости.
Эди молчит – дожимает. Ей нужно помолчать не дольше десяти секунд, чтобы Ребекка рассыпалась в объяснениях. Ребекка предсказуема и экспрессивна, для Эди она кроссворд на три слова.
Но десять секунд таят, а Ребекка молчит – отстранено чешет разнеженного кота и в целом продолжает функционировать, но говорить с Эди не хочет, вместо этого закипая. Кажется, они обе на неизведанной территории? Тогда действовать надо осторожно. Эди уточняет:
– Я думала, ты восхищаешься Трисс.
– Я не восхищаюсь, что за глупости! – резко фыркает Ребекка.
– Современные стандарты красоты говорят, что она красивая.
– Вот пускай стандарты с ней и говорят! – неуверенно, но так же напряжённо громко заканчивает Ребекка.
– Золотое сечение тоже говорит, что она красивая.
– Почему ты её хвалишь? – возмущается та.
– Я не произнесла ни одного комплимента от себя, – дотошно, как адвокатишка, замечает Эди.
– Ты всё равно… Ты выгораживаешь её, ладно, пускай это слово.
– А ты, выходит, нападаешь? —указывает Эди.
Ребекка краснеет, словно необразованный плотник в зале суда, знающий, что его обводят вокруг пальца, но ничего не умеющий сделать.
– Она же третирует тебя, – уходит от вопроса подруга.