Триумф и прах

– Но на ней следы истязаний!

– Это называется несколько иначе…

Он резко обернулся, лукаво глядя мне в глаза. Беседа была деликатной. Кемелли рассуждал беспристрастно, без амбиций, смущений, а я чувствовала себя крайне неловко и пожалела, что предалась воле исступления.

– Вы полюбили Каприс? – наконец выдавила я, пытаясь сгладить уничтожающе стыдливую атмосферу.

– Нет.

– Тогда зачем вы согласились провести с ней ночь?

– Инстинкты. Я вам противен?

– Более чем вы сумели бы себе представить.

Джеймс хмыкнул, принимаясь мерить комнату шагами исследователя.

– В таком случае, вы презираете не меня, а природу, которая создала меня таким.

– Вы животное! – воскликнула я.

– Отчасти так, – он снова приложил трубку к губам.

– Вы не думаете о чувствах других! Неужели вам никогда не бывает гадко от себя самого?

– Нет. Я принимаю всё явным, а не в призрачной дымке ложного восприятия. Право, я не знаю о каких чувствах идёт речь! Каприс не любит меня. Она хотела получить удовольствие – она его получила. Я в ответе за то, что сделал, но не за то, каким образом вынесла в свет эту ночь Каприс.

Последние слова Джеймса заставили меня задуматься. Каприс действительно была заинтересована в том, чтобы Летиция считала Джеймса чудовищем. Потому приложила колоссальные усилия для убеждения сестры, не забывая обогатить события искаженным смыслом. Пожалуй, коварству завистливой женщины в природе нет равных…

8

На следующий день чуть свет в мою комнату постучали. Глубокие раздумья и сон, где Летиция падает в омут, не дали полноценно отдохнуть. Разбитой я встала с кровати и открыла дверь.

– Белла, мне срочно нужна твоя помощь! – выдала Летиция, залетая в комнату. Её лицо рдело, а глаза переливались отчаянием. Она говорила так быстро, что была непонятна суть её просьбы. – Нужно скорее всё сделать, пока он не вернулся! Я видела, Джеймс дома, в кабинете отца. Кабинет на первом этаже, первая дверь налево. Запомнила?

Она протянула неподписанный конверт и повернула меня к шкафу, подразумевая, что мне надлежало одеться. Я вспыхнула, поворачиваясь к ней лицом.

– Объясни по порядку, чего ты от меня хочешь?

– Ради всего святого, сделай для меня эту малость! – Летиция крепко вцепилась в мои руки. – Я больше никогда тебя ни о чем не попрошу! Клянусь! Тереза сказала, Уильям собирается женить Джеймса на Каприс. Это мой последний шанс! Надо чтобы Джеймс прочел моё письмо до прихода отца. Тогда он не станет жениться на ней! Белла, не бросай меня в беде! Умоляю!

Из глаз Летиции брызнули слезы, заставившие меня наскоро совершить туалет и быстро (насколько позволяла нога) прийти к дому Кемелли. Я громко постучала несколько раз, но мне никто не отворил. И тогда я набралась дерзости тихонько войти.

В доме летала тишина; не было посторонних звуков и шагов, и стоило полагать, в доме действительно никого не было. Слева находилась дверь, где по мнению Летиции располагался кабинет старшего Кемелли и там должен находиться Джеймс. Не нарушая этикета, я постучала и спокойно вошла. Джеймса в комнате не оказалось. Ближе к окну располагались письменный стол с выдвижными ящиками и прилежно сложенной макулатурой и два широких кресла, под ногами персидский ковёр, сбоку закрытый шкаф – пышная обстановка этого дома не обошла стороной и эту комнату, почитающую строгость за успех решаемых здесь моментов.

Я собиралась уходить, как вдруг со стороны двери послышались чьи-то расторопные шаги. Они приближались очень быстро, и времени на раздумья оставались секунды. Я предположила, что в кабинет направляется Джеймс, что было мне на руку; но моё присутствие в чужом доме при таких обстоятельствах выглядело крайне нелепо и подозрительно. Меня охватило стыдливое волнение. Что если в кабинет поспешает сам Уильям Кемелли собственной персоной? Страшно представить, каким образом придется объясниться, почему нахожусь в кабинете без положенного разрешения хозяина. Моё сердце отчаянно металось в груди.

– Чудесная выдалась прогулка, – сказал мужской, сипловатый голос.

Не найдя лучшего убежища, я открыла шкаф (в одной стороне лежали книги, в другой – висели сюртуки) спряталась в одежде и стала наблюдать сквозь щель между закрытыми дверцами. Дверь в кабинет распахнулась; показалась статная, мужественная фигура мужчины лет пятидесяти, полностью седого, с гладкими приглаженными волосами. Черты его маленького лица были необычайно благородны. На пальцах ухоженных рук отливали блеском драгоценные перстни, в кармане – часы на цепочке, в глазу – монокль; одежда опрятна и новомодна. Это и есть Уильям Кемелли, подумалось мне. Вторым был Адриано Медичи.

