Игры для взрослых

– Я не оставлю тебя в покое, – настаивал он. – Кончай плакать и посмотри на меня. Ага, ты плачешь, потому что злишься. На меня? На что?

Еще одно усилие для рывка, от которого она подпрыгнула, но не спаслась ни от хватки, ни от щекочущего душу взгляда прищуренных синих глаз.

– Да при чем здесь ты! – Она окончательно вышла из себя. – Просто я… я такая некрасивая!

– Что?!

Пораженный Толик выпустил ее. Но у нее уже не было сил. Она стояла, отвернувшись, и плакала. Ее уже не заботило, как он о ней думает. Поскорее бы он ушел.

– Глупая, – убежденно сказал он. – Какая же ты глупая! Разве в человеке самое главное – быть красивым? Ты хоть понимаешь, почему ты мне так понравилась? Потому что ты хорошенькая и не похожа на других девчонок. Я думал, ты знаешь, что это тоже может быть привлекательным. – Его голос тал мягким., он приподнял за подбородок ее лицо. – Ну же, кончай плакать. Давай будем друзьями. Мир?

– Мир, – согласилась она и слабо улыбнулась.

И они отправились гулять по улицам.

Алька очень осторожно говорила о себе, тщательно избегала даже намеков на увлечение футболом, чтобы он не решил, что она окончательно помешалась. Каково же было ее удивление, когда он сообщил ей, что сам он – футболист и на данный момент тренируется с новороссийским “Гекрисом”. Она замерла на месте и несколько минут колебалась, признаваться ему о своем умолчании или нет. И осталась пока при том. Что уже рассказала.

Они долго ходили по улицам, около получаса бродили по набережной, вдыхая соленый морской запах, держась за руки, и Алька сама не заметила, как начала ступать медленно и плавно, с целью растянуть удовольствие и ставший вдруг таким маленьким и коротким город.

Толик хотел проводить ее до дома, но она не разрешила. Испугалась, как бы родители не увидели его. Она внезапно и болезненно ощутила, как сейчас поздно и холодно. А она говорила Лоре, что уходит домой! О Боже, какие дела там сейчас творятся! И что предстоит еще пережить!

Она торопливо попрощалась с Толиком, подобрала повыше юбку и со всех ног бросилась бежать два квартала до пятиэтажки на Садовой. Возле подъезда она приостановилась и бросила взгляд на окна второго этажа. В кухне, во всяком случае, свет горел.

Дверь была приоткрыта.

Алька решительно дернула ручку и оказалась лицом к лицу со своей матерью, находящейся на самой последней стадии отчаяния. Но при виде дочери, запыхавшейся и румяной после быстрого бега, с блестящими глазами, отчаяние сменилось яростью.

Забыв о том, как девочка обидчива, мать начала на нее кричать, выплескивая все чувства, пережитые за четыре долгих часа, когда с праздника вернулась Лора и явилась к Железовским узнать, как дошла подруга. У Лоры вылетело из головы, что Толик ушел от Замятиных почти сразу после Альки.

Алька стояла в дверях неподвижно и молча, даже не пытаясь защититься от нападок и преувеличенных обвинений. Она смотрела тупо и отчужденно. Изо всех сил хотела стать отсутствующей, посторонней, потусторонней, чтобы не слышать этих слов, похожих на исступленные удары кинжалом, или на обжигающее клеймо. Конечно, позже она могла понять, что вся эта бесконечная речь – всего лишь результат переживаний и гнева, а потому не следует воспринимать слишком близко к сердцу нанесенные оскорбления. Будь она взрослой девушкой, она так и подумала бы. Но Алька была еще подростком, импульсивным ребенком. И ей невыносима стала сама мысль о том, что мать сейчас говорит так, как действительно думает.

Дослушав обвинительный акт до конца, Алька опустила глаза и прошла к себе в спальню. Она соглашалась с тем, что виновата, так как должна была позвонить Лоре и предупредить, где она и с кем. Да, она чувствовала себя виноватой, но теперь она скорее откусит себе язык, чем признается в этом.

Настроение было преотвратительное. Ничего не хотелось. Уже давно проснувшись, Алька неподвижно лежала на спине и бессмысленно разглядывала трещину на потолке. Из кухни доносились обычные звуки – стук крышек и кастрюль, шум воды из крана и звон ложек о тарелки. Засвистел на плите чайник. В зале также не было тихо, отец включил телевизор, там шла передача “120 минут”. А Алька все лежала, заложив за голову одну руку, и сама мысль о том, что придется вставать, одеваться, завтракать, идти в школу и учиться, вызывала у нее отвращение. Мама не заглядывала в ее комнату, как обычно, с веселой побудкой: “Алина, пора вставать! Уже поздно!”

Алина… Дурацкое имя.

Резким движением она сбросила одеяло и вскочила на ноги. Быстро оделась, умылась, стараясь избегать даже взглядов в сторону кухни. И так как время до ухода еще было, она не стала завтракать, а вернулась к себе, нацепила наушники и принялась слушать самую тяжелую для восприятия музыку – группу “Союз”. Сейчас ей было нужно именно это. Она знала, что, даже если мама и позовет ее завтракать, она не услышит, а мать при данных обстоятельствах настаивать не будет. Для этого пришлось бы толкнуть ее в плечо, а мать мнит себя слишком правой, чтобы умолять.

Так и произошло.

Не произнеся ни слова, Алька вышла из квартиры и на площадке столкнулась с Лорой, которая выражала недоумение по поводу задержки. Обычно Алька выходила раньше и ожидала подругу, пока та закончит собираться.

