Дарлинг

– Типа ревизор, что ли? – спрашивали девки неуверенно.

Юля смеялась:

– Мимо, мимо! Провизор – это типа мастер медицины, учёный такой, что может сам лекарство самое заковыристое своими руками сотворить. И даже, прикиньте, новое придумать! Не каждый, конечно, но мой точно сможет!

Приятельницы слушали недоверчиво, но с некоторой завистью: мало ли. Прихлебывали пиво, и как бы мимоходом интересовались, когда уж наконец Юля – КМС по плаванью вольным стилем – сдаст на мастера, тоже умели ущипнуть с вывертом.

Но такого, как Егор Серебровский, в Юлиной биографии никогда не было, и она на щипки хоть и отвечала щипками, потому что, кто уступил – тот проиграл, но ни боли, ни обиды в своей послесвадебной эйфории не чувствовала.

– А знаете, подружки, почему пиво пивом называется? – спрашивала она, зная, что ответа не получит. – А потому, что в древней ещё Руси зерна на родниковой воде настаивали и называли «питная вода». Ну а после пивники два слова ужали в одно, и получилось «пиво». Вот! Будете теперь пиво пить, как культурные!

Отстрелялась. Про пиво узнала от мужа Егора.

Подружки за Юлькиной спиной косточки ей перемывали: в лучшую спортивную школу для детей как пролезла? С директором, небось, фигли-мигли! Мужика, непонятно как, отхватила культурного, выше себя, о чем ему, интересно, с ней говорить? Может, клюнул, что молодуха, а потом найдёт себе тоже ученую дамочку, с которой к друзьям не стыдно ходить, ну и все: развод и девичья фамилия.

* * *

Но что они понимали, завистливые подружки со своими транзитными кавалерами, вечно закупающие в аптеках противозачаточную химозу?

Любовь – это вспыхнувшее и не гаснущее восхищение, а не перелеты из койки в койку в надежде заполучить устойчивое благополучие. Так у них случилось с Егором. Знали бы они Серебровского! Его восхищала в Юле не только скульптурная красота молодого, сильного тела, но ещё больше тот азарт и бесстрашие, с которыми она, владычицей морской, могла носиться по волнам на водных лыжах или киборде без спасательного жилета под аплодисменты сгрудившейся на пляжном берегу публики, или выделывала цирковые фортеля на гоночном велосипеде. Бесстрашная и прекрасная! И ещё: он не мог надивиться и на её способность управляться с житейскими заботами и неприятностями – без скандалов, но с той степенью непререкаемой убедительности, которая присуща тренерам. А она недаром имела репутацию лучшего тренера престижной спортивной школы на Юго-западе Москвы.

Пусть она не читала Мандельштама, не знала латыни и не училась в английской спецшколе, как Егор Серебровский. Но когда он возвращался с работы, чем-то огорченный или уставший, она вместо слюнявого сочувственного воркования бодрила его на языке своих учеников-подростков:

– Не клеится? Так выбрось клей, купи гвоздей. И на проблему свою забей!

Это привнесенное из другой среды занимало и привлекало Егора и, действительно, бодрило! С Юлей было весело. И надежно.

Хозяйка, у которой они снимали квартиру, – болезненная старушка – к Егору относилась с почтением и благодарностью: он готовил для неё особую морковную пасту от запоров, и она перестала тратиться на таблетки и гробить ими организм.

А вот пьющая дочка её, похожая на злую, плешивую болонку, явилась однажды, чтобы объявить о повышении квартплаты. И напоролась на Юлю, которая в это время пыталась починить подломившуюся ножку тахты, служившую им с Егором супружеским ложем.

И при этом громко произносила слова, выражающие крайнюю степень неуважения и к владелице квартиры и к столь же дряхлой хозяйской мебели.

– Так-так, – сказала Юля нараспев, не сводя с болонки пристального взгляда, – Значит за это вот дупло голимое, которое мой муж по близорукости за квартиру принял и снял, вы ещё больше содрать хотите? А с налоговой мамаша твоя в контакте? Или посредник нужен? Так я готова хоть завтра!

