– Александр Сергеевич, – окликнула я капитана, – а убрать со стола можно? Да и двор надо немного привести в порядок.
– Можно, Элла, – изрёк «сыщик Пушкин».
– А отпечатки со всех предметов сняли? – умничала я.
– Ой, какая вы продвинутая, – иронизировал капитан. Со всех. Что нужно – сделано. Убирайте.
– Конечно, продвинутая. Детективы ведь читаю.
– Небось женские, лёгкие? – опять с иронией спросил капитан.
– Всякие разные. Но больше всех книжных детективов я люблю о Ниро Вульфе – великом сыщике Рекса Стаута.
– Ого-го! – капитан аж остановился. – Ну и познания у вас. А я думал, что про Шерлока Холмса скажете и миссис Марпл. По ящику показывают сериалы о них.
– Я телевизор не смотрю, – обиделась я и ушла.
«Вот молокосос», – подумала (вслух, конечно, не произнесла). Не видит, что ли, что перед ним взрослая тётка. Ещё и подкалывает. Я очень разозлилась на этого мента. Сколько мне лет, он прекрасно знал.
У всех жильцов собрали паспорта. Женщины – я, жена гостя из ближнего зарубежья и одна из новых отдыхающих – стали убирать со стола. Ирку отправили за ребёнком смотреть – всё равно от неё никакого толку. Мужчины же разбрелись по своим комнатам. Только Андрей сидел рядом с дедом. На Николая Степановича было жалко смотреть.
Наконец, ближе к вечеру, появился дактилоскопист и у всех снял отпечатки пальцев. Потом пришёл капитан Золотарёв и по очереди беседовал с каждым из нас. Моего сына расспрашивал о вчерашнем вечере, о жильцах. Ничего нового Глеб ему не сообщил, так же как и я. Думаю, что остальные жильцы тоже ничего не добавили. Внук Андрей собрался навестить бабушку, я напросилась с ним. Капитан нам разрешил.
Больница производила удручающее впечатление. Здание было ещё довоенной постройки, с колоннами и балкончиками. А внутри – сплошное убожество. Ремонт не делался ещё с советских времён. Ничего не изменилось, за исключением оборудования, – оно как раз в этой больнице было новейшее. По федеральной программе сюда завезли хорошую технику, а деньги на ремонт, скорее всего, муниципальные чиновники положили в свой карман – они иногда путают свой карман и государственный.
Ольга Афанасьевна – женщина всегда такая бодрая, умеющая держать прямо спину, – согнулась под тяжестью своего горя, осунулась, но глаза были сухие.
– Не могу плакать, понимаешь? – обращалась она ко мне. – Не могу, и всё. Хочу – и не получается.
Я, как могла, утешала её, но откуда взять слова, которые способны утешить женщину, у которой смерть отобрала последнего ребёнка? Одного ребёнка забрала катастрофа, другого – болезнь, а третьего – злая воля какого-то человека.
Ольга Афанасьевна разговаривала чётко, мысль работала хорошо. У неё отнялись только ноги. Она не могла никак встать и передвигаться на своих ногах. Говорила она обдуманно, правильно, но страшные слова, которые произносила эта женщина, вызывали у меня сомнения в её умственном состоянии.
– Это Бог меня наказал! Забрал у меня детей, всех!!! Это я виновата… Хоть ходила в церковь, просила, умоляла пощадить, замаливала, как могла, свой грех, – тихо себе поднос шептала она.
– Успокойтесь, Ольга Афанасьевна. В чём это вы виноваты? Судьба такая. Убийцу обязательно найдут, – утешала я её как могла.
– Кто будет искать? И что это изменит? Моих детей уже нет, а я живу. За что? Я знаю, я знаю, – как заклинание повторяла бедная женщина, при этом руки её дрожали.
В палату вошёл Андрей, но один. Сказал, что уже поздно, и в отделении только один дежурный врач, потому надо вернуться сюда утром и поговорить с лечащим доктором.
– Андрей, – схватила Ольга Афанасьевна внука за руку, – а Алине, внучке, позвонил?
– Нет, – Андрей покачал головой.
– Не звоните никто. Я сама. Завтра сама сообщу ей, – упавшим голосом произнесла Ольга Афанасьевна.
