Тени прошлого, или Синхронизация жизни

Тени прошлого, или Синхронизация жизни
Элла Златогорская

Детективный роман Эллы Златогорской. О чём эта книга? О жизни и смерти, любви и ненависти, правде и лжи, запутавшихся в тайнах прошлого… Автор пишет настолько искренне и при этом с лёгким юмором, что невольно задаёшься вопросом: а не реальная ли эта история? Главная героиня романа Элла Глебовна, приехав в Крым с младшим сыном отдохнуть на весь курортный сезон, в один из дней становится невольным свидетелем убийства дочери хозяев, приютивших их. На месте преступления с орудием убийства в руках был задержан один из жильцов того же дома – Евгений. Сам он ничего не помнил, так как был сильно пьян после сабантуя, организованного накануне его другом Игорем… За расследование взялись Александр Сергеевич Золотарёв – капитан с большой буквы – и юная пенсионерка Элла Глебовна. Теперь только им предстоит найти настоящего убийцу и узнать истинную правду о произошедшем…

Было ранее утро. Я проснулась от крика, шума, топота ног. Похоже, что-то случилось. Я посмотрела на мобильный телефон, который ночью всегда возле меня: было около 6 утра. Быстро встала, накинула халат и решила выйти во двор. Заглянула в комнату к сыну, он тоже проснулся, но вставать ему было лень. Открыв входную дверь в наши так называемые апартаменты, я вышла в маленький предбанник. Дверь была нараспашку. Во дворике толпилась уйма народу: люди в белых халатах, полицейские и жильцы. Хозяйка дома – пожилая, дородная Ольга Афанасьевна – полулежала в старом кресле. Возле неё крутился фельдшер и что-то давал ей выпить, медсестричка суетилась, мерила давление.

Ольге Афанасьевне было за восемьдесят, но она очень хорошо выглядела – ухоженная, элегантная, всегда с маникюром, при причёске, в украшениях. Я успела разглядеть только её бледное запрокинутое лицо. Над ней стоял, опираясь на тросточку, её муж Николай Степанович, который был немного моложе её, но выглядел существенно старше. На него жалко было смотреть, он всё пытался сказать жене что-то успокаивающее, но не мог, – губы дрожали, язык заплетался. Полицейские же в форме, а их было двое, склонились над чьим-то телом, которое нелепо возлежало на большой старой добротной кровати-качалке. На столе стояли разнокалиберные пустые бутылки из-под алкоголя, всякая снедь на тарелках, окурки в стаканах – вид, конечно, был неприглядный.

Я так и застыла на единственной ступеньке, не решаясь сделать шаг. Всего один шаг во двор… как будто эта ступенька могла меня защитить от всего того, что творилось там. Я ничего не понимала и заспанными глазами смотрела на всё это, содрогаясь от одной мысли: произошло что-то ужасное. Но, не дав опомниться, ко мне подошёл один из мужчин в штатском и взял меня в оборот. Отвёл в другой конец двора. Я успела только увидеть, как двое полицейских выводили со двора одного из мужчин, приехавших отдохнуть и живущих в соседнем домике в этом же дворе. Я была заинтригована, в замешательстве и ничего не понимала.

Но начнём сначала. Волею судьбы я оказалась в одном южном приморском городе. Воля судьбы – это желание моего младшего сына. Он решил, что в этом городе он может начать продвигать свой бизнес и Крым для этого прекрасно подходит. Времена нынче трудные для малого бизнеса в Москве – надо ещё параллельно что-то открывать. И вот мой отпрыск приехал на полуостров, арендовал дом на весь курортный сезон, куда и его мамочка – юная пенсионерка – благополучно прикатила с его разрешения. Парень он холостой, и мама ему никак не помешает. Мамочка – это я: очаровательная, обаятельная, неотразимая Эллочка, мать двоих сыновей, которую совсем недавно торжественно выгнали на пенсию. А самое смешное – из пенсионного фонда, где я трудилась в отделе клиентской службы и была на хорошем счету. Я ведь ещё советской закалки и с людьми находила общий язык: с бабулями и дедулями общалась по-хорошему, всё им объясняла и помогала в сборе документов. Но нашего бывшего руководителя отдали под суд за его махинации с материнским капиталом. Пришла новая начальница, и всем тем, кто работает давно и кому уже пора на пенсию, дали хорошего пенделя и отправили в свободный полёт. Закон есть закон, и мы ушли, освободив место молодым. Я знала, что всё к этому идёт – и так уже лишних пару лет проработала, – потому возражать не стала. Да и не могла, если бы даже захотела. Нас таких, которых торжественно выпроводили, было пять человек. Ну и оказались мы на свободе, не зная, что же с этой свободой делать…