Болонка взвизгнула матом, хлопнула дверью и покинула дискуссионное поле.

Юля понимала, что завидуют ей не зря: во-первых, они с Егором не просто «в отношениях» – как живут, прикрывая этими дурацкими словами неустойчивость сожительства, тысячи нынешних дурёх, а в прочных отношениях, зарегистрированных в ЗАГСе, а во-вторых, хоть и она не лыком шита, но муж у неё вообще необыкновенный плюс красавец плюс кормилец. Да ещё какой!

Конечно, она и раньше не Дошираком питалась, и в рваных колготках не ходила – зарабатывала на хлеб насущный с маслом, правда, без икры. Но теперь, с Егором, покупала мраморную говядину, королевские креветки, семгу, готовила салат «Капрезе» с пармезаном, бальзамическим кремом, соусом песто, когда к ним заглядывал кто-нибудь из Егоровых коллег. В кофе, как приучил Егор, добавляла не простое, а кокосовое молоко.

Посетила разок дорогущего фасциального практика, который работает с мышцами- просто из любопытства. Накупила кружевного белья, костюмчиков.

И осталось, по сути, мало о чем мечтать: ну, может, ещё попробовать китайский массаж стоп, который делают с помощью сайгачьего рога, об этом рассказывала по ящику какая-то звезда, но самое главное – перебраться из этой убогой каморки в просторную, светлую квартиру, и не на втором этаже, а на шестом-седьмом, с немецкими окнами, лоджией, встроенными шкафами. И может даже не снять, а купить: Егору, похоже, это по карману. И она уже собирала объявления, сдирая их со стен, вырезая из газет, вылавливая в Интернете. Она удивлялась, почему он не сделал этого до сих пор. Ведь он снял жильё в этом неказистом, старом доме, когда только начинал работать, и потому, что автобусный маршрут – от дома до аптеки начинался как раз на остановке возле этого строения.

Но Егор отмалчивался, отмахивался, и она собиралась «порешать» все сама.

* * *

После того, как Егор излечил её матушку, изготовив лекарство по собственному рецепту, от застарелого бронхита, а её взрослого кузена Степу вылечил от энуреза, Юля смотрела на него, как смотрят дети на Деда Мороза, безоглядно веря в его чудеса.

И вот это нравилось Егору больше всего, больше всего он в этом нуждался.

С началом лета, загрузив старую «бэху», одолженную у Егорова отца, палаткой, спальными мешками, котелками, съестными припасами и ещё зачем-то большими стеклянными банками с крышками и прозрачными пластиковыми пакетами, они уезжали в дальние леса – по выбору Егора. И там он удивлял Юлю все больше и больше, обнаруживая в потайных местах диковины, которые как будто доставал из шкатулки Природы, открытой только для него.

В предрассветной подсветке, пока Юля ещё крепко спала, он отправлялся на свою особенную «охоту» с рюкзаком за плечами. Срезал бутоны крапивы, пока солнечный луч ещё не потревожил их дремоты, а затем цветы иван-чая, пока на них не высохли слезки росы. Приносил к её пробуждению пахучие болотные лилии – «венерины башмачки». Сквозь прозрачные стенки банок смотрела она заворожённо на невиданные никогда прежде диковинные грибы: яркий, похожий на человечка в клоунской одежде, прикрытый яркой шляпкой в круглых «вороньих» глазках. Этот гриб, – объяснял Егор, на самом деле старожил русских лесов, упомянут даже в древнерусских летописях. Имя у него звучное – «Цезарский гриб», во как!

В другой банке лежал вроде ворох белоснежных замороженных цветов.

– Неужели тоже гриб? – не верила Юля.

– Ещё какой! «Серебряное ухо» – полезный, целебный, между прочим азиатский деликатес.

– Прикольно! Но на кой тебе вся эта экзотика? – допытывалась Юля, – новое лекарство придумать хочешь?

