– Не уходите из команды! – взмолилась Алька. – Пусть А.Р. занимается с нами, черт с ним, но только не уходите! Вы нужны нам больше, чем он!
– Конечно, конечно, – уверил ее Николай Константинович. – Это произойдет не скоро, и вы успеете привыкнуть к мысли, что рано или поздно нам придется все же окончательно расстаться. Но я буду, разумеется, приходить к вам, проверять, все ли в порядке. И, поверь мне, А.Р. справится со своей работой.
Алька в отчаянии тряхнула головой и отвернулась, чтобы он не заметил слез в ее глазах.
– До завтра, Аля, – мягко, почти нежно сказал он и направился к себе домой.
– До завтра, Николай Константинович.
За всеми этими событиями Алька совсем забыла о том, что произошло вчера с матерью, поэтому в первое мгновение очень удивилась, встретив дома ледяное молчание. А вспомнив, замкнулась в себе, закрыла наглухо дверь в комнату, надела наушники и принялась слушать музыку.
Вскоре, правда, ей пришлось заняться уроками, но она не слишком долго на них сосредоточивалась – и даже, увлеченная другими мыслями, не помнила, что именно решала по алгебре и геометрии, читала параграфы по физике. Отвлекшись от уроков на несколько минут, она открыла ящик стола и из-под вороха всяких бумажек и тетрадок достала пачку вырезанных отовсюду, из газет, журналов, календарей, плакатов, фотографии и интервью известного московского футболиста по имени А.Р.
Это был Алькин кумир, ее болезнь, ее самоубийство. Именно он, точнее, его манера игры и поведения на поле, его внешность возбудили в ней интерес к футболу (к нему в футболе), затем переросший в самостоятельное чувство. Алька наивно полагала, что никто ни о чем не догадается, но слишком уж явно она радовалась его появлению на экране и удачным действиям с мячом. Лора скептически пожимала плечами – по ее мнению, футбол был одним из самых скучных и некрасивых видов спорта, и, соответственно, ни одного мало-мальски привлекательного игрока там не нашла. Мать Альки вздыхала тайком: рановато дочка стала разглядывать лиц мужского пола и находить их красивыми! Отец лишь хмыкал с досадой: да отстаньте вы от меня со своими проблемами!
Брат, Сашка, может быть, единственный, кто понимал, как страдает сестра, страдает глупо, сама не зная, из-за чего, льет слезы по ночам над измятыми вырезками и портретами, вчитывается в каждое слово, вглядывается в каждую черту лица, и он в ее воображении оживает…
С годами, правда, это идолопоклонничество поутихло, но все же остался тот бесконечный, глубокий интерес, с каким она иногда думала о нем, говорила о нет, жадно впитывала те жалкие крохи, которые ей перепадали – телевизионные репортажи с участием его команды, где время от времени он попадал в кадр.
И это не мог вылечить никто, даже Толик.
Теперь сбудутся самые смелые ее мечты. Она увидит его живого, настоящего, не по телевизору, заговорит с ним, будет с ним работать ежедневно… Когда она предполагала такое, могла предполагать? Раньше это казалось бы ей высшим счастьем на планете! А теперь?
Мысли о предстоящей новой жизни всколыхнули в ней все прежние, улегшиеся было стремления и желания и отгородили от нее окружающий мир. “Как теперь всё сложится?”
Вздрогнув от мягкого прикосновения кошки к ноге, Алька опомнилась, бережно сложила бумажки в целлофановый мешочек и сунула обратно в ящик стола. И, хотя настроение было совсем не рабочее, вновь принялась готовить домашнее задание.
В клубе “Голубой волны” днем царила тишина. Стеклянные стены круглого второго этажа были занавешены огромными фестонами из тюля, так что солнце светило сюда беспрепятственно. Очень гладкий паркет, покрытый лаком и ковровыми дорожками, наводил на мысль, что ходить здесь не безопасно. У дальней стены находилось возвышение – полметра, не выше, и здесь к вечеру появлялась высококлассная аппаратура “AKAI” для самого лучшего звучания музыки. А музыка ставилась не какая-нибудь – Сашка два раза в неделю получал новые записи из Москвы.
В клубе преобладала деревянная, покрытая бесцветным лаком отделка. Это казалось очень приятным, особенно когда кругом включались мигающие установки цветомузыки, на которые Сашка не жалел денег, лишь бы это выглядело как живая радуга.
Днем здесь было пусто и тихо. Только одинокая фигура высокой стройной девушки не спеша бродила вдоль стеклянных стен, и ее длинная тонкая косая тень скользила на чистом полу. Девушка была в расстегнутом зимнем пальто и без шапки, ее длинные волнистые золотисто-пепельные волосы частично выбились из-под воротника и лежали на плечах, легкие и пушистые. Сашка невольно замер на верхней ступени лестницы и залюбовался. И хотя он прекрасно знал, кто это пришел к нему в свободное время, он на миг подумал, что это не она.
– Привет, Лора, – сказал он.
Она обернулась. В ее больших голубых глазах он увидел грустное спокойствие.
– Здравствуй, Саша, – ответила она. – Значит, твое предложение остается в силе? Или ты пошутил?
Он вдруг рассердился.
– Какие глупости, Лора! Мы с Аматовым действительно решили расширить программу и взять исполнительницу. Мы уже приобрели аппаратуру и новые инструменты, составили репертуар. Я даже написал пару своих песен, специально для тебя.