Так вот, меня зовут Эллочка. Именно так – уменьшительно-ласкательным именем – зовут меня все мои близкие и друзья. Пошло это с лёгкой руки моей мамы, царствие ей небесное. Одна беда: когда я знакомлюсь с мужчинами, они вдруг начинают проявлять свои недюжинные познания в отечественной литературе: «Вы случайно не людоедка, меня не съедите?» У меня создаётся впечатление, что всё, что они читали, – «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, и знают только Эллочку-людоедку. А некоторые даже и не читали, а только фильм смотрели.

Я – вдова уже десять лет, и подруги периодически знакомят меня с какими-то мужчинами. Но, увы, тонкие струны моей ранимой души никто из них не задел. Видите, какая я классная – даже иронизирую над собой.

Так вот, жильё, которое арендовал сын, трудно назвать отдельно стоящим домом. Участок большой. Но при этом поделён странным образом: беспорядочно застроен. Но, как всегда, оказалось, что беспорядок – это строго продуманный порядок, ведомый одним хозяевам. Нам с сыном достался первый этаж трёхэтажного особняка, не побоюсь этого слова. Из тамбура-предбанника вела лестница на второй этаж, где жили хозяева – Ольга Афанасьевна и Николай Степанович. На третьем этаже обитал их тридцатилетний внук Андрей с женой Ирой и маленькой дочерью. А мансарда раньше использовалась для вечеринок, там стояли столы для игры в биллиард и настольный теннис, но с некоторых пор она находилась в запустении. На территории двора ещё были два дома: одноэтажный, который отделял наш дворик от заднего двора и маленького садика. В этом домике периодически менялись жильцы – приезжали и уезжали отдыхающие. А в начале двора стояло двухэтажное здание, которое выполняло две функции. Первая – жилая, со двора вела лестница в комнаты, где обитала вот уже без малого семь лет семья спокойного и мирного жителя ближнего зарубежья, а на первом этаже, вход куда был с улицы и доступа во двор не имелось, располагался офис какой-то непонятной фирмочки – функция номер два.

Так что в этом доме под номером 15 на улице с красивым названием Яблоневая одновременно проживало много народа. Хозяева хорошо потрудились в своё время и теперь пожинали плоды своих трудов в виде денежных купюр. К их маленькой пенсии прибавлялся в курортный сезон неплохой такой месячный доход. И, надо отдать должное старикам, они помогали детям и внукам. Я же ничем не занималась, лишь читала свои любимые ироничные детективы, полные юмора, жизни и любви. А ещё ходила на пляж – выгуливала свои наряды на набережной. Иногда сын меня выводил в люди, то есть в мой любимый рыбный ресторан «Морская пристань», где я наслаждалась восхитительной свежайшей рыбой и морепродуктами. Иногда ко мне заходила Ольга Афанасьевна поговорить про жизнь. А жизнь у них была нелёгкой…

Старики-хозяева называли меня молоденькой вдовушкой – я ведь была ровесницей их старшей дочери. Мы с сыном были единственными, кто так надолго у них задержался, не считая квартирантов из ближнего зарубежья. Со временем с хозяевами у меня завязались приятельские отношения.

И вот, прожив у них в тишине и покое почти два месяца, я была потрясена тем, что увидела сегодня в 6 утра. Это был просто удар для меня… Не успела я всё как следует разглядеть, как меня сразу перехватил приятный мужчина в штатском, лет сорока, представившись капитаном Золотарёвым Александром Сергеевичем. Помню, я ему ещё сказала: «Как Пушкина?»

– Мне все так говорят, – без всякого сарказма в голосе, даже как-то обречённо ответил он мне.

