К каждому придёт счастье!?

Отец промолчал, хотя напрягся, и скулы у него неожиданно покраснели. А утром, собравшись на работу, он постучался в комнату, где она спала, зашёл и, немного помявшись, выдавил, не глядя на неё: «Катя, ты прости меня. Я виноват».

– Ничего, я всё понимаю, – быстро сказала она. Слишком это было неожиданно.

Он покачал головой, махнул рукой и вышел, так и не взглянув на неё.

А она неожиданно разревелась. Ничего она не понимала. Чем она провинилась? За что должна страдать? За то, что родилась?

Проплакавшись, она встала, умылась холодной водой, собралась и уехала на первом автобусе.

Больше домой она не ездила. Мать иногда передавала с кем-нибудь сумку с продуктами, изредка присылала немного денег. Но Катя на это особенно не рассчитывала. Она всё время где-нибудь подрабатывала: мыла подъезды, носила почту, работала санитаркой в больнице. Работа обычно была временная, зарплата небольшая, но только так Катя могла прожить.

Так что семьи у неё, скорее всего, нет. Зато теперь у неё есть Димка. Так он сказал. Господи! Неужели правда?!

Она подняла голову, губы их встретились. И они начали целоваться, забыв обо всём на свете.

К действительности вернул гневный возглас старушки, которая призывала на их головы все кары небесные:

– Люди добрые! Что ж это делается! Белым днём! У всех на виду! Ни стыда, ни совести!

Выдернутая из чудесного забытья столь бесцеремонно, Катя вскочила и собралась бежать. Однако Дима удержал её руку.

– Что случилось?

Катя стояла пунцовая и несчастная. Воодушевлённая её виноватым видом, старушка собралась продолжать, но наткнулась на тяжёлый Димин взгляд:

– Бабушка, идите себе!

Старушка выпучила глаза, как будто подавилась уже готовой тирадой, проглотила и снова намеревалась продолжать.

Дима ещё более грозно посмотрел на неё и повторил: «Идите!»

Старушка пошла, но негодование выражала даже её спина.

– Катя, что ты меня дёргаешь, руку оторвёшь!

– Дима, пошли, пожалуйста, отсюда. Ужас какой!

– Да что случилось? Какой ужас?

Она, казалось, его не слышала. И ему пришлось встать и даже немножко встряхнуть её. Она держалась руками за щёки, совершенно красные, и бормотала виновато:

– Ой, стыд-то какой!

– Да какой стыд? Что мы такого сделали? Поцеловались?

– Днём! В общественном месте! Ужас!

– А если не днём и не в общественном месте, то не ужас? – он неожиданно рассердился.

– Дим, пойдём отсюда. Пожалуйста!

Он посмотрел на неё и пошёл. Некоторое время они шли молча. Потом он сказал:

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Если не днём и не в общественном месте, то не ужас? Мы ничего постыдного не делали.

– Я не говорю, что мы делали что- то постыдное. Но я думаю, что всё это очень личное, и выставлять напоказ это нехорошо. И целоваться на людях нехорошо.

– Но ты же целовалась не с кем-то, а со мной.

– А я ни с кем, кроме тебя, и не целовалась.

Он остановился:

– Как?

– Так, – коротко передразнила она.

Он чуть не спросил «почему», вовремя опомнился, и некоторое время они шли молча. Потом Катя сказала:

– Знаешь, меня мать всю жизнь шпыняла, как только я подросла и пока не уехала: «Смотри! Смотри! Не смей!» Я думаю, больше всего она боялась, как бы я не повторила её ошибку. «С парнями не гуляй! Не ходи! Не позволяй!»

– И ты не позволяла.

– Нет. Да мне и некогда было.

Он засмеялся, обнял её за плечо и чмокнул в нос:

– Ладно, пошли. Или это тоже неприлично?

Она покосилась на руку, лежащую на её плече, но промолчала.

– Пошли домой, правильная моя!

В конце августа Катя уехала к тёте, и Дима заскучал. Казалось, что из его жизни вынули большой и важный кусок. Дима удивлялся себе и с нетерпением ждал Катиного возвращения.

В день её приезда они стали близки. То есть в вечер.

Дима встретил её, помог донести вещи до общежития. И тут выяснилось, что в общежитии нет воды. Совсем. Ни горячей, ни холодной. Ни помыться, ни приготовить еду нельзя. Катя совершенно растерялась. И Дима уговорил её поехать к нему. Благо родители были на даче.

– Ну что, сначала ужинаем или в ванну.

– В ванну, конечно, я вся в пыли.

Он отправил её в ванну, выдав полотенце и свой банный халат. А сам стал собирать ужин. Резал огурцы с помидорами, колбасу, хлеб и всё время прислушивался к звуку льющейся воды и представлял Катю в ванне.