Уильям обошёл стол и сел в кресло, жестом показывая на свободное место напротив.

– Благодарю, – сказал Адриано. – Уильям, так о чем ты хотел поговорить?

Синьор Кемелли достал сигареты из стола и предложил Медичи. Тот угостился одной со словами благодарности; вскоре оба пускали сизый дым, копаясь в собственных мыслях. У меня дрожали ноги. Шкаф был сделан из добротного дерева, и щелей практически не было, кроме той, что оставила. Воздуха становилось всё меньше; да и тот представлял собой смрад, в котором смешались духи, запахи старой одежды, пыли, и от него кружилась голова. Моей задачей было не впадать в отчаяние.

– Дорогой друг, – чувственно сказал Уильям, стряхивая пепел. – Ты знаешь, семья Кемелли владеет плантацией десятки лет, и мы прекрасно знаем о семьях друг друга…

Адриано Медичи понимающе кивал, и Кемелли продолжал вкрадчивым, деликатным тоном.

– Да, мы уроженцы разных стран. Но на пороге современности нет смысла отделять одних от других. Насколько мне известно, ты собираешься выдать дочерей замуж, а я планирую положить конец холостяцкой жизни сына. Почему бы нам не избавиться от проблем обоюдно? Давай обручим моего сына Джеймса и твою дочь Летицию.

Поочередно потирая пальцем размашистые, черные усы, Адриано старался выглядеть деловитым, но блеск хитрых маленьких глаз выдавал его. Он слегка помедлил, отяжеляя воздух интригой своего решения. Кемелли ждал с присущим достоинством английских джентльменов.

– Caro! Клянусь, я польщен твоим предложением. Оно требует некоторого времени на размышление. Все-таки обе мои дочери – достойные девушки, и многие в Италии почтут за честь сродниться с нами.

Было понятно, что Медичи набивал себе цену. По всей видимости Уильям сразу раскусил честолюбивые помыслы гостя и сдержанно улыбнулся.

– Согласен. Не зря же и я не устоял от такой выгодной сделки.

Они обменялись улыбками, как два предусмотрительных торговца, боящихся упустить удачу, чувствуя, как та ускользает у них из рук. Адриано ещё немного подумал.

– Видишь ли… – неторопливо изрёк он. – Твоё предложение смутило меня не своей внезапностью, а сутью.

– Без пояснений наш диалог обречён на провал, дорогой друг, – ответил Уильям. – Что мешает тебе согласиться на их брак?

– Пойми меня правильно, Уилл. Мои девочки имеют небольшую разницу в возрасте, тем не менее, сперва я бы хотел выдать замуж Каприс, а не Летицию.

Уильям галантно склонил голову и взглянул на собеседника смеющимися глазами.

– Понимаю, Каприс – прекрасная партия. Она красивая и бойкая. Но мне бы хотелось, чтобы жена Джеймса обладала такими качествами, как смирение и мудрость. Не сочти за оскорбление, я ни в коем случае не хочу задеть твои отцовские чувства. Однако, смею заверить, что Джеймс и Летиция больше подходят друг другу.

Адриано помолчал, делая глубокую затяжку сигаретой. Я предположила, что ответ у него был готов тут же, и лишь для большей важности он тянул время. Уильям глядел на него тем же величественным взором, продолжая спокойно курить.

– Что ж, по рукам: Летиция так Летиция. В конце концов я устрою судьбу обеих дочерей, и не важно сейчас или несколько позже.

– Абсолютная правда.

То, как Уильям держался в переговорах, сулило ему достижение немалых побед. Для мужчины он имел довольно мягкий, красочный голос, что могло сослужить ему службу на сцене; его жесты – эталон учтивости, его мимика благородна и своевременна; галантность сочеталась в нём с королевским достоинством. Удивительно, что Джеймс не унаследовал ни одну из богатства черт любезного характера синьора Кемелли.

Они докурили сигареты в гробовом молчании. Определённо, друзьями их было не назвать. Вопреки тому выражали взаимные почёт и радушие.

– Мы ждём вас завтра на обед, – вставая, сказал Медичи, – обсудим детали обручения.

Они пожали руки, и Адриано удалился.

Пораженная открытием, что женой Джеймса станет не Каприс, а Летиция, я снова убедилась, что полагаться на слухи глупо, даже если первоисточником служила уважаемая женщина Тереза. У меня спирало дух от мысли, что Уильям откроет шкаф и обнаружит меня там. Я металась между позором и паническим отчаянием рассекретить себя. Пока мною совершался выбор, синьор Уильям встал с места и повернулся лицом к окну. Сложив руки за спиной, он размышлял. Его задумчивость не улетучилась даже, когда в кабинет энергично постучали.