Две тысячи журавлей

– Акутоо… – прошептал я.

– Да? – ответил он, запыхаясь.

– А ты бы мог быть мне просто другом?

Оборотень удивлённо остановился.

Ничего в жизни своей я так не ждал, как его ответа!

5-ый Красный

За годом год

Пройдут тысячелетья,

Но непременно будут на земле,

Как и сегодня,

Сливы расцветать!

Садзи-но Кообито

Я задумчиво читала свиток с повестью о прекрасном принце Гэндзи. Точнее, прикидывалась, будто это занятие меня занимает. Мягкий свет лился в просторную комнату с изящной мебелью, облупившейся, облезшей от старости.

Конечно, время придаёт вещам очарование, сглаживает резкий блеск, наносит причудливые трещины, треплет края, показывая, что свиток читали уже не один десяток лет, значит, он долгое время был интересен людям. Но наступает время – и восхищение старыми вещами переходит в недоумение перед мимолётностью красоты и бренностью сущего, которое затем перерастает в страх перед разрушением и отчаяние. Так как невольно начинаешь задумываться о том, что вечного в мире нет. И хотя красота восхитительна именно благодаря своей простоте и мимолётности, её исчезновение доставляет сердцу горечь. И вместе с тем – тревожит мыслями о том, что и человек – не вечен.

И этот старинный свиток, готовый рассыпаться пылью от старости, навевал слишком много подобных мыслей. Увы, новый, нарядный, который я ещё не успела рассмотреть, отец уже подарил ему кому-то. Я видела, как он обильно размазывал по нему алую краску, как яростно встряхивал кисточкой над голубоватой бумагой, над синим шёлком, к которому крепился свиток. Отец мне ничего не объяснил, выставил меня под предлогом того, что «каждая молодая дама должна в совершенстве играть хотя бы на одном музыкальном инструменте». Ну да к чему тут объяснения? Мне и так понятно, что он затем напишет на красивом листе бумаги, что это его кровавые слёзы, пролитые из-за жестокости жестокосердной красавицы, припишет один-два стиха из старинной антологии, красиво выведет что-нибудь душещипательное – и пошлёт очередной даме, то ли красивой, то ли просто талантливой. Он так «тосковал по рано покинувшей его жене», что его «сердце разрывалось от боли, а рукава кимоно то и дело промокали от слёз». Да мне-то что? Я уже поняла, что это обычное поведение для мужчин нашего круга. Но мог бы хотя бы подарить мне братика или сестрёнку, дабы скрасить моё одинокое существование!

Вздохнув, изящным движением отложила свиток, медленно и величественно поднялась и медленно побрела по дому, приподнимая подолы семи одеяний. Конечно, неприятно будет, если кто-то увидит мои неприкрытые ступни и голени, но так шёлковые кимоно не шуршат по полу – и мне удаётся передвигаться бесшумно. И я могу подслушивать разговоры немногочисленных слуг. Недостойное деяние для молодой госпожи, но что же делать со скукой?

Незаметно добралась до кухни, уши выхватили обрывок разговора няни и доставщика провизии:

– …Говорят, что он уже с неделю как поселился в заброшенной усадьбе! – тихо и встревожено произнёс слуга.

– Ах! Они! В нашем городе! – отчаянно вскричала моя няня.

– О, боги! – благодарно прошептала я, выронив подолы своих одежд.

Сообразив, что мой вскрик могли услышать, рванулась, запуталась в длинных одеяниях и с вскриком упала на пол. Вот теперь-то слуги поймут, каким гадким занятием увлекается их госпожа. А прислужники у нас почти все старые, преданные – потому и согласны работать за такое малое жалование – и их осуждение, их укоризненные взгляды будут больно ранить мою душу.

Слуги, няня выскочили в проход, обступили меня, заохали. Я медленно прикрыла глаза и притворилась неподвижной. Может, они будут так волноваться обо мне, что забудут обдумать, как я тут оказалась?

– Бедняжка, как она испугалась! – заохала моя милая няня и злобно прошипела: – Дурень, к чему ты сказал о демоне?!

– Ну, дык говорят, что они….

– Они! Подумаешь, они! Мало ли, что глупые люди говорят?!

Последовал мужской вопль и обиженное:

– Волосы-то мои чего тебе сделали, старая ведьма?!

Мужской вскрик. Яростное сипение, возмущённое:

– Да отпустите же меня! Отпустите! Я ему все волосья повыдергаю, злодею этому! Люди, да не держите ж меня! Посмотрите, до чего этот мерзавец довёл юную госпожу!

Едва сдержалась, чтобы не улыбнуться: шум поднялся хороший, возможно, забудут о причине моего появления около кухни. К тому же, хвала милосердным богам, на мой радостный вскрик внимания не обратили. А то бы столицу за пару часов облетел пикантный слух, что молодая госпожа с 4-ой линии обрадовалась появлению демона. И чего бы только на сей счёт не наплели злые языки! А что мне делать? Впервые услыхала столь занятную новость! Конечно, они – злые и жестокие существа – и приличной девице тут радоваться ни к чему: ей полагается бояться и звать монахов, отгоняющих злых духов. Разумеется, я боюсь, но вот монахам за обряды и молитвы мне платить нечем. А отец не даст: он всё своё жалование на себя тратит. Ох уж эти деньги! Так не хочу о них думать, а они лезут в мои мысли, лезут!

Вечером, когда мы засиделись с няней у открытого окна, любуясь на полную, прекрасную луну, осторожно спросила:

– Аой, а видел ли кто-нибудь этого они вживую? Или о нём только говорят?

И с трепетом ожидала ответ. Уж не знаю, что хотела услышать больше: «да» или «нет».