Я сразу поняла, что с ним подружусь. В глазах у капитана читалась доброта и острый ум, я в первый раз видела такого интеллигентного мента. Вот так состоялась моя первая встреча с Александром Сергеевичем, который впоследствии стал моим хорошим другом в этом приморском городе. Я ему рассказала всё как есть. Накануне мы с сыном Глебом долго гуляли по набережной, зашли в мой любимый ресторан, поели мидий и барабульки и вернулись домой около часа ночи. Точного времени я не помнила. Во дворе гуляла компания. Хорошо я знакома была лишь с одним человеком – внуком хозяев Андреем, а остальные были новые жильцы. От Ольги Афанасьевны я знала, что они здесь на две недели – решили отдохнуть от работы и дома. А ещё Николай Степанович говорил, что приехала дочь из Москвы, что она гостит у них в одно и то же время в июле. Рассказывал, что она работает врачом в одной из московских клиник, что месяц назад выдала замуж свою дочь, то есть внучку стариков, что на свадьбу они поехать не смогли, так как Николай Степанович плохо ходит и Ольга Афанасьевна не могла оставить его одного. Всё это я выложила капитану и всё-таки решилась спросить у него:

– Что произошло, капитан?

– Убийство!

– Убийство??? – ахнула я. – А я решила, что кому-то стало плохо и он умер или ещё что-то в этом роде.

Он покачал головой и твёрдо сказал:

– Убийство.

– А кого убили? – не унималась я.

– Дочь хозяев, – тихо сказал капитан, чтоб не услышал Николай Степанович, который сидел в том кресле, где до этого полулежала Ольга Афанасьевна. А её, бедняжку, увезли в больницу – ей это было необходимо. Она находилась в тяжёлом состоянии. Мне было искренне жаль эту волевую, сильную духом женщину. Я даже не могу представить, как она выдержала все беды, которые на неё свалились. Человеческая природа – штука сложная. Смерть младшей дочери оказалась последней в череде её несчастий.

Ольга Афанасьевна и Николай Степанович мне потихоньку, дозировано рассказывали о своей жизни. Я была хорошим слушателем, не перебивала, давала им возможность высказаться, излить свою душу, и потом они видели, что я искренне интересуюсь их жизнью. Эти старики потеряли двоих детей. Старшая дочь лет 15 назад погибла в автомобильной катастрофе в Беларуси. За рулём был её муж, он получил тяжелейшие травмы и умер через три дня в больнице. Ольга Афанасьевна одна поехала в Беларусь, похоронила там свою дочь и зятя, забрала внука-подростка и привезла сюда, в этот приморский город, где она уже обосновалась со своей семьёй. Муж поддерживал её как мог, мальчика принял как родного внука. Но, как говорится, кровь – не вода. Старшая дочь Ольги Афанасьевны была ему неродной, девочку он не воспитывал и видел, только когда она приезжала к матери на каникулы из Беларуси. А потом, когда она выросла и вышла замуж, то изредка приезжала с семьёй к ним на море.

Старшую дочь Ольга Афанасьевна родила от скоропалительного брака с соседским мальчиком. По сути, молоденькая Оля, студентка педагогического техникума, выходила замуж не по большой любви – просто девчушка хотела иметь семью и такую добрую, прекрасную мать, как её свекровь. Мать своего мужа Оля знала с детства, всегда бегала к ней за помощью и советом. Муж свекрови погиб на фронте, и она одна растила сына. Парень вырос умным, спокойным, образованным, что в этом маленьком белорусском городке было редкостью. Оля всегда тянулась к знаниям и, по примеру своей будущей свекрови, пошла в педтехникум. Она хотела быть учительницей, учить детей грамоте и доброте.