– Догадливая ты моя! Потом расскажу, попозже.

Птицы щебетали, к палатке подбегал ёжик, Егор разводил костерок, варили картошку ели с холодной телятиной. Потом Егор заваривал в маленьком котелочке чай, приготовленный им дома из высушенных трав, они пили его маленькими глоточками. А после него хотелось обниматься.

И все-таки Юля теребила мужа:

– Ну, скажи, не дай лопнуть от любопытства, ты что, небось, лекарство придумываешь от рака? Вот я слышала, древесный гриб чага как-то помогает некоторым.

– Нет, красавица, мое лекарство поважней будет. Оно, если получится, мир изменит, вот так. Но пока это секрет. Очень большой секрет. Пока никому!

* * *

Изменить мир?! Отшутился супружник, секретничает. А почему? Может, считает её «темнотой» непроходимой, куда, мол, Матрене. – точило Юлю. На самом деле Егор всегда охотно включал для неё «фонарик», чтобы для Юли посветлей было бродить вместе с ним по лабиринтам удивительной его науки. Радовался её интересу, хотел, чтобы она разделяла его веру в то, что могущество природы превосходит достижения химии в исцелении любых хвороб, но беда в том, что, тем не менее, в этом тендере химия всегда неправедно выигрывает.

– Ты думаешь, медицине неизвестно, например, что настойка гриба кордицепса, приготовленная в провизорской, может исцелить от заболеваний крови, всяких-разных мочеполовых неприятностей, и даже опухоль мозга рассосать? А найди настоечку эту чудесную и недорогую в аптеках! Или слышала ты про экстракт из листьев нима и его масла? Там такая антивирусная мощь! И при диабете – реальная помощь. А где купить? Если только лавчонку травника разыскать в щелях городских. Да народ к аптекам привык, а не к лавчонкам подозрительным».

Юля слушала охотно, жадно, её цепкая память удерживала новые знания и делала ближе к мужу. Егор это чувствовал и ценил, именно такая нужна была ему спутница. Именно с ней, верил, он сможет осилить свой небывалый проект.

* * *

Провизоры. Мало кто нынче помнит этих чудодеев советского времени, потому что мастерство приготовления лекарств вручную в аптечных лабораториях не смогло противостоять могуществу массового производства аптечного добра в таблетках и капсулах.

Неизбежность этой победы очевидна, но известно: прогресс не приносит подарков без побочных осложнений. Для производственного процесса отдельная человеческая единица – «единица – ноль, единица вздор». Потенциальный потребитель не имеет для неё ни лица, ни голоса. Да и аптеки современные больше схожи с магазинами лекарств, где аптекари скорей продавцы, чем фармацевты: считывают с врачебных прописей названия лекарств, выкладывают на прилавок, после оплаты, упаковки, и все: будь здоров, если получится!

А провизор – это встреча ученого человека с человеком болящим, и приготовление исцеляющего средства именно для него – с учетом возраста, пола и даже весовой категории. Егор считал, что на самом деле необходимо даже исследование индивидуальных особенностей ДНК брать в расчёт прежде, чем выписывать лекарство.

Но иные теперь времена, иные порядки: только очень старые люди помнят волшебные кардиокапли Вотчала или успокаивающий Персен, витаминные капли для глаз, глюкозу для новорожденных… Препараты чистейшие, исцеляющие, но недолгого хранения, которые, кстати, ещё потому и отвергнуты промышленным производством.

И провизоры – короли фармацевтики, лучшие знатоки, наделённые способностью к самой сложной исследовательской деятельности и созданию новых средств спасения от неутомимых врагов человеческого организма, лишились своего королевства.

Выпали из обоймы.

Потребительская масса покорно адаптировалась к новому порядку, как и в прочих сферах. Всё это Егор, зная и понимая, что ему очень повезло: не пришлось, как другим выпускникам химико-фармацевтических университетов вакцинировать население или заниматься проблемами замены игл в шприцах.