– Ох, госпожа, что за глупости вы говорите! Вам послышалось, что Китиро сказал «они»: на самом деле он говорил о том, какие вкусные онигири приготовила его жена в тот день, когда он нашёл новую работу! – укоризненный взор. – И, милая моя девочка, госпожа не должна подслушивать чьи-либо разговоры, как это делают глупые прислужницы! Даме подобает вести себя достойно и прилично, иначе ни один уважающий себя господин ею не заинтересуется, будь она хоть в сто, в тысячу раз красивее и талантливее других девушек Киото!

Последовала длинная и нудная тирада. Уж как я ни привыкла к ворчанию моей заботливой нянюшки, однако ж в этот день она оцарапала мои уши и душу своими пристающими словами. Впрочем, я держалась, так как в моей жизни наконец-то произошло что-то необыкновенное – и это придало мне сил.

Ночью мне не спалось. Мысли о возможном явлении демона приятно будоражили мою унылую душу. Вряд ли бы я ему так обрадовалась при встрече, как сейчас, только мельком услышав о нём. И, всё-таки, это было что-то новое, непривычное. Не то чтобы прекрасное, но ужас и необычность новости мне нравились. Права Аой, сказавшая, что мне уже замуж пора. Был бы у меня муж или тайный любовник – думала бы я о другом. Увы, отец не спешит докладывать свету о моих достоинствах, наверное, он и вправду хочет сделать меня наложницей императора, чтобы потом, если повезёт, стать дедом следующего, отцом королевы-матери.

Тихо выбравшись из постели, накинув поверх ночного кимоно ещё шесть, скинутых вечером, подобрала подолы и тихо отворила сёдзи. Если бы не шумное дыхание няни, лежавшей за перегородкой, не заметила бы её и могла наступить. А так каким-то чудом обошла, прижавшись к тонкой стенке, молясь, чтобы она не сломалась от напора, и двинулась к комнатам отца.

Хозяин дома не спал, а нервно перебирал струны бива. Неожиданно прервался, насмешливо сказал мужчине, сидящему рядом с ним:

– А ведь на этом можно неплохо подзаработать.

– Подзаработать? Как же! – фыркнул его приятель. – Мыслимо ли дело, чтобы аристократ угрожал даймё пересечь ему путь, если ему денег не заплатят?

Переезды богатых даймё из поместий в Эдо должны обставляться очень пышно, да и гордости у этих выскочек, окруживших себя воинами, немало, но если по дороге подвернётся им какой-нибудь, пусть даже разорившийся аристократ в плохой повозке, военному землевладельцу всё равно придётся вылезть и поклониться. Наверняка найдутся те даймё, которые с готовностью заплатят, только бы кугэ перед ними не проезжали! Но если отец вздумает угрожать могущественным даймё, то как бы ни вышло беды! Увы, в наше время сила у воинов и богачей. Разве что найдутся иногда монахи или мастера, перед чьей добродетелью или искусством дрогнет рука убийц, не посмеет занести оружие. Что уж говорить о моём бедном отце! О, как у меня бешено бьётся сердце!

До утра не сомкнула глаз, проливая горькие слёзы. Что мне какой-то страшный демон, когда отец затеял такое опасное дело? Что я буду делать, если его убьют? Он – моя единственная опора в этом суетном и жестоком мире!

Утром отец встал рано-рано и куда-то уехал. Мне и кусочек в рот не лез, до того тревожилась. Правильно говорят, что в неведении – блаженство.

Вечером он вернулся живой и невредимый, мрачный. Я вздохнула спокойно, ушла к себе и долго, пылко возносила богам молитвы.

Вот только рано успокоилась. Отец повадился разъезжать по окрестностям, будто паломничество по храмам совершал, и я боялась, что не за тем он ездит, что встретится ему злой и могущественный дайме, прикажет зарезать моего отца прямо на дороге или наёмного убийцу подошлёт.

Этой ночью на небе мерцала полная луна, таинственная и прекрасная, поэтому вечером к отцу зашли друзья-придворные. Они любовались луной, сочиняли стихи, пели, играли на разных музыкальных инструментах, пили. Я осторожно выбралась из своей комнаты и спряталась неподалёку, за ширмой. Жалко, что не могу присоединиться к ним! Среди них есть хорошие музыканты, а как тот молодой мужчина умело цитирует стихи из старых антологий!

Кто-то из придворных вошёл в дом, наткнулся на меня. Икнул и радостно шепнул:

– Здравствуй, служаночка! – после чего сгрёб меня в охапку и полез рукой мне за ворот.

С трудом вырвалась, бросилась прочь. Он кинулся за мной. Налетела на ширму, отчего едва не попала ему в руки. Хорошо, что наткнулась на вазу, треснула его ею – и побежала. Он помчался за мною, сердито сопя. Отчего-то мне стало жутко. В темноте налетела на дверь, едва сумела открыть её дрожащими руками. Выскочила в сад, кажется, с другой стороны дома, помчалась, задыхаясь от непривычки. Мужчина гнался за мною и тихо ругался. Я поняла, что пощады не будет, так как удар вазой сильно зацепил его гордость и голову.

Позвать на помощь? Но с другой стороны сада так громко смеются, что могут и не услышать. Или решат, что мы любовники – это ещё хуже! Ох, не могу больше! Я бегала давным-давно, будучи ещё очень маленькой, потому теперь, пробежав всего ничего, уже изнемогаю от усталости. А мужчины хотя бы тренируются в стрельбе из лука и других, подвижных развлечениях, так что он меня скоро догонит. О, боги! А впрочем, я сейчас готова принять помощь и от демона!