Игры для взрослых

Зрелище и впрямь было потрясающее.

Панорама ночного города – небо, бегающие или неподвижные огоньки, шум моря, едва различимый, глухой, но явный для жителей побережья, которые привыкли к нему с рождения. Вдалеке, где был расположен гарнизон, можно было разглядеть взлетающие самолеты. Шум автомобилей сюда почти не достигал.

– Как здорово! – восхищенно сказала Алька и повернула к Толику лицо, на котором лежали черные тени и золотистые отблески огней. Он кивнул.

– Сверху даже родной город кажется чужим и незнакомым, – произнес он тихо.

Здесь, наверху, было куда холоднее, чем на земле. Ледяной ветер свистел в ушах и обволакивал непокрытую голову со всех сторон. Алька невольно передернула плечами.

– Холодно? – с сочувствием спросил Толик. – Иди сюда.

Его куртка была расстегнута. Он прикрыл девочку, обняв ее сзади за плечи. Сопротивляться было поздно, да и бессмысленно – он вроде бы не собирался делать ничего плохого, просто укутал ее от холода, и если она вдруг начнет вырываться, он еще решит, что она ненормальная.

К тому же, с ним было так хорошо, тепло и уютно!

Она подняла к нему лицо, но увидеть не смогла – она сзади, зато так он лучше его услышит.

– Ты сказал про родной город. Ты тоже здесь родился?

– Да. Но потом мои родители разошлись, мама со мной уехала в Новороссийск, а папа остался.

– И что теперь? – заинтересовалась Алька.

Ее волосы чарующе блестели, глаза и губы – тоже.

– Много будешь знать – скоро состаришься. В каком классе ты учишься? – Он был хозяином положения.

– С чего ты взял?..

– По взгляду можно безошибочно определить возраст, – засмеялся он. – Впрочем, иногда школьницы умело притворяются взрослыми. Но я готов поклясться, что ты учишься в школе. В десятом классе…

– В одиннадцатом, – поправила она, досадуя на свои проклятые манеры и неумение любезничать. Она привыкла грубить всем подряд, всем лицам мужского пола, кроме отца, брата и тренера. А Толику ей грубить совсем не хотелось. Вдруг он обидится?

Неожиданно она испугалась и отстранилась от него. Просто молчание слишком затянулось, и она очень остро ощутила, как близко этот парень. Недопустимо близко. Пусть он ничего не делает, все равно, кто знает, что у него на уме.

– Давай вернемся, – попросила она тихо.

Он согласился, не скрывая своего удивления. “Ну и пусть! – подумала она. – Мне же будет лучше!”

Во всех трех комнатах Замятинской квартиры свет был погашен, только в зале, где собрались танцующие, мигала самодельная цветомузыка, но при ее слабом свете только стоя лицом к лицу можно было узнать знакомого человека.

Алька прокралась вдоль стен и спряталась в спальне самого хозяина. Ей это было безразлично. Она должна была побыть немного одна и согласовать друг с другом мысли и чувства. В комнате было темно, но она нащупала возле окна стул и опустилась на него почти без сил.

В себе она сомневаться не могла – бесспорно, Толик ей нравился, и она с удовольствием еще раз убежала бы с ним на крышу, если бы… Да, если бы она была уверена, что он не смеется. Насмешки она боялась даже больше, чем прямого оскорбления или одиночества. Толик такой симпатичный, а за столом сидели, помимо Альки, такие хорошенькие девушки, одна другой лучше, и игриво улыбались… Улыбаться мальчикам Алька не умела, да и не хотела. Нет, смеяться над собой она никогда и никому не позволит.

Ну почему, почему она не худеет от тренировок? Хотя, даже похудев, невозможно сразу стать женственной. Нужно учиться медленно и плавно ходить (с ума сойти, какая это мука!) и вообще, измениться полностью, с головы до ног… Выбросить из лексикона жаргонные словечки, такие иногда меткие, отучиться ехидничать, да усвоить всякие эти взгляды искоса и милые улыбочки…

Но ведь это означает отказаться от того, что ей больше всего в себе нравится! Это значит – поддакивать родителям, Лоре, тренеру, плыть по течению и не иметь своего мнения.