…Плодом этой странной дружеской любви и стала хорошенькая девочка – старшая дочь Ольги Афанасьевны. Пока Оля училась, свекровь смотрела за внучкой и, по сути, заменила ей мать. Ведя со мной беседы, Ольга Афанасьевна вспоминала своё безрадостное детство: маму расстреляли немцы, папа вернулся с войны, но контуженный и с осколком в теле. Начал пить, и война его догнала уже через пять лет после победы – он, пьяный, замёрз в сугробе. Оля осталась с бабушкой: одна потеряла сына, которым гордилась, другая – отца, чьей смерти стыдилась. Оля была правильной девочкой. Она не знала полутонов – только чёрное и белое, серые оттенки для неё не существовали. Свою бабушку она дохаживала, смотрела за ней, как профессиональная сиделка, и в конце концов достойно проводила в мир иной единственного близкого ей человека. Стала налаживать свою жизнь, и свекровь ей заменила и бабушку, и маму. Ольга Афанасьевна очень тепло рассказывала о своей бывшей свекрови. А когда та умерла – поехала в Беларусь и вместе с дочерью и первым мужем похоронила хорошего человека. С бывшим мужем она сохранила хорошие отношения. И даже тогда, в далёкой молодости, когда он поехал на курсы повышения квалификации в Минск и больше не вернулся, встретив там любовь всей своей жизни, Оля была ему благодарна за мать и дочь. Она ведь тоже хотела встретить большую и светлую любовь, а муж ей был просто другом, просто сыном той женщины, которую она любила и уважала. Официально они развелись через год. Муж остался жить в Минске, а она – с дочкой и свекровью. Свекровь её никуда не отпустила, дала ей возможность доучиться – святая русская женщина, знающая цену жизни и смерти, любви и долгу.

…Дочь пошла в первый класс. У Ольги были мимолётные романы, которым она не придавала значения. Свекровь на это закрывала глаза. Главное для неё было, чтоб внучка жила с ней всегда. Что и случилось: старшая дочь Ольги Афанасьевны осталась с бабушкой в Беларуси. Ольга была хорошим педагогом, и ГОРОНО направило её на работу в школу военного гарнизона, расположенного неподалёку от их городка. Ольга вела уроки в начальных классах, преподавала историю в старших. Учителей не хватало. Вскоре старый начальник гарнизона ушёл на военную пенсию. Он был фронтовик и заслужил свои почести и уважение. Его достойно проводили. Устроили торжества, и он со своей семьёй уехал на свою малую родину. Долго ждали, кого же назначат новым начальником, ведь в военном городке начальник гарнизона – и бог, и царь. Своего рода мэр городка. Сарафанное радио донесло, что к ним назначили подполковника из Москвы. Что женат, поселился в квартире прежнего начальника. Что приехал пока один, а семью – жену и сына – заберёт позже. Ольга не была знакома с военными. Обычно она общалась с мамами ребятишек и очень редко с папами – только тогда, когда в клубе проводились мероприятия. Её ученики выступали на всех праздниках. Она очень уставала – домой приходилось добираться на стареньком автобусе и долго его ждать (только иногда их всех, гражданских, довозили на транспорте гарнизона). Но дети Олю никогда не тяготили. Она любила их и занималась с ними от души, однако на своего ребёнка ей не хватало времени. Уставшая, она приезжала домой, когда дочь уже спала, искупанная и накормленная любящей бабушкой. За учёбу дочери Ольга нисколько не переживала – свекровь, педагог с большим стажем, уделяла внучке очень много внимания. Так и текли её дни-часы, пока она на новогоднем празднике в клубе лицом к лицу не столкнулась с новым начальником гарнизона. Искра, вспыхнувшая между ними, заполыхала ярким огнём любви в её сердце. Она поняла, что встретила мужчину своей мечты, и окунулась в эту любовь полностью.

Белокурая Ольга и статный подполковник были красивой парой. Им казалось, что об их романе никто не знает, но весь городок шептался и наблюдал за этими отношениями. Подполковник забыл о семье. Ольга забыла о дочке. Они думали только о своей любви и о страсти, которая их захлестнула. Ольга почти в открытую жила у подполковника в квартире, пока заместитель по политической части не вызвал его на откровенный разговор. О чём они говорили, история умалчивает, но уже в конце мая приехала жена подполковника с сыном, и семья воссоединилась. А Олино сердце истекало кровью, душа рвалась на части. Плакала она втихомолку, где-нибудь в саду или парке, чтоб её никто не видел.