Лора промолчала. Сашка расценил это как отказ.
– Не говори “нет” сейчас, Лора, – попросил он, и его голос дрогнул. – Подумай еще. Я не хотел бы приглашать другую певицу на это место.
Она заметно смутилась.
– Я не певица, – возразила она. – И я не уверена, что смогу справиться.
– Но ведь рядом буду я, – заявил Сашка, и торопливо добавил: – И я тебе помогу.
Она все еще колебалась.
– Если ты не выдержишь, то никогда не поздно уйти, – уже безнадежно произнес он и неожиданно стал похож на свою хмурую сестру. – Никто не станет удерживать тебя насильно. Просто я видел, с каким удовольствием ты занимаешься пением, и тебе это нравится, и я подумал, что ты согласишься.
Лоре стало так жаль его, что она даже протянула к нему руку, но побоялась коснуться.
– Пожалуйста, Саша! – воскликнула она. – Не расстраивайся, я не собираюсь отказываться. Просто ты наверняка разочаруешься во мне…
– Нет, – остановил ее он. – Нет, не разочаруешь. Я слышал, как ты поешь. Я сразу понял, что нам нужна именно ты.
Она испугалась, так как не хотела связывать себя невыполнимыми обязательствами, и в то же время не могла объяснить ему это, боясь его обидеть. На самом деле она давно мечтала петь на публику, но, как и все нерешительные люди, сомневалась в своих силах и тщательно взвешивала все “за” и “против”, когда ей представилась реальная возможность.
– Я… я попробую, – согласилась она уже совсем робко. – Но я уверена, что из этой затеи ничего не выйдет.
– Поживем – увидим, – сказал оживший Сашка. – Слушай, приходи сюда сегодня часа в четыре. Мы с Аматовым закончим работу в котельной и будем тебя ждать.
– Кто такой Аматов? – поинтересовалась Лора.
– Мой друг и напарник. Мы с ним все делаем вместе. – Тут он смутился, так как его слова прозвучали не по делу, и поправился. – Вернее, почти все. Ты придешь, правда?
– Да, приду.
Лоре вдруг стало так спокойно, что она улыбнулась. Сашка улыбнулся ей в ответ, его лицо совершенно преобразилось, и в нем не осталось ничего общего с его сестрой.
– Значит, я приду в четыре, – пообещала Лора, повернулась и направилась к лестнице.
Сашка хотел было сказать что-то ей вслед, но удержался, а потом было уже поздно, она скрылась, и звук ее шагов вскоре исчез из вязкой тишины пустого клуба. Сашка остался один и с мечтательным выражением лица повернулся к стене, в которую ярко светило солнце, белое, холодное, зимнее.
Фигурка Лоры мелькнула внизу, на крыльце, и ее тут же загородила туевая аллея. Лора показалась Сашке неестественно маленькой и игрушечной, как персонаж мультфильма, и такой же ненастоящей. Ему как-то не верилось, что все хорошо, и завтра начнется работа над новой программой, работа с Лорой, как он и хотел. Да и сама Лора вдруг предстала его мысленному взору совсем иной – ничем не связанной с его сестрой, Леной Замятиной или Игорем Исаевым. Теперь она стала и будет единственной и неповторимой Лорой Андреевой, отныне и навсегда.
Вернувшись в котельную, Сашка недолго поколебался, но все же решил поделиться новостью с Леонидом. Тот обрадовался, пожалуй, даже слишком, но на это были причины. Во-первых, его давно точило любопытство, кого же все-таки пригласил на главную роль его приятель. А во-вторых, он также давно хотел приступить к работе над музыкой и аппаратурой, что доставляло Леониду истинное удовольствие, и, наконец-то, Сашка счел нужным начать. В самом деле, с каждым днем приближалось открытие сезона, а у них еще ничего не готово, за исключением текстов и партитур. Да и вдруг, кто знает, Сашкина протеже окажется не столь талантливой, как они рассчитывают, и все пойдет прахом?
Сашка отказывался думать о плохом, и в тот момент Леонид с ним согласился. Да, уже пора приступить к работе, – решили два друга, причем Леонид в уме добавил: “Иначе помрём со скуки”.
Правда, Сашка в душе очень боялся, что Лора передумает и не придет. И хотя он поминутно уверял Леонида, что все замечательно, тот с усмешкой наблюдал за его нервными прогулками вдоль стены и настраивал свою гитару. Он-то понимал, из-за чего возникал этот потухший, но готовый в любой момент вспыхнуть взгляд, и это покусывание губ! А Сашка воображал, что хорошо умеет сдерживать эмоции.
Просто он не видел себя со стороны.
Но вот послышался мягкий звук открывающейся входной двери внизу и негромкие шаги в холле и на лестнице. Леонид точно знал, когда нужно замереть и уставиться туда, где должна была появиться новая черноморская певица!
И впрямь, ее ждали. Лора тут же догадалась об этом. Сашка будто ожил, его глаза заблестели. Мечта и гордость! Леонид приветливо улыбнулся и постарался не шокировать гостью очень уж оценивающим взглядом, он заметил сразу, что перед ним не женщина-вамп, уверенная в себе и невозмутимая, а юная девушка, почти ребенок.
– Привет! – сказал он и вскинул руку. – Я Лёня Аматов, друг и напарник вот этого парня. А ты, видимо, наша Патрисия Каас?
– Нет! – засмеялась Лора. – Пока я всего лишь Лариса Андреева. Вернее, просто Лора.