– Что-то ты долго, – сказала Лора. – Я уже хотела звонить. Что-нибудь случилось? Где ты вчера пропала?

– Привет, – буркнула Алька, явно ее не слушая. Это можно было бы назвать рассеянностью, не будь она такой мрачной.

Лора замолчала и посмотрела на нее внимательней. Нет, кажется, это все та же Алька – с колючим взглядом, порывистыми движениями, без головного убора, и на темном фоне волос кое-где отчетливо выделялись светлые пряди. Но что-то все равно было не так.

– Ты не заболела? – спросила Лора.

Алька ей не ответила. Они спустились во двор и направились в сторону школы. Лора говорила с ней, но та ее не слушала, шла молча и сосредоточенно, глядя в одну точку, и думала о своем. И так остервенело пинала ногой попадавшие по дороге камешки, что Лора всерьез встревожилась и схватила ее за рукав куртки.

– Аля, постой. Что происходит? Где ты вчера была?

Алька долго смотрела ей прямо в глаза своим физически ощутимым взглядом, затем выдернула рукав другой рукой и сквозь зубы сказала:

– Я делаю, что хочу!

Лора отступила, обиженная и по-прежнему недоумевающая.

– Ну конечно, Аля.

– Вот и отстань.

До школы они доли в полном молчании. Чуть не опоздали к звонку. Завуч проводила их удивленными глазами: ну, Алька еще могла опоздать, но Лора? Эта на редкость аккуратная Лора?

“Между ними черная кошка пробежала”, – решили в школе, однако ошибались. Просто Альке сейчас необходимо было одиночество, чтобы разбираться в себе и хорошенько подумать.

Домой подруги шли врозь. Алька специально не стала дожидаться, а убежала сразу после звонка с шестого урока, не загадывая по дороге в магазины. Дома она лишь переоделась в спортивный костюм, захватила заранее приготовленную сумку (там, кстати, лежали мыло, полотенце, расческа и тренировочные кроссовки, в которых удобно играть и в теннис) и пошла на стадион, хотя до ежедневных занятий было еще без малого три часа. Она и не думала, что могла остаться дома и пообедать или сделать уроки. Сейчас ей была несносна сама мысль об этом. Противно было смотреть и на собственную комнату с ее неприбранной постелью, беспорядком на столе и запылившимся зеркалом, вставленным в дверцу шкафа. Поэтому она спаслась бегством от неожиданно надоевшей обстановки.

На стадионе было совершенно пусто. На двери раздевалки висел здоровенный замок. Алька не посмотрела на него, бросила сумку к стебе, расстегнула куртку и направилась на основное поле. Там она принялась прохаживаться в разные стороны, время от времени развлекаясь легкими пробежками. Она задумалась, так, как не задумывалась никогда в жизни.

Что бы она не делала, чем бы не занималась, ее душа загоралась только здесь, на поле, в игре. Она жила игрой. Она отдавалась ей целиком и полностью, как ничему другому. Весь мир для нее исчезал со свистком арбитра, возвещавшим о начале матча. Возможно ли любить футбол сильнее, чем любила его она?

И пусть хватается за сердце мама, пусть хохочут и потешаются над ней все вокруг, пусть осуждают или игнорируют – она не сможет жить без футбола.

Постепенно ее захлестнули новые мысли. Захотелось стать вровень к кем-нибудь знаменитейшим – ну, к примеру, Юргеном Клинсманном, или Роберто Баджо, – и вступить в борьбу с любым соперником на уровне лучших команд мира. Хотя бы в мечтах. Внезапно она перестала ощущать окружающее, для нее не существовало теперь ничего, кроме поля и игры.

Со стороны это выглядело более чем странно: по совершенно пустому полю металась какая-то сумасшедшая девчонка, то устремлялась вперед, ведя воображаемый мяч, то выделывала хитроумные финты, то останавливалась и переводила дух. В одну из таких остановок она вдруг краем глаза заметила, что у беговой дорожки кто-то стоит. И до того она увлеклась своими мечтами, что зритель этот показался ей тоже плодом воображения. Не сразу она вернулась с небес на землю – слишком уж приятно было витать в облаках. А когда вновь посмотрела в том направлении, увидела, что зритель все еще там, стоит и пристально ее разглядывает.

Она не узнала его тут же, издалека, да при дневном свете. Сама же она представляла собой довольно занятное зрелище. Разгоряченная несуществующим сражением, сверх меры возбужденная, с розовыми от прилива крови и холодной погоды щеками, с растрепанными волосами – их просвечивало заходящее солнце и делало их золотистыми. Ну что за девочка!

Она была застигнута на месте преступления и, хотя ей очень не хотелось, вынуждена была подойти. А приблизившись, невольно вскрикнула. Ну какая же дура! Теперь-то уж точно попалась. Как можно было не узнать с первого взгляда это лицо, эти густые волосы, веселые синие глаза!

– Привет, – сказал Толик.

Он не в силах был сдерживать улыбку, видя ее растерянность. А она не знала, куда ей деться, от смущения и досады.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, вовсе не к месту, и не успела прикусить язык. Но он не обиделся.

– Я очень рад, что встретил тебя, именно здесь и именно сейчас, – сказал он. – Собственно, если бы я уже не знал, чем ты занимаешься в свободное от учебы время, то понял бы это из твоих действий несколько минут назад.

– И кто же меня выдал? – хмуро поинтересовалась она, засовывая руки поглубже в карманы куртки и встряхивая головой, чтобы откинуть с лица упавшие волосы.

– Ты думаешь, Игорь Исаев не в курсе твоего увлечения?

Она усмехнулась: