Дарлинг

К домашним делам Тоня приучена была с ранних школьных лет: прибрать постель, разогреть себе обед на электроплите, помыть посуду, постирать свои колготки и трусики, и чтобы все как следует: мама проверит! Постепенно список домашних обязанностей рос вместе с Тоней – запрограммированной помощницей.

На время летних каникул Агнесса отправляла ее в лесной трудовой лагерь: там обучали девочек шить и вязать, кулинарить, красить стены, составлять букеты, в общем программа строилась в жанре «чтоб девушке в жизни не растеряться».

Тоня была не против этих полезных занятий.

Но ещё больше ей нравилось, что можно побыть без нависающей над ней Агнессы, гулять по лесу, высматривая белочек, ежиков, и стоять подолгу у живых, шевелящихся муравьиных куч, наблюдая за пучеглазыми грузчиками, таскающими куда-то внутрь добытое и вновь спешащими обратно.

* * *

Тоня была малорослой, худенькой девочкой со светлой челочкой, светло-голубыми глазками и аккуратным круглым носиком. Ходить старалась бесшумно (после многократного маминого: «Не топай, как лошадь подкованная по асфальту!», говорила тихо. Учителей в школе раздражал этот полушёпот, когда вызывали к доске отвечать, но когда она старалась говорить погромче, приключался кашель.

В классе она была незаметной: вроде есть, вроде чудится. Ничья подружка… На переменках прячется по углам, как будто ее кто ищет… Странная такая.

А она оберегала своё одиночество, потому что считала себя никому не интересной: ни танцевать, ни в волейбол играть, ни плавать она не умела, (в такие бесполезности Агнесса не вкладывалась) и отчаянно боялась насмешек, если это откроется, обидных дразнилок. Лучше пусть считают странной.

Тем более домой приглашать Агнесса никого не разрешит, это ясно. А как тогда? Чем объяснишь?

Про себя она называла мать только Агнессой да и обращалась к ней, избегая слова «мама». В глубине души она даже сомневалась, что Агнесса ей родная.

Агнесса занимала солидный и довольно денежный пост, материальных трудностей не было. Но она жаждала скинуть, в конце концов надоевшее, неопределенностью и. о. и получить, наконец, полноценное назначение, то есть полную власть над беспокойным гостиничным хозяйством и ещё более беспокойной, впряжённой в повседневную активность тягловую силу: всех этих горничных-лентяек, охранников с вечным перегаром, кокетливых девах в регистратуре, поварих и официанток в гостиничном кафе и прочий люд, который функционировал только чувствуя на горле ежовые рукавицы. Ну и зарплата предполагалась более радующая. Назначения Агнесса ждала с томлением упованья, недаром же у ней случались шашни с владельцем гостиницы при каждом его приезде для проверки дел.

* * *

Однако она и при нынешней зарплате смогла купить Тоне, что положено: часы, телефон, ноутбук, кожаный рюкзак, «чтоб не хуже, чем у людей». Но не забывала ей напоминать: «Вот как мне приходится пахать и вкладываться, чтобы у тебя все было! Ценить надо! А ты? Вот могла хотя бы и материны туфли почистить, а не только свои! Мало ли, что я не говорила, сама догадаться не могла?!»

Тоня училась без двоек, на родительских собраниях ее никогда не ругали и не хвалили, только однажды классная посоветовала Агнессе горло девочке полечить.

Агнесса возмутилась: «Привыкли, что у вас тут все горлопанят! Вот у вас слух и понизился»

И делилась с приятельницей по телефону:

– Довели меня училки эти: ребёнку надо то, ребёнку надо это! Воспитатели, блин! А у самих под носом девятиклассница забрюхатела! У меня Тонька всегда, как на ладони! Потому что контроль!»

Агнесса, действительно, регулярно проверяла не только дневник Тони, но и телефон, ноутбук, залазила в рюкзак и, порывшись, выкидывала оттуда каштаны, найденные девочкой в парке по дороге из школы, пакетик с раскрошенной булкой для птиц, птичье перо, счастливый камушек, похожий на гномика…

– Опять набила рюкзак всякой дрянью! Так и тянет тебя к грязи! Сколько раз говорила, что беречь надо вещи, охранять здоровье! Но ведь, бестолочь такая, опять за своё!

В моменты таких обысков у Тони кружилась голова, она сжимала кулаки, еле удерживалась, чтобы не затопать ногами, не закричать… Но пересиливал и удерживал привычный страх неведомого, но неминуемого наказания.

Ночью она долго не могла уснуть, плакала, думая о том, что вот так придётся ещё жить долгие годы пока вырастишь и попробуешь сбежать. Да ещё и неизвестно не догонит ли Агнесса с криком: «Куда?! Я в тебя вкладывалась!»

И разве не странно, что у них даже родственников нет: бабушки там… дедушки… Всех распугала, может, боится, что тайну откроют: не родные мы с ней… И никогда про отца ни слова, а ведь есть же он где-то! И потом по внешности мы не схожие… и животных она терпеть не может, а я обожаю. Все всегда за меня решает… На последний день рождения швейную мини-машинку подарила: мол, быстро подшить можно и юбку, и скатерочку, и обтрёпанные края брючные… нет, чтоб велосипед, например, всю жизнь мечтаю! И вообще… с ней и поговорить ни о чем нельзя, только молчи и башкой кивай-соглашайся, а то в лоб получишь… Перед ней только отчитывайся, и все! Небось, в гостинице все ее ненавидят!

Засыпала поздно, просыпалась с тяжёлой головой.

И снова начинался день по Агнессиному расписанию.

* * *

Но однажды, когда Агнесса вернулась в хорошем настроении и слегка подвыпившая после праздничного корпоратива, Тоня собралась с духом и спросила, кто ее отец и где он: якобы одноклассники вопросами досаждают.

Агнесса вскипела:

– Ты что, дурочка, не можешь даже отшить таких прилипал?! Зачем им знать, кто твой отец? Да и тебе на черта эта информация? Урод твой родитель конкретный! Он даже не в курсе, что в нашем городе у него дочка имеется! Слинял, свинья, на рассвете, когда все добрые люди ещё спят! Владелец заводов, газет, пароходов, и на вид милый человек! Доверилась ему, и пожалуйста: записочки мне на прощанье не оставил! А тебе оставил только это вот пятно родимое на шее, как у него! Носи и радуйся своему наследству! И чтоб больше никаких расспросов! Все настроение испортила нафиг, только от тебя и радости!

Но Тоня не поверила, что отец «урод». Сбежал от неё, так это понятно, кто бы не сбежал. А о ней, Тоне, он, оказывается, и не знал!

Но ведь это поправить можно!

И с тех пор, как заброшенное в почву зёрнышко, стала прорастать мечта разыскать отца неизвестным пока способом, показать ему родимое пятно на шее, чтоб узнал-признал и увёз с собой. У него там наверняка и кот и собака, может, даже попугай жако, который говорящий… И на радостях отец купит ей крутой самокат… А она возьмёт с собой швейную машинку и будет ему одежду чинить, если понадобится…

Постепенно отец обретал в ее воображении облик высокого, сильного, который ездит только на мотоцикле, обгоняя самые навороченные тачки, щедрого и всегда готового прийти на помощь.

С каждым днём она привыкала к нему все больше и когда оставалась дома одна, то даже разговаривала с ним вслух, рассказывая о тайных походах в зоомагазин «Четыре лапы», о том, как училка шпыняет в школе, что она «отвечает урок, как рыба: только рот открывает, а слов не слышно». Но ведь это с детства так: Агнесса требовала!

Отец слушал, кивал сочувственно, ей становилось легче.

А на людях она советовалась с ним мысленно или просто перебрасывалась словами на ходу. Он всегда понимал и всегда был на ее стороне.

Жить Тоне стало полегче, она теперь была не одна, чувствовала и опору и защиту, держалась за свою надежду встретить реально этого воображаемого отца, как за спасательную шлюпку.

* * *

Однажды, вернувшись из школы домой, она увидела на крыльце возле двери в подъезд маленький пушистый клубочек. Нагнулась, пошевелила пальцем, котёнок проснулся, поднялся, мяукнул и прижался к ее ноге.

«Возьму его… только покормлю, пока Агнессы нет. А потом спрячу где-нибудь и буду подкармливать бедолажку. Правильно? – спросила у отца».

Он сжал кулак и выставил большой палец. И сомнения совсем исчезли. Тоня взяла котеныша на руки и принесла в дом. Напоила молочком с раскрошенной булочкой, подстелила старую матерчатую сумку, чтоб не холодно было ему лежать на линолеумном полу кухни, закрыла дверь, на кухонном столе разместила ноутбук, чтобы написать объявление: «Прекрасный котёнок в добрые руки».

Но не успела.

Как назло, вдруг явилась не вовремя, после какого-то скандала в гостинице и без того взвинченная Агнесса, заметив закрытую в кухню дверь, метнулась туда, и обнаружив на полу котёнка, заорала, как будто змею увидела:

– Это что за мерзость! Ты совсем без мозгов, что ли?! Хочешь и себе опоясывающего лишая, и со мной поделиться?!

Котёнок вздрогнул от шума, поднялся на лапки и обмочил подстилку.

Агнессу совсем перекосило:

– Немедленно выбрось вон эту дрянь заразную!

Чего застыла, я кому говорю, оглохла?!

Но Тоня с похолодевшими руками и ногами и замирающим сердцем, стояла, обездвиженная неожиданным появлением Агнессы и ее страшными приказами.

– Стоит, как пришибленная, бестолочь такая!

И схватив подстилку с котёнком, оказавшимся внутри закрытого с четырёх сторон узла, сунула этот шевелящийся и мяукающий узел в пластиковый пакет и выскочила с ним из квартиры.