Острая волна жалости накрыла меня. Я никогда за эти два месяца не видела её такой слабой и беззащитной. Даже когда она рассказывала о своих умерших ранее детях, на лице её мелькала светлая, грустная улыбка, вызванная воспоминаниями. Обычно жалость у меня вызывал дед, хоть он и пытался выглядеть бравым воякой. Но с первого взгляда было видно: он сильно болен, да ещё и любитель залить своё горе алкоголем. А тут железная Ольга совсем сдала. Хорошо хоть жива и здраво мыслит. Я попыталась её покормить, но она отказалась. Только воду пила.
– Андрей, узнай у милиционера: как мне Наташу увидеть? – она по привычке полицию называла милицией. – В каком морге она. И коляску инвалидную найди – сама ходить пока не смогу. Где-то в прокате дают. Помнишь, мы деду брали? Ты уж подсоби ему, Элла, – обратилась она ко мне.
Я ей лишь кивнула в ответ. Меня уже всё этого тяготило, и я поднялась со стула.
– Идите уж, идите, – удручённо сказала Ольга Афанасьевна, а потом будто спохватилась: – А как там дед? Жив ещё?
– Жив, жив, – ответил Андрей. – Трясётся только и бормочет что-то.
И мы ушли.
После программы «Время» все постояльцы дома собрались за тем самым злополучным столом. Решили провести собрание без следователей и полицейских. Охрану сняли, но паспорта не вернули. Деда не было – ему дали лекарство и уложили спать. С ним сидела сноха – жена Алексея. Конечно, отсутствовал и тот бедолага, которого забрали полицейские. Его друг был как в воду опущенный и уже успел принять на грудь. Так что за столом собрались: Андрей с женой Иркой, я с сыном Глебом, гость из ближнего зарубежья со своей женой и жильцы-отдыхающие, недавно прибывшие, – друг подшофе и семейная пара. Новые жильцы были приблизительно одного возраста – лет 40–45. Супружеская пара приехала с сыном, мальчиком лет 8-9. Ребёнка отправили в дом смотреть мультики (или что они сейчас смотрят или играют). Все сидели за пустым столом и не знали, с чего начать, но неожиданно появился капитан Золотарёв. Его визит все восприняли настороженно, ведь сказанные им слова о том, что среди нас есть убийца, у всех отпечатались в памяти большущими буквами.
– Как вы здесь очутились?! – вскрикнула я. – Я сама закрыла калитку – свои все дома. Мы проверили.
– У меня есть ключи, – сказал капитан спокойно.
– А откуда они у вас? – не отставала я от него.
– Элла Глебовна, – чётко указал он мне на моё место, – вам это необязательно знать.
Капитан сел во главе стола и попросил нас тоже занять свои места. Что мы и сделали, только милейшая жена гостя из ближнего зарубежья приготовила чай и разлила всем (восточное гостеприимство и воспитание виделось в каждом её поступке). Расставив чашки, она смиренно села возле своего мужа.
– Так вот. Каждого из вас я допрашивал по отдельности. Теперь же буду задавать вопросы всем, а вы отвечайте. Ясно?
– А почему допрашивали? Мы не обвиняемые! Просто опрашивали, – влезла я не к месту.
– Ясно, Элла Глебовна?! – рявкнул капитан, не
обращая внимания на мою реплику.
– Ясно, ясно, – пробормотала я. Глеб дёрнул меня за руку и зашептал:
– Опять ты везде лезешь. Можешь ты замолчать, в конце концов!
Я затихла.
– Начнём с вас, – обратился капитан к гостю из ближнего зарубежья. – Во сколько вы пришли и где были?
– Я бил в квартиру, где ремонт делать. Не я один. Много нас. Дом здесь рядом, пешком ходить я. Уже шабаш, и я шёл дома, – гость безбожно путал окончания, но мысль свою мог донести.
Ольга Афанасьевна говорила, что они очень хорошие люди, узбеки. Когда-то Куприяновы жили в Ташкенте – Николай Степанович служил там и очень тосковал по тем местам.
– Когда я шёл, то видел машину парня с мамой, – продолжал узбек. – Они ехали в дом, а машин всегда оставлять у ворот. Они вдвоём зашли в дом. Это видеть, клянусь.
– Ясно, – перебил его витиеватую речь капитан. – А кто закрыл калитку?
– Я закрыть калитка. Всегда. Хозяйка так сказать. Мы же дружная, – гость стал раскачиваться телом и причитать: – Наташка жалко, Лёшка жалко, стариков жалко, – видно было, что он искренне переживает.
– Во сколько это было? Когда вы пришли?