Как-то поздним июньским вечером шла она с работы, думая о том, что рухнула жизнь в очередной раз, и горько плакала, когда её догнал молоденький лейтенант. Он тронул Ольгу за плечо и тихо сказал: «Я буду рядом с вами всегда!» Это был Николай Степанович. Так началась новая страница её жизни. Они родили ещё одну дочь, а через несколько лет и сына. В школе Ольга теперь не работала, подполковника – любовь всей своей жизни – больше не видела. Она вырвала его из своего сердца болезненно, по кусочкам, но вырвала всё-таки, хоть и истекая кровью. Рана заживала долго, но зарубцевалась и больше не давала о себе знать. Время и терпение вылечили её сердце. Ольга Афанасьевна и Николай Степанович жили тихо, спокойно, мирно, как все советские люди, приспосабливались к обстоятельствам и системе, с которой и не пытались даже бороться, если возникала в этом необходимость. Они много колесили по гарнизонам, пока не осели в этом приморском городе.

В ходе наших неспешных бесед с Николаем Степановичем во время наших совместных перекуров во дворе я многое узнала и услышала от него. Он неизменно восседал в своём любимом, уже изрядно обветшалом кресле с неизменной сигаретой во рту. Тихо попыхивая папиросой (он курил только «Беломор»), Николай Степанович рассказывал мне о своей жизни.

– Я ведь детдомовский.

– Детдомовский? Почему? Ваши родители погибли? – бестактно спрашивала я.

– Нет. Меня бабушка отдала.

– Боже мой, родная бабушка. Это ужасно! Наверное, у неё были веские причины, – предположила я.

– Нет. Дело в другом, – сказал Николай Степанович и замолчал надолго. Потом, прикурив новую папиросу, продолжил: – Ещё года мне не было, когда мама умерла. Это я всё потом узнал… И бабка меня сдала в детдом.

– И кто же вам сказал? – любопытничала я – уж очень интересно было узнать историю этого нелюдимого человека.

– Нянечка у нас была одна в детдоме, и, сколько помню себя, всё она со мной возилась, вот и я к ней привязался. Полюбил её, всё бабушкой звал.

– Вам повезло, Николай Степанович, – хорошая женщина встретилась.

– Повезло, девонька… Повезло, что жив остался, что баба Люба меня полюбила. Повезло, что в детдом отдали – с голода не помер. Война. Я же сорок второго года. Трудные времена были, тяжело людям пришлось.

– А папа ваш, Степан, на войне погиб? – всё продолжала я доставать старика.

– Не было у меня никакого папы. Отчество мне дала баба Люба – нянечка. В честь батьки Степана – был такой командир партизанского отряда в наших краях.

– Какая хорошая эта баба Люба! Долго она вас опекала?

– Да, она очень хорошая была, – и опять замолчал Николай Степанович, прикрыв свои глаза. Я не стала больше тревожить его в тот день. Он думал о чём-то своём.

На следующее утро после завтрака я вышла опять подымить, а Николай Степанович уже занял свою позицию. На столе аккуратно лежала пачка папирос, спички (зажигалки он не признавал) и пепельница – на землю он никогда не стряхивал пепел и не бросал окурки. Тросточка была приставлена к столу. Старик был чисто выбрит, пострижен, в светлой рубашке, сидел прямо в своём кресле и курил. Мне даже как-то неловко стало за свой вид в домашней одежде.

– Вы никак на свидание собрались, Николай Степанович? – пошутила я.

– А почему бы и нет? Ты деваха видная.

– Так вы ко мне на свидание? – улыбнулась я. – Предупредили бы, я б хоть намарафетилась чуток.

Мои ментоловые сигаретки его раздражали, но старик терпел. Судя по всему, я была его единственным собеседником. И как-то он с сожалением сказал, что будет скучать по мне. «А оставайся-ка здесь на зиму. Зачем тебе холодная Москва?» – всё время предлагал он.

– Как ваше самочувствие? Какое сегодня давление?

– Живой, и хорошо. А ты позавтракала? Небось, опять свою овсянку ела?

– Да. Худею же, – рассмеялась я в ответ.

– Ты вчера спрашивала, долго ли меня опекала баба Люба… – без всяких предисловий начал свой рассказ Николай Степанович. – Всю жизнь свою. Даже в армию мне писала. Но на похороны её я не попал… Мне потом сердобольные её подруги сообщили, когда письма мои у неё нашли.