Нет, на такое она не пойдет даже ради дружбы с Толиком. Пусть принимает ее такую, какая она есть, а иначе… иначе пусть убирается ко всем чертям!

Дверь в комнату приоткрылась, кто-то просунул в щель голову и оглядел комнату. Алька надеялась, что ее не видно в темноте, однако ее черный силуэт возле окна отчетливо выделался на фоне темно-синего неба. Толик без колебаний шагнул к ней, пошарил рукой по стене возле двери и щелкнул выключателем. Комнату залил свет.

Жмурясь от яркости, Алька пыталась привести в порядок мысли. От волнения она решила пойти в атаку.

– Что тебе нужно? – возмущенно воскликнула она. – Не подходи ко мне!

– В чем дело? – изумился Толик. – Я так долго тебя искал…

– Не нужно было!

Она решительно направилась к выходу, оттолкнула его от двери и вышла. К счастью, Лора не танцевала, остановилась передохнуть в прихожей около вешалки, так что не было нужды разыскивать ее в кругу при слабом мерцании цветомузыки. Алька с лихорадочной поспешностью обулась и оделась.

– Что с тобой? – спросила Лора, приглядываясь к подруге. – Тебя что, обидел кто-нибудь?

– Нет, – ответила Алька. – Я пойду домой.

– Ладно, – сказала Лора. – Может быть, тебя проводить? Уже поздно и темно…

– Вот именно. Сама обойдусь.

Она пулей вылетела из квартиры, словно сама эта атмосфера угнетала ее. Лифта дожидаться не стала, спустилась по лестнице чуть ли не бегом. Но, очутившись на улице, быстро утратила запал – стало обидно и тоскливо. Будь она такой же красивой, как Лора или Лена, она, поступая точно так же, как сейчас, могла бы верить в то, что Толик бросится ее догонять. “Черт бы меня побрал!”

По телу пробежала дрожь. Она подняла глаза. Она прошла гораздо меньше, чем ей казалось. Но сил двигаться живее не было. Она тихонько брела по улице, понурившись и задумавшись.

Вдруг она услышала за спиной торопливые шаги. На удивление знакомый голос Толика окликнул ее. Она остановилась и обернулась. Его появление до того соответствовало ее мыслям, что в первый момент она смешалась. А потом бросилась бежать.

Ах, если бы ей не мешала эта длинная узкая юбка! Никто лучше нее не бегал кроссы.

Не успела она сделать несколько шагов, как Толик догнал ее. Он схватил ее за плечи и даже сквозь холодную куртку ощутил их тепло. И повернул ее к себе лицом.

– Пусти меня! Я тебя боюсь! – в отчаянии выпалила она и сделала тщетную попытку вырваться.

С первого взгляда она поняла: он зол не на шутку.

– Нет, подожди! Сначала поговорим, госпожа недотрога. Чем я тебя напугал? Я похож на бронтозавра?

Она молчала.

– А на крыше… – продолжил он, но она прервала его еще одним рывком, за что и была наказана – он усилил хватку, а руки у него были из тех, которыми жмут гири.

Плечи свело от боли.

– На крыше, – твердо продолжил он, – я просто хотел согреть тебя и поговорить, как цивилизованные люди. Я не знаю, что в этом плохого, и не в силах вникнуть в твои маневры. Что я сделал не так? Или я действительно похож на людоеда?

Она опустила голову и отвернулась, чтобы скрыть непрошенные слезы, и поднесла к глазам руку.

– Да при чем здесь ты! – воскликнула она. – Оставь меня в покое! – добавила она дрожащим голосом, совершенно сломленная неравной борьбой, которая происходила сейчас у нее внутри. С одной стороны, инстинкт самосохранения подсказывал ей, что самое время удирать со всех ног подальше от опасности всерьез влюбиться, а потом быть осмеянной. С другой стороны, железная логика уверяла: так, как раньше, уже никогда не будет. Толик первым из всех людей земного шара осмелился заговорить с ней в таком тоне, не испугался ее колючек и потребовал объяснений. И сделал ей больно. Больно, как никогда.